– Я в курсе, – довольно сухо ответила Марина, всё же распахивая дверь пошире. – Проходите. Чем обязана столь позднему визиту?
«Надо же, выражения-то какие напыщенные! – подумала она. – Так теперь, наверное, только Кот изъясняется, особенно, когда чем-то аристократически недоволен».
Рудольф Карлович неспешно вытер ноги о коврик у порога, задумчиво посмотрел на свои безукоризненно вычищенные туфли и сделал пару шагов по направлению к комнате. Марина подавила вылезший совершенно некстати инстинктивный порыв рачительной домохозяйки. Как такой пожилой джентльмен разуваться будет? И что ему предложить – старые, чуть ли не отцовские ещё шлёпанцы?
– Просто так, решил вот зайти, познакомиться в неофициальной, так сказать, обстановке. Вы не против?
Марина, сделав рукой пригласительный жест, заперла дверь в квартиру. «Он похож на шнауцера. Да, на старого такого, грустного шнауцера, масти «перец с солью». Породистого и ухоженного, но всё равно – грустного».
– Чай, кофе? К сожалению, ничего более занимательного предложить к столу не могу. Я ещё не совсем обжилась здесь…
– Не беспокойтесь, Марина Петровна. Чашечка кофе вполне устроит старика. И вас не обременит излишними хлопотами.
– Тогда располагайтесь, а я отлучусь на пару минут, – Марина вышла на кухню.
«Кокетничает, – подумала она. – Ишь ты, «старик»! Он вовсе не старый, прикидывается просто. Зачем пришёл, интересно? Просто познакомиться – чушь собачья! Что-то хочет разнюхать, хитрый рыжий Карла». Она нарочито громко стучала чашками и брякала кофеваркой, – пусть гость понимает, что она не прислушивается к тому, чем он там занят. На мгновение в её голове проявилась яркая и абсолютно дурацкая картинка – Рудольф Карлович, хищно скалясь, торопливо выстукивает стены в поисках только ему и ведомого тайника. Вслед за этой картинкой, как из безумного комикса вывалился ворох других – от тайного впускания в дом доверчивой дамочкой небритых грабителей, до превращения гостя в вампира. Вампир подозрительно смахивал на графа Дракулу – плащ с пламенеющей изнанкой, прилизанные жидкие волосы и блестящие от слюны клыки.
Марина невольно взглянула на стену, где на крючках красовался набор кухонных ножей. Эти ножи когда-то подарили Ирине на работе – ещё на комбинате в цехе отковывали – по сию пору, как бритва. Но тут, наконец, по квартире поплыл аромат свежесваренного кофе. Наполнив две чашечки, Марина поставила их на поднос рядом с сахарницей и вазочкой с маленькими печенюшками, упрямо прошептала: «Принцессы ничего не боятся!» – и гордо понесла в комнату, стараясь держать спину прямо.
Гость, совсем не страшный, стоял возле серванта, заложив руки за спину, и с интересом разглядывал книги на полке за стеклом.
– Мне кажется, что книжек у Ирины Петровны имелось, всё-таки, поболее, – Рудольф не отрывал взгляд от старых, потрёпанных корешков. – Правда и было-то это давно. Вы знаете, я гостил пару раз в этом доме, когда мы только затевали общее дело. Думаю, Ирина Петровна вряд ли вам рассказывала об этих визитах ввиду незначительности события.
– Сестра перевела большую часть родительской библиотеки в электронный вид и хранила на дисках, – ответила Марина, тактично умолчав о «незначительности». Если уж на то пошло, то Ирина действительно не упоминала о каких-то подробностях своей деловой жизни. – Сейчас, знаете ли, почти все издания можно в Интернете скачать. Оставила только самые любимые, приобретённые ещё мамой и папой. А всё остальное просто отдала в городскую библиотеку.
– Да, да, да… до некоторых пор библиотеки ещё принимали книги в дар. А сейчас и это никому не нужно, – Карла задумчиво смешно почмокал губами и почесал правую бровь. – Любимые оставила, говорите? Ну да… о, темпора, о, морес. Впрочем, – спохватился он, – Ирина Петровна всегда обладала тонким и изысканным вкусом. Это видно и по сохранившейся части её библиотеки.
