Лабиринт

– Ну, что вы встали, молодой человек? Дайте пройти!

Иван открыл глаза, стал осматриваться. Он стоял на крыльце продуктового магазина, в который в детстве посылала его мать за продуктами. Это был тот самый магазин, который в девяностые был продуктовым, а в начале двухтысячных стал магазином электроники, потом – магазином одежды. А ещё позже там открылось отделение Челябинвестбанка – банка, в котором работал Аникеев до входа в лабиринт.

Женщина лет сорока в платье и в вязаной кофте, с авоськами в руках ловко обошла Ивана, устремилась по улице, что-то бормоча на ходу.

Аникеев обернулся, потянул на себя ручку двери, вошел внутрь магазина. Полупустые прилавки и большая очередь озлобленных людей навевали на Ивана неприятные воспоминания о детстве. Он вдруг вспомнил, как, будучи совсем маленьким, стоял с матерью в бесконечных очередях за продуктами, а по телевидению и по радио обещали, что со дня на день будет коммунизм.

– Я в восьмидесятых, – воздев глаза к небу, ошеломленно пробормотал Аникеев, выходя из магазина. – Я снова в восьмидесятых!

– Лечись, пока не поздно, – засмеялся проходящий мимо мужчина в сером, сильно поношенном и бесформенном костюме.

Оглядывая других прохожих, одетых в серую, безвкусную одежду, которой не найти в сэкондхэнде, но которой навалом у любого дачника, Аникеев подумал, что он прав в своих выводах. Он действительно попал в восьмидесятые.

Встретив на себе укоризненный взгляд дамы бальзаковского возраста с копной рыжых кудрей на голове, Иван отстегнул от ремня кинжал и убрал его в мешок. У киоска с надписью «Пиво» стояла длинная очередь. Рядом с киоском стоял забулдыга с красным носом и потягивал пенный напиток, облокотившись на стойку.

Аникеев подошёл к нему, долго мялся, не зная, с чего начать. Ему нужно было как-то узнать, в каком он сейчас году, но он не знал, как это сделать.

– Что? – алкаш первым задал вопрос.

– Тут такое дело…

– На пиво не хватает?

– Да нет, – Аникеев огляделся по сторонам. – Допился я. Проснулся сегодня утром и не знаю, какой сейчас год.

– Восемьдесят седьмой, – рот мужика растянулся в улыбке. Зубы у него были кривые и редкие.

– А какое число? День недели?

– Сегодня среда, семнадцатое июня тысяча девятьсот восемьдесят седьмого года! – алкаш рассмеялся, обдав Аникеева запахом перегара и воблы.

– Твою ж мать, – пробормотал Иван. – Мне всего лишь семь лет.

– Что? – мужик сделал глоток, хлопнул кружкой по стойке. – Да тебе лечиться надо, пока бесплатно!

– Спасибо. Вы – второй, кто мне это посоветовал.

Иван метнулся прочь от магазина. Он знал, что в квартале отсюда находится дом, в котором он жил с родителями. В девяностых они переехали из пригорода в Центральный район, но в восьмидесятых они жили именно там. Какая-то сила влекла Аникеева к этому дому. И он направился туда. Туда, где прошло его детство.

Подойдя к знакомому подъезду с обшарпанной дверью, он присел на скамейку.

«Иваник», – прочитал он надпись на скамейке, которую сам же вырезал ножом. Эта надпись означала «Иван Аникеев».

– Черт, – вырвалось у него . – Зачем я здесь? Что я делаю здесь?

Из подъезда вышел дед Василий с третьего этажа. Это был дедушка Паши Воронова. Аникеев вспомнил, что дед Василий умер в восемьдесят девятом году от рака. Ивану тогда было девять лет. Он хорошо помнил тот день. Было воскресенье, в школу идти не нужно было. Иван спал до победного, пока его собака – карликовый пинчер Джесси – не разбудила его царапаньем лап. Он проснулся, оделся, нацепил на Джесси лямки и вышел из квартиры. Толкнув дверь подъезда, он увидел гроб, в котором лежал дед Василий. Вокруг гроба с телом стояли родственники с печальными лицами. Не было среди них только Пашки.

