Ненужные (сборник)

– Кто звонил?

– Женька, сестра Толяна. А его самого менты с утра замели. Сначала, мол, как свидетеля, а потом какая-то старая манда его опознала. Якобы Толян у нее как-то сумку увел. У него же условный был. Щас на полную катушку получит.

– Толян че, таким голимым гоп-стопом заниматься начал? – недоверчиво спросил Сапог. – Совсем с дуба рухнул.

Леха пожал плечами.

– За что купил, за то продал. Так что баб сегодня вечером не будет, – уныло вздохнул он.

– Пускай сестра Толяна сюда едет. Смотаешься за ней?

Леха помотал головой:

– Она страшная, как бегемот с похмелья. Рожа кривая, половины зубов нет, и глаза в разные стороны смотрят, как у рака, даже по пьяни не всунешь. Я лучше кобыле под хвост вдуну, чем ей. И потом, ей сейчас в ментовку идти, ее допрашивать будут.

Сапог поднял бутыль с самогоном, разглядывая через стекло Керосина, который продолжал стоять на коленях, размазывая по грязному лицу слезы и сопли.

– Ну и дела, – задумчиво проговорил уголовник. – Может, я не в тот день на волю вышел? Все через жопу.

– Сапог…

Бывший зэк поставил бутыль обратно, с любопытством глядя на Керосина. Шелушащиеся губы наркомана изогнулись в жалостливой гримасе.

– У меня… нет выбора.

Он подполз еще ближе, и Сапог ощутил тяжелый смрад, сочащийся густыми волнами от вконец опустившегося мужчины.

– Ты о чем, Керосин? – усмехнулся уголовник. – Какой, к едрене-фене, выбор? Ты себя в зеркало видел?

Наркоман медленно покачал головой и, ухмыльнувшись, неожиданно поманил чумазым пальцем, словно намереваясь поведать Сапогу некую тайну.

– Ты меня начинаешь утомлять, Керосин, – сухо произнес Сапог, тем не менее чуть подавшись вперед.

– А я ведь… кое-что знаю, Сапожок, – прошептал Керосин. На этот раз он смотрел бывшему зэку прямо в глаза. Глядя в них, Сапог почему-то подумал о заброшенном котловане, с торчащей внизу арматурой. Один шаг в темную бездну, и ты, истекая кровью, ломаный-переломаный, извиваешься на ржавых прутьях, словно червяк на крючке.

– Что ты знаешь, чучело огородное? – тихо спросил Сапог. – И не смей меня называть Сапожком. Еще раз скажешь, челюсть сверну.

– Подвал, Сапожок, – чуть слышно промолвил Керосин. – Ты не забыл про подвал и Шмеля?

Он глумливо захихикал, видя, как побледнел Сапог.

* * *

Спустя минут двадцать после того, как чета Уваровых ушла, домой после смены вернулась Мария, супруга Павла Егоровича.

– Что, уже хряпнул? – спросила она, подозрительно оглядев покачивающегося в коридоре мужа. – На полдня оставить нельзя, бездельник…

– Молчать, женщина, – проворчал инвалид. Неуклюже переставляя ноги в расхристанных тапках, он двинулся в комнату и, поскользнувшись на раскрытом альбоме для рисования, едва не грохнулся на пол.

– Едрить-колотить, Димка! – выругался он. – А ну, убрал здесь все быстро!

Мальчик, увлеченно разрисовывающий цветными фломастерами собственные трусы, поднял голову.

– Сейчас.

– Не щас, а щас же, – потребовал Павел Егорович.

Мальчуган нехотя поднялся с пола и шагнул к альбому.

– А у меня тлусы как ладуга, – похвастался он Марии, демонстрируя изрисованные трусики.

– Ну да. Осталось только мордаху разукрасить, – бросила женщина, даже не поздоровавшись с ребенком. Скинув стоптанные сапоги в белесо-солевых разводах, она отправилась в ванну.

– Ну и пусть, – выпятив нижнюю губу, сказал Дима. – Меня все лавно сколо забелут отсюда. И Сашку, и Малинку.

В дверь позвонили.

– Машка, открой! – заорал из комнаты Павел Егорович. – Эти уже, наверное, пожрали и вернулись…

Мария, на ходу вытирая руки выцветшим полотенцем, направилась к двери.

– Когда же этот дурдом закончится…

– А к нам очкалик плиехал с толстой тетей, – сообщил ей в спину Дима. – Они нас забелут…

Мария щелкнула замком и, распахнув дверь, скривилась:

– Во, еще одна… Че забыла, Оль?

– Маша, добрый вечер, – поздоровалась с ней женщина с двумя пакетами в натруженных руках. – Можно войти? Я ненадолго.

Мария отступила, позволяя нежданной гостье пройти.

– Их увозят сегодня, – известила Мария, и в ее голосе прозвучало неприкрытое злорадство. – Так что ты зря все это притащила.

Ольга поставила пакеты на пол.

– Там фрукты, соки, печенье… – сказала она, убирая со лба прядь, выбившуюся из-под шерстяной шапочки.

Увидев женщину, Дима озарился улыбкой и, сияя от радости, подбежал навстречу.

– Пливет, тетя Оля!

– Привет, мой хороший, – расплылась в улыбке гостья. Она хотела обнять малыша, но между ними встала Мария.

– Ты это, бросай чудить, Оль, – заговорила она, уперев руки в бока.

Из комнаты вышел Павел Егорович. Его качало из стороны в сторону, словно он был на палубе корабля во время мощного шторма.