Балерина

Ивану показалось это смешным и он решил, что нашёл себе развлечение. Заодно и голова стала проходить. Иван развалился и стал следить за девочкой. Забавная такая. Самая мелкая и тощая из всех. Машет руками, а их, как тонкие ветви, вдалеке почти не видно.

Тогда Иван встал, и бесцеремонно топая, пересёк почти пустой зал, чтобы занять место поближе, а заодно разглядеть как упадет она в следующий раз. Предвкушал, смакуя собственное ожидание.

Девочка вместо того, чтобы порадовать его и снова шмякнуться, привстала на большие пальцы ног и пошла на них вперёд, потом назад. Иван не поверил глазам. Издалека он не замечал такое чудо.

“Наверное, деревянные калоши у нее под чулками”, – догадался он. Девочка тут же, назло его ожиданиям, стала разгибать пальцы раз за разом, принимая разные позы. И тут ему стало ясно, что она взаправду так ходит!

Иван часто заморгал, почесал затылок и вспомнил одного прапорщика, который отжимался на трех пальцах одной рукой, и как ему вся часть проигрывала споры на слабо. Офицеры свистели и ругались, отдавая ему свои деньги. Уникальный человек был этот прапорщик… Но даже он такого не умел!

Хождение на пальцах, маленьких, почти незаметных, поражало. Девочка постоянно балансировала на кончиках стоп и семенила ножками. Иван сжал подлокотники и стал вглядываться. Она резко завертелась на одной ноге, стоя при этом на одном большом пальце! Казалось невероятным…

Иван прищурился, хмыкнул и недоверчиво повертел головой. Девочка стала путешествовать от одного конца сцены в другой не прекращая вращения. Только лицо задерживалось на мгновение, направленное в зал с широкой открытой улыбкой. При этом она вскидывала руки под разными углами и резко вздергивала ногой, удерживая равновесие. Иван не заметил, как его челюсть поползла вниз.

Удивительная девочка закончив кружение, подпрыгнула высоко, при этом широко расставив голени. Иван прикинул, если с такой растяжкой, как у нее шагать по плацу, то генерал дал бы ему месяц отпуска перед тем, как направить в торжественный караул. А ведь туда стремились все, из-за знатной кормёжки!

Затем подружки подскочили и сложили ладони чашечкой, а девочка, весело бегая по сцене, шагнула на опору из их рук и взлетела в ввысь. Иван перестал дышать. Он провожал глазами невесомый блик, парящий над головами. Девочка на миг растворилась в воздухе и летела на два-три роста выше над всеми. Она, что переломать себе ноги хочет? С улыбкой она совершила в полёте полный оборот и приземлилась на одну ногу, перенесла вес на другую и тут же стала вновь вертеть свои загогулины. Ивана вжало в кресло, и только потом он понял, что слышит аплодисменты.

Во время хлопков в голове Ивана стояли неприличные, но очень восторженные фразы. Только ими он мог выразить восхищение в этот момент. Отжимающийся прапорщик не шел ни в какое сравнение. А неугомонная девочка плыла себе дальше вдоль подруг. Они пытались выполнить те же движения, что и она, но выходило совсем не так мастерски. Вместо хождения на пальце получалось жалкое ковыляние. Кружения неуверенные, а прыжки не впечатляли. Их белые платьица с торчащей в стороны юбочкой сидели даже как-то не так. Не так подогнано и опрятно, как на той умелой девочке.

Иван заметил, что невольно притопывает в такт музыке. Где-то внутри его всё поплыло. Но вдруг девочка растворилась в толпе других балерин и пропала со сцены. Иван искал глазами именно её. Но повторного выхода не случилось. Она появилась только на прощальных овациях.

Два десятка балерин стали в ряд и одновременно поклонились зрителям, а их седоволосая руководитель благодарила зрителей за поддержку. Удивительная девочка держала подруг за руки, краснела и смущённо улыбалась. Было заметно, как она устала, но между частыми дыханиями она слала в зал энергичные воздушные поцелуи. Собранные в пучок волосы обнажали маленькие оттопыренные ушки. Иван разглядел острый приподнятый нос с горбинкой, неровный, с плоскими губами рот, высокий лоб над серыми глазами. Совсем как у его одноклассницы, которая не пользовалась популярностью у парней. “Эта девочка так же красавицей не вырастет”, – прикинул он.

Аплодировать не стал. Просто вышел первым и очутился в привычном ему мире.

Рядом с ДК шла широкая улица с оживлённым рынком. Машины с товарами, продуктами развалились, перегораживая проезжую часть, а вокруг сновали грузчики, торгаши и покупатели. Кто подшучивал, кто смеялся, кто ругался. Иван шёл без цели и ощутил толчок в бок. Толстая тетка проносила мимо увесистые сумки.

– Прешь куда? – нагло гаркнула она и проковыляла дальше.

