Кроме того, Владимир сделал наложницей беременную вдову своего брата Ярополка, греческую монахиню, похищенную Святославом во время одного из походов.
Конечно, пьяницей Владимир не был, но вино любил.
Да и какой разврат без вина?
А его, надо заметить, на Руси уже умели делать.
До 15 века винокурение было корчажным.
Корчагами называли плоские керамические сосуды с широким горлом. Именно в них заливали подготовленную брагу или мед.
Затем корчаги ставили в печь и накрывали другой корчагой. В резульате получалось очень слабое вино.
К 15 веку появились новые технологии, разработанные учеными-монахами.
Считается, что первое хлебное вино было создано в 40–70 годы XV века в Чудовом монастыре московского Кремля.
Очень скоро монастырское винокурение вышло на первое место, и великий князь Иван III запретил производство вина в монастырях.
Более того, в 1474 Иван III ввел первую монополию на производство водки.
Сам Иван III, который по существу является первым русским царем, любил пропустиь за пиршественным столом рюмку-другую, но никаких излишеств себе не позволял.
Среди российских императоров были и знатоки, и ценители алкоголя, и трезвенники.
Утонченные вина и дорогие напитки были такой же привычной частью повседневной жизни Российского Императорского двора, как и пасхальные яйца «императорской серии», работы мастеров фирмы Фаберже, выложенные на полках в горках императорских кабинетов.
Ну, и само собой разумеется, что вина, водки и коньяки были неотъемлемой частью пышных дворцовых трапез.
Таким образом, алкоголь на императорских столах занимал такое же почетное место, как и на столах подданных российских императоров.
Тем не менее, алкогольной зависимости не было ни у кого из российских императоров.
В обычной же жизни напитки позволяли и снять стресс, и просто создать атмосферу дружеского ужина с соратниками и сослуживцами. И в императорских резиденциях все было «как у людей».
Тем не менее, некоторые историки считают алгоколизм наследственной чертой почти всех Романовых.
Давайте посмтрим, так ли этой на самом деле.
Иван Грозный
В 1552 году Иван Грозный после взятия Казани запретил торговлю водки в Москве и построил для своих опричников особый питейный дом на Балчуге, названный «кабаком».
Напомним, что слово «кабак» у татар означало выпивку без закуски.
Кабак на Балчуге очень нравился царю, и стал любимым местом увеселения его приближенных.
Скоро государство увидело в продаже водки неистощимый источник обогащения казны.
С 1555 года кабаки появились и в других русских городах, заменив в них старые питейные заведения – корчмы.
Но самым интересным было то, что в кабаках разрешалось пить только простому люду: крестьянам и посадским.
Люди других сословий обязаны были пить спиртное у себя дома, а людям, занимающимся творческим трудом пить вообще запрещлось.
С 1746 года кабаки были переименованы в «питейные заведения», но название «кабак» сохранилось до сих пор и стало нарицательным.
В течение нескольких веков кабак был особенностью русского быта, породив новую общественную социальную прослойку: «кабацких ярыг».
Что же касается самого Грозного царя, то, если верить некоторым источникам, он довольно сильно был подвержен питию.
Особенно он усердствовал в оргиях в Александровской слободе, которая стала оплотом его опричников, где они предавались самому безудржному разврату и пьянству.
К этому времени царский дворец в Александровской слободе был превращен в нечто среднее между крепостью и монастырем. Кругом возвышались прочные стены с бойницами, из которых мрачно выглядывали жерла пушек.
Так среди глухих лесов появилась опричная столица с дворцом, окруженным рвом и валом, со сторожевыми заставами по дорогам. В этой берлоге царь устроил дикую пародию на монастырь.
На вышках дежурили дозорные, железные ворота всегда были заперты. Иоанн, начавший проявлять несомненные признаки помешательства, решил, что для него и его приближенных настало время покаяния.
Он выбрал триста самых отчаянных (выражаясь современным языком, самых отмороженых) опричников и объявил их иноками.
Себя он назначил игуменом, князя Вяземского – келарем. Малюту Скуратова – параклесиархом. Всем были сшиты рясы, скуфьи и прочие принадлежности иноческого облачения. Кроме того, для Иоанна были изготовлены ризы.
Почти каждую ночь, около четырех часов, царь в сопровождении Малюты Скуратова и царевича Ивана поднимался на колокольню и начинал звонить в колокол.
Со всех сторон в церковь спешили опричники.
Случайный посетитель мог бы подумать, что он находится в настоящем монастыре.
Черные фигуры, одетые в подрясники, со скуфьями на головах, ничем не отличались от простых монахов.
Звон умолкал, и в просторном храме, тускло освещенном лампадами, появлялся царь.
Сгорбленный, с лицом изрезанным глубокими морщинами, в длинной мантии, с посохом игумена в правой руке, он производил впечатление инока-молитвенника.
Начиналась служба, которая длилась часа три-четыре. Служил священник, но царь все время находился в алтаре и клал земные поклоны.
Делал он это так усердно, что на лбу у него постоянно была опухоль. Такого же усердия он требовал и от «братии».
Царь строго следил за тем, чтобы все опричники посещали эти ночные службы.
Ослушникам грозила суровая кара: заключение в сыром подвале, почти без пищи, на десять-пятнадцать дней.
После обедни за трапезой, когда веселая братия объедалась и опивалась, царь за аналоем читал поучения отцов церкви о посте и воздержании.
Опричные пиры были далеки от идеального монашеского аскетизма.
Описавшие опричный «монастырь» служившие в опричнине ливонские дворяне Иоганн Таубе и Элерт Крузе рассказыввали, что «каждому подается еда и питье, очень дорогое и состоящее из вина и меда».