Джесси тогда рванулась к гробу, но Иван намотал поводок на руку, шикнул на неё.

Это было в восемьдесят девятом. А в тот момент дед Василий смерил Аникеева презрительным взглядом и заковылял к булочной. У булочной толпились бабки и о чем-то оживленно спорили.

Дверь подъезда хлопнула. Из подъезда вышел семилетний Ваня Аникеев. От неожиданности Иван, которому уже было тридцать два года, чуть не упал со скамейки.

Окинув своего двойника из будущего безразличным взглядом, Ваня прошел на детскую площадку, достал из кармана шорт кристалл и стал им что-то выжигать на деревянной поверхности песочницы, подставив под солнечные лучи.

Кристалл…

Аникеев помнил этот кристалл. Он нашел его в лесу, когда они с родителями ходили за ягодами. Кристалл лежал на пне, будто кто-то специально его оставил для Вани. Конечно, Иван тогда схватил его и засунул в карман спортивных штанов. Позже он открыл свойства этого кристалла: способность прожигать дерево, способность светиться в темноте. Тот кристалл был предметом зависти других пацанов, ведь ни у кого из них такой вещицы не было. И, наконец, если сжать кристалл в кулаке, по телу пробегали разряды, наполнявшие силой, радостью и какой-то легкостью . Благодаря кристаллу, Ваня всегда был в центре внимания. К нему постоянно подходили во дворе мальчики и девочки со словами: «Ух ты!.. А это что такое?.. А где ты его взял?.. Дашь поиграть?»

Аникеев помнил, что был хозяином кристалла, пока какие-то хулиганы не отобрали его у него. И, хотя Ваня воспринимал кристалл как безделушку, потеряв его, он будто лишился не только всеобщего внимания, он лишился чего-то большего, какой-то частички себя. Конечно, повзрослев, он забыл этот кристалл, выкинул его из памяти. Но, вернувшись в восьмидесятые, снова вспомнил, и сердце бешено заколотилось в груди.

А Ваня сидел на краю песочницы и что-то выжигал. В памяти Аникеева тут же всплыло слово «какашка». Иван вспомнил, что именно в тот день, когда выжег слово «какашка», он и лишился своего кристалла. Именно в тот злосчастный день хулиганы отобрали у него кристалл, и он перестал быть знаменитостью своего двора. Из хозяина кристалла он превратился обычного, неприметного мальчика. Без кристалла он вдруг стал всем не интересен. И жизнь потом стала какой-то серой и скучной.

Нет, нельзя было тогда лишаться кристалла, нельзя. Ведь не случайно именно Ваня его тогда нашел, а не кто-нибудь другой.

Аникеев вскочил со скамейки. И надо было бы подойти к себе в прошлом, но он не знал, что произойдет? В фантастических фильмах, которые он смотрел, при путешествиях во времени, если герой встречался с собой из прошлого, происходила катастрофа. Оба погибали. Но как быть сейчас? Если лабиринт забросил его в прошлое, значит, он должен как-то исправить его, иначе никак.

– Ваня, – тихо позвал Аникеев

Двойник из прошлого был так увлечен выжиганием, что даже не посмотрел в его сторону.

– Слышь, пацан! – из-за угла вышли те самые пацаны, которые отобрали когда-то кристалл у Вани. Хотя прошло больше двадцати пяти лет, Иван помнил их всю свою жизнь. Их было трое. Все они были выше Вани на целую голову и старше года на три.

– Есть у тебя деньги? – спросил один из них – смуглый цыганенок, которого в девяностых убили во время криминальных «разборок». Об этом даже репортаж по всем каналам показывали.

Аникеев поднялся со скамейки, стал приближаться к детской площадке.

– Нет, – ответил Ваня цыганенку.

– Тогда найди! – цыганенок злобно нахмурился.