Иван посчитал не нужным отвечать. Вокруг люди курили за разговорами, плевались, таскали тяжести. Их суета была далека. Ивану они казались малозначимыми тёмными пятнами. Он встал зачарованный у фонарного столба и попытался вспомнить мелодию, застрявшую в памяти. Музыка продолжала звенеть в ушах, и он покивал в такт, желая чтобы засевшие звуки длились дольше. Ноты напел мычанием и опустил взор. На сером полотне асфальта в смеси лужи и трещин гуляли контуры кружащей девочки. Иван глубоко вздохнул, и погружённый в не спадающую пелену, поднял голову в небо. Там среди облаков девочка совершала свой умопомрачительный прыжок.

Иван задумчиво прокашлялся и медленно побрел к остановке.

**

По экрану ползли титры. Яркий блеск рекламного ролика вырвал его из воспоминаний. Развесёлая рекламная вакханалия мешала, и Иван выключил звук. Мотив классической мелодии до сих пор стоял в его ушах. Иван пропел про себя и перед ним снова стали образы танца. Танца, который шёл вразрез с его реальностью.

Реальностью трёшки и её стен с потрескавшимися обоями, реальностью безработности и собственной бесперспективности, реальностью где ему платили деньги за орудование лишь одним инструментом – ножом, и где родители умерли, а близкие друзья отдалились, принимая его за отшельника и неуживчивого типа.

С музыкой в голове Ивану казалось, что он представляет из себя гораздо больше, чем о нём думают остальные, что он способен удивить людей собственным вниманием и доброжелательностью, а не способностью съездить по харе в нужный или ненужный момент. Иван хотел ужиться с миром и думал, что пытался. Но с одним, пожалуй, ему не удавалось ужиться – с бездуховностью окружающих. Наверное по этому он никогда не сожалел убивая. Все до единого жертвы казались ему одинаковыми, пустыми и оттого ненавистными. И только слушая удивительную непостижимую для себя музыку и глядя на Лиду, он вспоминал что в мире еще есть что-то уже наполненное, глубокое, посему способное наполнить пустоту окружающего мира, и главное – пустоту его самого.

Иван с усмешкой вспоминал концерты. Он посетил все и видел, как то и дело один из зрителей выбегал на сцену и дарил букет руководителю Галине. Это был поклонник, очередной интеллигент, манерами и видом смахивающий скорее на параноика. Но училка радовалась каждому жалкому букетику. А девочкам, которые сияли и тёрлись рядом, за концерт доставались одна-три розочки. Они стояли и сжимали эти скудные предметы признания, и кланялись, безмерно счастливые.

Иван не понимал, как можно радоваться настолько полудохлым цветочкам. Возможно, дело было вовсе не в цветах, а в чем-то другом… Он не понимал в чем именно, но решил, что подарит Лиде букет от себя. Такой умелый и удивительный ребенок не должен остаться без подарка. Пускай она порадуется. И улыбка пусть будет самой радостной!

Иван решил, что огромная охапка красных роз именно то, чего она заслуживает. Лиде удалось вернуть ему что-то давно позабытое. Ушедшее без возврата довоенное детство, полное нематериального счастья. Походы с ребятами на рыбалку… Игры и драки за гаражами… Их серый домик в заводском районе за синим забором, где он рос… Как махала ему вдалеке мать…

Иван глубоко вздохнул. Музыка поначалу вызывавшая отвращение, а потом вгонявшая в ступор, стала нравиться не просто так. Она проникала внутрь, меняя ощущения. Крику и стону незнакомых инструментов, единственному, чему удавалось выветрить из его головы пронизывающий вой ветра перевалов, грохот техники и страшный рёв вертушек над головой. Трескотню очередей и огонь. Страх, вжимающий в камень… Крики ребят… Окровавленных. С торчащим наружу мясом.

Ненадолго… Всего на час. Но на этот час вместе с музыкой Лида уносила его в далёкие от страха переживания. Будоражила глубокое и красивое, последнее что оставалось в душе. Лидины по-детски наивные откровение и чистота напоминали о самом себе – настоящем.

**

Тридцать три розы, тщательно подобранные у прилавка, он украдкой пронес в пустующую гримерку, пока все глазели за кулисами, и поставил в пустую вазу на столик, где лежал её телефон. Он узнал зеркало и столик по чехлу тигриной раскраски, который видел. Случайно проезжал мимо школы, где училась Лида и заметил её с телефоном в руках.

Ушел незаметно. Быстро. Не аплодируя как и обычно и не оборачиваясь. Лида сегодня была не в духе. Возможно, он её смутил…

Иван надеялся, что букет загладит его вину, если она есть. Пускай эта девочка знает, что она – самая лучшая!

Глава 3. Ночной проводник.

В безлюдный поздний вечер последний троллейбус подкатил к остановке. Иван возвращался со встречи с ребятами поддатый. Он давно не пил. С того самого дня, как открыл для себя представления в доме культуры, очень редко позволял себе и только в хорошей компании.

На этот раз ежегодная встреча с сослуживцами прошла скучно. Бывшие головорезы понадевали строгие костюмы, и, разбившись на недружелюбные компашки, важно расселись по своим углам ресторанного зала. Поговорить даже не с кем было. А душа пьяного Ивана пела и он пытался заговорить с прежними знакомыми. Вот только слушать песнь его души никто не захотел. В итоге Иван кому-то нагрубил и ушёл раньше сам не помня что сказал.

