Я, Лунин…

Судя по всему, претензии у Татьяны Васильевны были не столько к качеству молока Ильхамовых, сколько к самим поселившимся в их селе азербайджанцам. Суть этих претензий оставалась пока для Лунина не ясна, но он и не горел желанием погружаться в пучину межнационально-молочных конфликтов Старого Ясачного.

– Так в какое время вы из дома вышли? – Илья постарался аккуратно вернуть болтовню тетки в более конструктивное русло. – Вы время помните?

– В половине, – утвердительно кивнула тетка и замолчала. Увидев в глазах Ильи непонимание, она торопливо добавила: – Я всегда из дому в половине выхожу. Привычка уже такая.

– Тетя Таня, – Лунин произносил слова ласково, почти распевно, стараясь ничем не выдать закипавший в нем гнев, – в какой половине?

– А? – не поняла Татьяна Васильевна.

Тяжелая ладонь с такой силой хлопнула по поверхности стола, что подпрыгнула не только стоящая возле монитора кружка с недопитой водой, но и сам монитор, а заодно и сидевшая на стуле тетка.

– В половине чего вы вышли? – рявкнул Илья. – Половина седьмого, половина восьмого? Какое время было?

– Восемь тридцать, – испуганно отрапортовала тетя Таня.

– Хорошо. – Лунин мотнул головой из стороны в сторону, словно готовящийся к атаке молодой бычок, и перешел к следующему вопросу.

– Сколько времени вы пробыли у Клавдии и когда вернулись? Только отвечайте как можно точнее.

– Точнее, могу точнее, – затараторила еще не оправившаяся от испуга Татьяна Васильевна. – Я ж там у Клавдии не одна сидела, еще Нинка с Ленкой. Они тоже молоко берут через день, как и я. А в другие дни Ритка с Наташкой, они, значит, тоже по три литра.

– Ушли вы в какое время? – простонал Илья, глядя на часы и понимая, что до обеденного перерыва освободиться ему точно уже не получится.

– В девять сорок. Я точно помню. Нинка на часы посмотрела и говорит: ой, матушки, уже девять сорок, пора и честь знать. Ну, так и я собралась вместе с ней да и тоже в сторону дома. А нам ведь с Нинкой как раз в одну сторону, мы ж на одной улице живем, только она на два дома дальше.

– Очень хорошо. – Лунин вновь мотнул головой. – До дома сколько по времени вы шли?

– Минут пять от силы. Там ведь недалеко, через проулок пройти, а потом уже по нашей улице и идти все время.

– Замечательно, – отсек Илья ненужные подробности. – Анатолий был дома, когда вы пришли?

– Был! – Тетка уставилась на Илью преданным собачьим взглядом. – Был он дома, Илюшенька. Как я уходила, он спал, так и пришла, он спал, похрапывал.

– Но дома-то вас больше часа не было. – Илья отвел глаза в сторону. Жалобный теткин взгляд был ему почему-то неприятен. – Чем ваш сын все это время занимался, знать вы не можете.

Лунин запоздало подумал, что слова «ваш сын» звучат слишком казенно, но было уже поздно. Взгляд тетки потух, и она тихо, почти шепотом произнесла:

– Спал он. Спал! Не мог не спать.

– Хорошо, из этого и будем исходить, – как можно убедительнее соврал Илья. – Вы знаете, в какое время убийство произошло? Вам что-нибудь про это говорили?

– Так кто ж мне скажет, – покачала головой Татьяна Васильевна, – я ж для них теперь враг. Как они говорят, убийцу покрываю. Вот как ты точно вопросами изводят, только, знаешь, так зло все спрашивают. Словно они уже все ответы заранее знают и ждут, когда я так, как им надо, отвечу. – Она опять достала из сумки посеревший от влаги платок. – А чего ж я им отвечать буду, если знаю, не мог Толенька сделать этого. Спал он, спал весь вечер!

– Значит, время убийства вам неизвестно?

Илья вывел в лежащем перед ним на столе открытом блокноте здоровенный, на пол-листа, вопросительный знак и тут же с удивлением услышал:

– Почему не знаю? Знаю, конечно!