– Откуда? – спросил Ваня.

– Если не найдешь – получишь по роже, – цыганенок сжал кулаки.

– Нет у меня денег. И…

Кулак цыганенка мелькнул в воздухе. От удара голова Вани дернулась, из носа потекла кровь. Кристалл выпал из его рук. Цыганенок тут же подхватил его и засунул в карман брюк с заплатками на коленях. Ваня заплакал, размазывая слезы по лицу.

– Отдай! Это моё!

– Сейчас ещё раз получишь…

Наблюдая эту сцену со стороны, Аникеев испытал жалость к тому Ване, который оказался беззащитным перед хулиганами, которые были старше и сильнее его. Ещё он испытал ненависть к цыганенку и к его улыбающимся дружкам. Ивану хотелось подойти к ним, навешать подзатыльников. Но он понимал, что не имеет на это права. Он – взрослый, а они ещё дети. Пусть они плохие, пусть он знает, что они – будущие отбросы общества. В тот момент перед ним были всего лишь дети.

Подойдя сзади к цыганенку, Аникеев перехватил его руку. Свободной рукой он легко достал из кармана цыганенка кристалл.

– Извинись перед ним, иначе я за себя не ручаюсь, – тихо, но с угрозой в голосе произнес Аникеев, глядя в округлившиеся карие глаза сорванца.

Один из хулиганов тут же метнулся в сторону и скрылся в зарослях кустов. Второй дружок цыганенка начал беспокойно оглядываться по сторонам, ища пути к отступлению.

– Извиняйся! – закричал Аникеев на цыганенка, сжав его руку.

– Ну, прости!

– Поклянись мне, что никогда больше так не будешь делать! – прокричал Аникеев цыганенку в лицо, нагнувшись.

– Я… Я не буду больше так делать! Извини меня, мальчик!

– То-то же! – Аникеев выпустил руку цыганенка.

В его памяти тут же всплыл высокий мужчина в цветастом свитере и в фетровой шляпе, одетый явно не по погоде, с мешком в руке. Воспоминания как бы двоились. С одной стороны, Иван помнил, что лишился кристалла, но с другой стороны, он помнил, что бородатый мужик помог ему, а хулиганы ушли.

– Пошли вон отсюда! – Аникеев обратился к пацанам.

Цыганенок гневно сверкнул глазами.

– Да мой отец…

– Пошел вон отсюда, – прошипел Аникеев. – Ещё раз увижу тебя – голову оторву вместе с ушами.

Хулиганы ушли, тихо переговариваясь.

– А ты, – Аникеев обратился к Ване. – Не будь тряпкой. Займись боксом, карате. Не давай всяким придуркам делать тебе больно…

Тут же в голове появились воспоминания, в которых Иван наносит удары по боксерской груше, стоит на ринке. Вот он стоит на пьедестале, ему на шею вешают медаль. Он – кандидат в мастера спорта по боксу.

– Да, – ответил Ваня. – Займусь.

– И держи свой кристалл!

– Нет! – Ваня замахал руками. – Я не возьму его.

– Как это «не возьму»? – удивился Аникеев. – Зачем я всё это сделал? Зачем я здесь?

– Не знаю, – Ваня покачал головой. – Я хочу подарить его вам. Вы же помогли мне.

– Ты уверен?

– Да, – Ваня улыбнулся. – Оставьте его себе. Мне он особо не нужен.

Тут же в памяти всплыла картинка: он дарит кристалл незнакомцу в фетровой шляпе.

– Спасибо, – Аникеев улыбнулся.

На балконе появилась мама – молодая и красивая. Когда Аникеев глянул на неё, на его глаза навернулись слёзы. Такой он её почти не помнил. Но такой она была на черно-белых фотографиях, хранящихся в семейном альбоме. Он сам когда-то вклеивал в него фотографии.

– Ваня, домой! – закричала она. – Обедать!

– Я пойду, – Ваня махнул Аникееву рукой на прощание и направился к подъезду. Как только дверь за ним закрылась, вход в подъезд засветился зеленым светом.