Салон троллейбуса пустовал, а женщина за рулём зевала и кашляла. Она сразу поморщилась, когда Иван протянул ей рубли, быстро приняла оплату, одёрнула руку и резко стартовала.

Иван удержался за поручень, наклонился и в попытке её развеселить начал тоскливо выть про подвиги… Потом заговорил про невернувшихся пацанов. Его корявое откровение отнюдь не развеселило. Женщина сверкнула хмурыми глазами из под бровей и отмахнулась, – “Пьянь!”

Когда до Ивана дошло, что от него разит, он с грустцой вздохнул и пошёл в конец. Навязываться с болтовнёй он и сам не любил. Война хорошо учила осторожности в словах. В конце пустого салона ему приглянулись задние места и он брякнулся, раскидав руки и ноги, заняв две сидушки разом.

Фонари засыпающего города мелькали за окном. Иван разглядывал их, уткнувшись виском в стекло и слушал гул мотора, прерываемый щелчками реле. Водитель бросала в зеркало короткие опасливые взгляды.

Открылась дверь и вошла пассажирка. В шапке и курточке. Продрогшая девушка на тонких ногах почти влетела, прячась от пронизывающего ветра ранней осени. Расплачиваясь за проезд, она потирала плечи и тряслась. Взяла талончик и осторожным движением заняла сиденье рядом с водителем.

Иван не обратил бы внимания на отдаленное соседство, если бы она сразу не достала телефон. Засиял экран в полосатом тигрином чехле. Иван пригляделся. Вязаная зелёная шапочка венчала макушку, а из под нее торчали маленькие знакомые оттопыренные ушки.

Иван узнал соседку. Лида с опаской покосилась назад, не решаясь взглянуть прямо на него, и поёжилась. Ивана толкнул короткий порыв встать и подойти, но разум удержал на месте. Так и подмывало спросить понравился ли ей букет, подаренный два месяца назад. Но зачем? Только смутит своим нетрезвым видом, как и водителя. Лида – будущая звезда балета! Вырастет и покорит столицу. Обязательно покорит. А он кто?

Заблудившийся на гражданке вояка?

“Пусть себе едет спокойно”, – подумал он и остался на месте. Только глупо улыбнулся и заметил, как недобро продолжает коситься на него женщина. Иван грозно насупился. Он стал подумывать, что надо бы встать и высказать ей в лицо: “Чего это она себе о нем надумала?” Видит, что мужик улыбается глядя на школьницу и уже заподозрила гадкое? Но женщина через секунду угомонилась и стала смотреть вперёд. Иван откинулся на спинку и стал реже дышать, чтоб перегар не достиг и не потревожил Лиду.

Еще одна остановка. Вошли три парня. Молодые пацаны чуть старше Лиды громко топая и гогогча, задёргали поручни и пьяными голосами, кривляясь, стали клянчить у водителя скидку. Женщина отмахнулась от них и денег не потребовала. Ей, похоже, вымученной и усталой хотелось закончить свой рейс. Немного поворчав она повела троллейбус дальше, а парни, толкая друг дружку, не прекращая хохота, заняли места около Лиды.

Она тут же сжалась. Один из них достал из-за пазухи бутылку водки, отпил и предложил друзьям. Второй взял и хихикая посмотрел на Лиду, глотая и морщась. Водочная вонь достигла даже Ивана. Он заметил, как Лида испуганно отстранилась и вжалась в стенку. “Глупая, так нельзя, – подумал он. – Они же сейчас заметят, что ты боишься и начнут приставать. Ну вот… Заметили!”

Парни подсели к ней, окружили и начали грубо знакомится. Лида как загнанная жертва сгорбилась. Разумеется, это их только подзадорило. Иван склонил голову набок и стал предугадывать, что сейчас произойдет?

“Это не тебе глупая надо бояться их”, – подумал он. “А им меня!” Он продрал залитые алкоголем веки и решительно встал.

Шум от парней стал такой, что водитель не выдержала и затормозила посередине дороги. Двери распахнулись. Женщина трусливым голосом пропищала:

– А ну марш отсюда! Оставьте девочку в покое.

Было слышно, как Лида хныкала, а самый крупный из молодчиков обернулся к женщине и матерно послал ее. Иван опустил ребро ладони и с хлопком, матерщинник осел на пол. Аккуратный удар в основание шеи редко, кто выдерживал. Оставшиеся двое, долго не продержались. Иван отбил их слабые удары и ногой врезал одному в живот, отчего тот сложился на пол, другого просто швырнул одной рукой за плечо и тот улетел меж сидений. Лида взвизгнула. Шапка одного из парней слетела и шлепнула ей прямо по лицу.

Водитель завопила: “милиция!” и, схватив телефон с приборки, дико озираясь на Ивана, выскочила из троллейбуса. Иван не успел ей крикнуть, как женщина растворилась в темноте.