– Его зовут Руслан Нуруллин. Он сейчас сидит в следственном изоляторе, ждёт суда и очень переживает. Он хочет наложить на себя руки. У него осталась бывшая жена, Ольга, и сын Саша. Руслан нужен им. Тебе нужно сказать его родственникам, чтобы они передали ему через адвоката, что я его простила. Я всё ещё люблю его. Пусть он не переживает о случившемся, у него всё будет хорошо.
– А кому же я это передам? – удивился Федя. – И как я им это преподнесу? Они никогда мне не поверят, если я расскажу им, что видел тебя и говорил с тобой.
– Ты недооцениваешь себя. Ты найдёшь выход из положения. Ты приедешь на троллейбусе седьмого маршрута завтра, в десять утра. Дома будет мать Руслана, Надежда Фёдоровна. Ты попросишь её передать для Руслана эту информацию и уйдёшь. Вот и всё. Сделаешь?
– Сделаю. До улицы Мира ехать не так уж далеко. Ты прости мою реакцию на твоё появление. Я был не готов…
– Улица Мира, дом семь, квартира семнадцать. Не забудь. – Свет от лампочки над столом стал меркнуть. Слесарную мастерскую стал поглощать полумрак. Очертания Ирины стали размывчатыми, а потом она исчезла.
– Вот это номер! – Игнатьев смахнул со лба капли пота, подошёл к столу, поднял с пола стул, сел на него. – Пора с этим что-то делать. Это начинает меня нервировать.
Только он об этом подумал, опять стало светло, краски стали сочными, насыщенными. В слесарку вошла девочка лет десяти. На голове у неё были две туго заплетённые косички. На ней было красивое платье из тёмно-синего бархата и белые колготки, в руках её была тряпичная кукла, с пуговицами вместо глаз. Лицо девочки было чёрно-белым.
– Фёдор?
– Да! А тебя как зовут?
– Настя, – девочка улыбнулась.
– Тебе тоже что-то нужно, Настя? – Федя уже ничему не удивлялся.
Девочка утвердительно качнула головой.
– Моя мама живёт в Промышленном посёлке. Я знаю, ей сейчас плохо. Она думает, что это она виновата в моей смерти, но её вины в том нет. Это не она за мной не доглядела, это плохой человек похитил меня, пока мама покупала сахар. Этот человек сделал мне больно и убил меня.
Игнатьев удивлённо вытаращил глаза.
– Найди мою маму. Она живёт в Промышленном посёлке, улица Солнечная, дом три, квартира пять. Скажи ей, пусть не волнуется. Она не виновата.
– Подожди, я запишу, – Федя достал из нагрудного кармана спецовки блокнот, карандаш, начал записывать. – Мне тут надо ещё одну информацию записать, а то точно забуду! Так… По Ирине: Надежда Фёдоровна, мать Руслана… Мира, семь, квартира … Где, говоришь, твоя мама живёт?
– В Промышленном посёлке, – повторила девочка.
– Нет сейчас Промышленного посёлка. Есть Промышленный микрорайон. Твои данные устарели лет на шестьдесят.
– Ты найдёшь, я знаю.
– Ладно, я попытаюсь. Как маму твою зовут? – Федя замер над блокнотом.
– Мария Ивановна… Верёвкина. Передай ей, пусть не волнуется. Тот плохой человек уже наказан.
– Хорошо. Я постараюсь…
– Ещё скажи, что я люблю её!.. Спасибо тебе, Федя!
– Не за что! – Игнатьев оторвал глаза от блокнота. Девочки рядом не было, а мир снова обрёл свои обычные черты. На скамейке всё также храпел Анатолий. Федя посмотрел на него, вздохнул и улыбнулся.
– Счастливый ты человек! Залил шары и спать! А мне нужно выполнять волю усопших. Я сейчас исполнитель желаний! – Игнатьев засмеялся нервным смехом. Это был смех сквозь слёзы. – За что мне это?
Электрик заворочался, приподнял голову.
– Федька! Всё нормально?
– Нормально!
– Значит, послышалось! – Анатолий лёг лицом к стене и через минуту захрапел.
Игнатьев поднялся со стула и пошёл на обход оборудования. Закончив с обходом, он бесцельно слонялся по котельной, не зная, чем заняться. Идти в слесарную мастерскую ему не хотелось.
«Пойду на второй этаж, в раздевалку. Может, там получится поспать часок?» – думал Федя, поднимаясь по «парадной» лестнице. Войдя в раздевалку, он снял с себя телогрейку, свернул её, сделав из неё что-то похожее на подушку, лёг на кушетку, закрыл глаза. Уставший организм требовал своей порции отдыха, и Федор быстро заснул.
Игнатьев не знал, сколько он спал, но проснулся он от шума льющейся воды в душевой.
«Странно, – подумал он. – Неужели Анатолий решил принять душ, чтобы протрезветь? Что-то это на него не похоже. А если это не он?»
От этой мысли сон, как рукой сняло. Игнатьев открыл глаза. В раздевалке было темно, но из приоткрытой двери душевой бил яркий пучок света. Федя поднялся с кушетки, подошёл к двери душевой.
– Большая черепашка по имени Наташка! С очками из Китая, такая вот большая! – Сквозь шум льющейся воды слышался приятный женский голос.
– Света? – спросил Федя.
– Большая черепашка по имени Наташка! С очками… – Пение продолжалось.
– Света, это ты? – спросил Федя, входя в душевую.
Под душем мылась брюнетка с хорошей фигурой. Она была вся в мыльной пене и тёрла себя мочалкой. Она стояла спиной к Феде. Федя посмотрел, как струи тёплой воды смывают с её молодого упругого тела мыло.
– Кто вы? – спросил Федя.
Незнакомка прекратила петь, обернулась.
Феде показалось знакомым её красивое молодое лицо, с порочным красивым ртом и большими голубыми глазами.
– Федя! – брюнетка улыбнулась, показав два ряда ослепительно-белых, ровных зубов. – Я ждала тебя. Мне скучно.
– Кто ты? Как ты сюда попала? Что ты делаешь здесь, в мужской раздевалке, в душе? – Федя не мог понять, это реальность, или сон.
– Фу, какой ты бука! – девушка надула губки. – Иди ко мне, шалунишка! Я покажу тебе, что я здесь делаю!
Брюнетка запрокинула голову и стала тереть мыльной губкой свои большие упругие груди.
Игнатьев смотрел на её грудь, на её плоский живот, по которому текла мыльная пена, на её стройные ноги.
«Где-то я её уже видел, где?»
И тут Федор вспомнил фотографию в каком-то журнале для мужчин, который ему показывал когда-то Вовка, его покойный друг. Там была эта брюнетка в пене.
– Ну, потри мне спинку, мой ковбой! Возьми! – Девушка сделала ещё один шаг вперёд, убрав губку от пышных грудей.