– Лабиринт! – Аникеев хохотнул. – Мне туда!

Глава 11. Спасение Олеси

Когда Аникеев в очередной раз оказался в лабиринте, в нос ему ударил запах сырого мяса. Стены, пол и потолок были заляпаны кровью, кругом валялись части женских тел и внутренности. Зажав нос и рот рукой, Иван бежал по коридорам, сворачивая то влево, то вправо, пытаясь убежать от запаха мяса, от вида крови и распотрошенной плоти. Но кровь была везде. Она будто преследовала Ивана. Наконец-то он увидел свет в конце коридора и побежал навстречу ему. Ивану было всё равно, в каком мире и в каком времени он окажется, лишь бы выйти из лабиринта. От вида человеческих внутренностей его подташнивало, перед глазами кружились темные круги, ноги слегка подкашивались.

Выйдя на яркий свет из лабиринта, Аникеев присел на скамейку. Его тут же вытошнило.

– Фу, какая гадость! – послышался знакомый голос где-то поблизости.

Немного придя в себя, отдышавшись, Иван осмотрелся. Лабиринт опять выкинул его куда-то в детство, в хорошо знакомый двор, где он бывал много раз, когда был ещё ребенком. Напротив него стояла такая же скамейка, на которой сидел пожилой мужчина лет семидесяти на вид. Черты лица пожилого мужчины показались Аникееву знакомыми. Это был дедушка одного из одноклассников Ивана. Этого одноклассника звали Миша Зуев. Пару раз Аникеев был в гостях у Мишки Зуева, поэтому даже смог вспомнить имя его дедушки. Дедушку звали Федор Степанович. Мишкин дед умер в начале девяностых. Мишка погиб в Чечне в 1996-м году. Всё это Аникеев вспомнил за пару секунд, глядя на покрытое трещинами морщин лицо старика.

– Какого хрена я здесь? – вымолвил Иван, оглядываясь по сторонам. – Я опять в прошлом!

Когда его глаза и глаза старика встретились, Федор Степанович сплюнул, поднялся со скамейки и направился в сторону своего подъезда, опираясь при ходьбе на палочку. Глянув на то место, где только что сидел старик, Иван увидел газету «Челябинский вестник ». Подняв её, он пробежался глазами по заголовкам статей, фотографиям, уперся взглядом в дату. Газета была от двадцатого июня тысяча девятьсот восемьдесят девятого года. Это был понедельник.

«Что должно произойти в моей жизни двадцатого июня тысяча девятьсот восемьдесят девятого года? – задал сам себе вопрос Иван. – Похоже, ничего страшного. Иначе, я бы запомнил!»

Он листал страницы газеты, пока не наткнулся на статью на последней странице: «В пятницу 17 июня было найдено тело Светы Кривошеиной в подъезде дома номер пять на улице Мира … В городе орудует маньяк! На вид – двадцать-двадцать пять лет, рост – 175 -180 сантиметров, волосы темные… Все силы милиции брошены на его поимку. Если вы располагаете какой-то информацией, звоните…»

Бегло пробежавшись глазами по статье, Аникеев вдруг вспомнил Олесю Мороз, которая училась с ним в одном классе, которая стала жертвой этого маньяка. Она жила в двух кварталах от дома, в котором жили Аникеевы, в пригороде Челябинска. Один из парней, который жил в одном подъезде с Олесей, рассказывал, что пол и стены подъезда были залиты кровью, которые потом долго никто не мог смыть. Бурые пятна крови пропали только тогда, когда в подъезде сделали ремонт. А ремонт сделали только в конце девяностых. Ещё Иван слышал, что того маньяка так и не поймали. А многие мамашки пугали потом им своих непослушных детей.

Мимо прошла Олеся Мороз. Аникеев вздрогнул. Он ведь только что вспоминал о ней.