– И что же вы знаете, Татьяна Васильевна? – устало вздохнул Лунин. – И откуда, прошу прощения, эти ваши сведения взялись?

– Ну, во-первых, я еще сама из ума не выжила. Если меня раз за разом пытают, где был Толик, с восьми до одиннадцати вечера, то, наверное, это неспроста. Да и обо мне самой они то же самое вызнавали.

– Логично, – буркнул Лунин, делая пометку «20–23» в своем блокноте, – а что, есть еще и во-вторых?

– А во-вторых, у нас не Москва и даже не этот ваш Среднегорск, – судя по интонации, Среднегорск тетке явно не нравился, – на весь Одинск и сорок тысяч народу не наберется, а у нас в Ясачке всего-то домов триста будет. Все друг друга знают, либо сами, либо через соседа.

– И что сказал сосед? – Илья подпер щеку ладонью, приготовившись к очередной долгой тираде.

– Сосед? – Лицо Татьяны Васильевны недобро потемнело. – Сосед, чтоб ему, лупоглазому, пусто было, ничего не говорит, а вот у Ленки сын, тот еще, слава богу, нормальный, рассказал, как есть.

– Он что, в полиции работает или в комитете? – уточнил на всякий случай Лунин.

Татьяна Васильевна удивленно уставилась на племянника.

– В каком комитете? Комитетчиков же переименовали, лет тридцать назад.

– Я не о тех, – поморщился Илья, поняв, что тетка говорит о сменившем свою вывеску еще в девяносто первом году Комитете государственной безопасности. – Следственный комитет, вот как здесь.

– Вон оно что, – сообразила тетка, – нет, он в полиции, капитаном работает, говорит, что преступников ловит. Уж не знаю, кого он поймать может, такой дурной малый всегда был. Может, и ты его еще помнишь, он тебя лет на пять младше.

– Вряд ли, – Илья сухо пожал плечами, – я, если честно, вообще мало что помню с тех лет, разве что, как на пруд ходили.

– Тогда ты его точно знать должен, – убежденно заявила тетка. – Витек, он, считай, до самой школы по деревне без трусов бегал. Писался постоянно, так Ленка, чтоб не стирать каждый день, его так выпускала.

– Сейчас же не бегает? – Голозадого Витька Лунин вспомнить не мог, хотя, по правде говоря, не особо и старался. – Так что вряд ли узнаю.

– Ну что ты, – махнула рукой Татьяна Васильевна, – сейчас ему форму дали, солидно выглядит, да и писаться, кажись, перестал. Надо будет потом спросить у Ленки-то.

– Так и что говорит ваш писающий мальчик? – бесцеремонно перебил тетку Илья.

– Это ты про Витку, что ли? – переспросила Татьяна Васильевна.

Лунин молча кивнул.

– Витька говорит… – Тетка зажмурилась, напрягая память, и затем, запинаясь, процитировала: – Убийство произошло ориентировочно с двадцати тридцати до двадцати двух тридцати восьмого июня. С учетом того, что тело было обнаружено только на следующий день, и нестабильностью погодных условий в данный промежуток времени, интервал совершения преступления может быть расширен с двадцати до двадцати трех часов.

Окаменевшее лицо Татьяны Васильевны вновь вернулось к человеческому обличью. Тетка тяжело перевела дух и потянулась к кружке с водой.

– Видишь, наизусть выучила, – объяснила она Лунину, возвращая пустую кружку на стол, – Ленка дала бумажку почитать, пока Витька в бане парился. Там еще много чего написано, но уж больно непонятно, как будто нерусский какой писал.

– Заключение экспертизы, – кивнул Илья, – они всегда так пишут, чтобы умнее казаться. Странно только, что оно у вашего Витьки оказалось. Он же полицейский, оперативник, я так понимаю, а такие документы, как правило, у следователя хранятся. Хотя, конечно, могли сделать копию.

Тетка еле заметно пожала плечами, давая понять, что данные процессуальные тонкости находятся за пределами ее понимания.

– Ладно, со временем разобрались. Теперь с самим убийством, что там вообще было, вы знаете?

Татьяна Васильевна испуганно вздрогнула и уставилась на Илью вновь начинающими блестеть от слез глазами.