Олеся шла беззаботной походкой, держа в руке мороженое в вафельном стаканчике. В какой-то момент её взгляд скользнул по лицу Ивана. Это была именно она, бывшая одноклассница, которая была зверски убита летом восемьдесят девятого года. Но сейчас она была жива. Возможно, она даже не догадывалась, что ей угрожает смертельная опасность. Улыбнувшись Ивану, она пошла в сторону своего дома, видимо, приняв Аникеева за родственника какого-нибудь одноклассника или одноклассницы. Аникеев улыбнулся ей в ответ, но улыбка получилась какой-то натянутой и неестественной.

Лютый Мороз, Снежная Королева – далеко не все прозвища Олеси, которые были у неё, пока она училась в школе. Аникеев всю жизнь помнил, как смотрел со стороны на её похороны, как видел плачущих родственников, маленький гроб с телом девочки, который выносили из подъезда и грузили в автобус с черными полосами по бокам. Иван помнил тишину, повисшую в тот день во дворе. Казалось, что даже птицы не чирикали, чтобы не нарушить траурное молчание.

Но в тот момент, когда Аникеев сидел на скамейке с газетой в руке, Олеся была живой и здоровой. Ветер трепал её белое платье, на лице Олеси играла улыбка.

Внимание Ивана вдруг привлек какой-то серый, невзрачный парень лет двадцати. Он шел за Олесей, то останавливаясь, делая вид, что завязывает шнурки на кедах, то ускоряясь. Поведение того парня показалось Ивану подозрительным. Он определенно проявлял к девочке интерес и преследовал её.

Олеся зашла в подъезд. Парень, посмотрев по сторонам, вошел следом.

– Твою мать, – Аникеев вскочил со скамейки, выбросив газету. Ветер тут же подхватил её и понес по двору. – Что я сижу? Это же и есть тот самый маньяк! Газета – подсказка!

Иван побежал, чувствуя, как его сердце колотится в груди, но не столько от быстрого бега, сколько от волнения.

Рванув на себя ручку двери, Аникеев нырнул в темноту подъезда, ощутив знакомые с детства запахи – смесь запахов мочи, табака и сырости. Где-то наверху слышались звуки возни, всхлипывания и шепот. Не теряя ни секунды, Аникеев устремился наверх, перепрыгивая через ступени, на ходу роясь в мешке. В ладонь легла зажигалка, подаренная Павловым. На лестничном пролете между третьим и четвертым этажами он увидел того подозрительного парня. Одной рукой он держал Олесю за шею, в другой его руке был зажат нож с длинным блестящим лезвием, которое уперлось в горло девочки. Аникеев старался ступать тихо, но маньяк все рано его услышал или почувствовал его приближение каким-то звериным чутьем. При приближении Аникеева маньяк отпустил Олесю, резко развернулся с ножом в руке. В этот момент Иван вдавил в корпус кнопку. Из открывшегося отверстия вырвалось пламя огня. Зажигалка будто уловила мысли Аникеева. В тот момент он хотел спалить этого гада, чтобы от него остались только угольки.

Пламя, вырвавшееся из зажигалки, было не меньше полутора метров в длину. Оно облизало одежду маньяка, после чего тот вспыхнул, в мгновение ока превратившись в горящий факел. Нож выпал из его руки. Маньяк рухнул на пол, стал катался по нему, срывая с себя одежду, крича во всё горло. Пламя охватывало его всё сильнее.

Иван повернулся к Олесе.

– Ты цела?

– Д-да, – ответила девочка. По её щекам текли слёзы.

– Вот и отлично. Побежали отсюда!

Аникеев схватил Олесю в охабку, и они рванулись по ступенькам вниз.

Когда они выскочили из подъезда, к крыльцу подъезжал милицейский «уазик». Вероятно, кто-то из бдительных жильцов вызвал милицию. Аникееву было не понятно, как милиционеры успели приехать так быстро, но у него не было никакого желания общаться с ними. Документов у него с собой не было, и он не знал, как объяснит милиционерам, что прибыл через лабиринт из будущего. Врядли они ему поверят.

– Иди, – Иван подтолкнул хныкающую Олесю в спину. Она пошла нетвердой походкой навстречу двум выскочившим из «уазика» милиционерам. – Про меня им не надо говорить, хорошо?

Олеся ничего не ответила, только кивнула головой.

Прикрыв дверь, Иван засунул между дверной ручкой и дверью сломанную хоккейную клюшку, которую он нашел под лестницей, и поспешил к лифту. Он планировал по чердаку добраться до соседнего подъезда и тихо уйти, не связываясь с милицией, но его планам не суждено было случиться. Как только на дверь подъезда посыпался град ударов, и послышались крики: «Откройте, это милиция!», на Аникеева накинулся всё тот же маньяк. Одежда на нем обгорела и висела ошметками. Остатки волос дымились, лицо было перекошено от боли. Кожа обгорела и была покрыта корками, в безумных глазах сверкали злые огоньки. Обгоревшая рука сжимала нож.

Не говоря ни слова, маньяк попытался ударить Аникеева ножом. Иван ловко увернулся, схватил его за запястье, после чего заломил руку маньяка за спину. Послышался треск, будто кто-то наступил на сухую ветку. Вскрикнув, маньяк выронил нож. Аникеев пинком ноги отправил нож в темный угол у лифта и несколько раз ударил маньяка головой об стену. В тот самый момент входная дверь подъезда с треском распахнулась. В подъезд ввалились два милиционера. Иван толкнул маньяка на них и побежал наверх. Двумя этажами выше мелькнула тень. На четвертом этаже Аникеев увидел стройную женщину в халате и в тапочках. Дверь в её квартиру была приоткрыта. Глаз женщины были расширены от страха.

– Я всё видела, – прошептала она.

Иван зажал ей рот рукой, втолкнул её в квартиру и захлопнул дверь. Прижав женщину к стене, Аникеев посмотрел ей в глаза.

– Я – агент КГБ, – сказал он первое, что пришло на ум. – Я работаю под прикрытием, а потому не должен контактировать с ментами… С милицией. Раз ты всё видела, ты должна понимать, что я спас девочку от убийцы и насильника. И ты должна мне доверять. Кричать не будешь?

Женщина издала сдавленный звук, похожий на «нет».

– Вот и отлично, – Иван отпустил её.

В дверь позвонили. Женщина вопросительно посмотрела на Аникеева. И тут Иван вспомнил её. Это была мама одного пацана, с которым Аникеев дружил в детстве. Они были ровесниками и часто играли во дворе. Пацана того звали Димка Панфилов. И учились они с Димкой в одной школе, пока родители Ивана в середине девяностых не переехали в другой район. Пару раз они с Димкой дрались. Ваня тогда хорошо намял Димке бока и оставил синяки на лице его, но они всё равно остались друзьями. Даже став взрослыми, они постоянно перезванивались и переписывались по электронной почте. Аникеев даже вспомнил, что отец Димки работал где-то на Севере и постоянно был на вахтах. Поэтому отца Димы Аникеев никогда не видел. Маму Димы – женщину, которая сейчас стояла перед Иваном в позе нерешительности – звали Наташа. Но тогда для Вани она была тётя Наташа.

– Я открою? – тихо спросила она.

– Да, – Аникеев кивнул. – Наташа, только без глупостей, ладно?

Услышав своё имя, Наталья округлила глаза. Она явно была удивлена тем, что Аникеев её знает.

Иван открыл дверцу шкафа в коридоре, спрятался за неё, наблюдая за Натальей.

– Кто там? – спросила она, глядя в дверной «глазок».

– Милиция.

Наталья вопросительно посмотрела на Ивана, тот одобрительно кивнул, после чего женщина открыла дверь.

– К вам случайно не заходил мужчина в свитере с мешком? – послышался грубый мужской голос.

– Нет, – ответила Наталья.

– И женщину в темной куртке тоже не видели?

«Откуда там могла взяться женщина?», – подумал Аникеев. Сердце в его груди билось неимоверно быстро, с висков скатилось несколько капелек пота.

– Простите, нет, – спокойным голосом ответила Наталья. Она уже хотела закрыть дверь, но милиционер задал ещё один вопрос:

– Может, вы слышали шум в подъезде?

– Нет. У меня стиральная машина весь день работала…

– Ну, если увидите кого подозрительного – звоните в милицию, – посоветовал милиционер и стал подниматься наверх.

– Хорошо, – Наташа закрыла дверь, прижалась к ней спиной.

– Молодец, Наташа! – Иван закрыл дверцу шкафа. – За актерское мастерство я бы вам «Оскара» дал.

– Чего бы вы мне дали? – брови женщины поползли вверх от удивления.

– Приз я бы вам дал, – Аникеев вздохнул, вспомнив, что в советские времена об «Оскаре» мало кто знал.

– А в КГБ действительно за всеми следят и обо всех всё знают?

– Конечно, – не моргнув глазом, соврал Аникеев. – Я даже знаю, что вашего сына зовут Димой. Ему сейчас девять лет. И муж у вас есть. Он…

– Федор сейчас в Уренгое, а Димка в пионерском лагере, – Наталья опустила глаза, глядя в пол.

– Это мы тоже знаем, – Аникеев кивнул, соображая, как ему поступить дальше: уйти или остаться. С одной стороны, он чувствовал, что не должен здесь задерживаться. А с другой стороны, внутренний голос подсказывал ему, что нужно немного где-то отсидеться, отдохнуть и привести себя в порядок.

– Вы знаете мое имя, вы всё обо мне знаете. А вас как зовут?

– Иван, – Аникеев улыбнулся уголками рта.

– У вас такое лицо знакомое. Мы нигде раньше не встречались?

– Возможно, – Аникеев вздохнул. – Живем-то в одном городе. И ещё я – дальний родственник Вани Аникеева. Ваш Димка с ним дружит.

– Точно! – Наталья щелкнула пальцами. – А я думаю, откуда такое лицо знакомое?

– Наташ, – Иван мялся, переступая с ноги на ногу. – Мне нужно где-то перекантоваться, пока шум пройдет, и всё уляжется.

– Что? – не поняла Наталья.

– Переждать немного мне нужно где-нибудь. Я понимаю, что вы – замужняя женщина и…

– Понимаю, – Наталья кивнула. – Можете пока принять ванну и побриться. Там, на полочке лежит хвойный концентрат. Бритва мужа – на стиральной машине.

– Спасибо, – Иван улыбнулся.

– Я пока приготовлю что-нибудь, – сказав это, Наталья скрылась в кухне.

– Только не делайте глупостей, ладно? – прокричал ей Аникеев.

Он вошел в ванную комнату, стены которой были облицованы белыми плитками, крутанул барашек смесителя. Из крана послышалось шипение, а горячая вода не пошла.

– Так я и знал, – Иван усмехнулся. – Это же советские времена!

– Вань, я забыла тебе сказать, что горячей воды нет! – из-за двери послышался голос Натальи. – Открой дверь, я тебе бак с кипяченой водой принесла.

– Да я могу и холодной…

Дверь открылась, хотя Иван помнил, что закрывал её на защелку. В ванную комнату вошла Наташа с большим зеленым баком, над крышкой которого клубился пар.

«Когда она это успела воду нагреть?», – подумал Иван.

– Я хотела белье постирать, – пояснила Наталья, заткнув слив черной резиновой пробкой и вылив в ванную кипяток, но подумала, что тебе нужнее. Ты потом пахнешь.

– Пришлось тут попотеть, – смущенно ответил Иван.

– Ну, я пойду, – Наталья вытерла руки об фартук и вышла.

Аникеев открыл кран с холодной водой, побрился бритвой, подаренной Павловым. Когда температура воды стала приемлемой, он залез в ванную, с сожалением отметив, что воды все равно мало. Но и той воды ему вполне хватило, чтобы смыть с себя пот, запах лабиринта и запах Эймы.