Марина и Рудольф Карлович прихлёбывали кофе. Гость брал из вазочки печенье и окунал его в чашечку, потом быстро откусывал промокший краешек и запивал глотком напитка. Получалось это у него очень уютно, по-домашнему. Но молчание, тем не менее, становилось тягостным. Марина поставила свою чашку на столик и негромко покашляла. Гость, словно очнувшись, с видимым сожалением прервал увлекательное кофепитие. «Сидел бы дома и лакомился в своё удовольствие!» – подавляя невольное раздражение, невольно подумала Марина.
– Ну, а как вы устроились здесь на новом месте, Марина Петровна? – чуть дребезжащим голосом спросил Карла.
– А что мне устраиваться? Я же здесь выросла, в этой самой квартире. Вместе с Ириной, с родителями. Здесь и детство прошло, и юность. Так что я дома, – Марина специально не задавала никаких вопросов, надеясь, что гость сам объяснит причину своего визита.
– Ну да, ну да, – Рудольф покивал головой. Внезапно резко встал. Слишком резко для показной манеры пожилого, умудрённого опытом человека. – Это портрет Ирочки! – Он подошел к компьютерному столу.
Марина как раз вчера переставила к компьютеру портрет сестры в рамке, убрав с него траурную ленточку. Ирина с фотографии смотрела строго, только в уголках рта таилась улыбка. Сестра была очень красивая на этом снимке, сделанном за пару лет до её смерти.
– А у меня не осталось даже фотографии Ирины. Ничего не осталось на память… вот только… – Рудольф Карлович напоследок грустно прикоснулся к рамке и сунул руку во внутренний карман пиджака.
«Омега» у тебя осталась, – подумала про себя Марина, – жирный кусок от вашего «общего» дела».
Но вслух она этого не сказала. Карла тем временем достал светлый прямоугольник.
– Посмотрите: похожа, правда?
Марина подошла ближе и посмотрела на фотографию, не беря её в руки. Молодая женщина тускло смотрела с чёрно-белой фотографии. Странно бледная, как будто замёрзшая, с тёмными глазами загнанного маленького зверька. Но, в самом деле, чем-то похожая на Ирину. Ирину безмерно уставшую, никогда не бывшую смелой и гордой принцессой.
– Да, есть что-то общее, – Марина деликатно кивнула головой.
– Это моя супруга, Лизонька, – с трогательной нежностью в голосе пояснил Рудольф Карлович.
«Вообще-то мне это совсем не интересно, – невольно подумала Марина, не зная, что ответить, удивленная этой внезапной нежностью гостя. – Боже мой, не хватало ещё, чтобы он заплакал!»
– Впрочем, я вас задерживаю. Отвлекаю от дел по устройству быта и прочее, – Рудольф внезапно засуетился. – Пойду, пожалуй. Спасибо за кофе, приятно было познакомиться.
Он быстренько переместился из комнаты в коридор. Марина пожала плечами и вышла следом проводить странного Карлу.
И уже на пороге, зачем-то опять вытирая подошвы о коврик, он пробормотал:
– Мне сказали, что мой партнер, Эдуард, вёл себя… э-э-э… несколько некорректно. Вы уж извините его – молодость, понимаете ли, неразумная поспешность, отсутствие должного воспитания, присущая современной молодёжи. Ну да, такие вот дела. Всего хорошего!
Марина молча открыла дверь, по-прежнему не зная что сказать и только неопределенно кивая головой. Гость вышел на площадку и начал медленно спускаться по лестнице, чуть сутуля спину.
– Рудольф Карлович! – окликнула его Марина. – До свидания.
Карла обернулся и первый раз за всё время посмотрел Марине в глаза. Выражение его взгляда Марина так и не поняла.
– Да, да. До свидания, ещё увидимся, Марина Петровна, – и, отвернувшись, он продолжил спуск по лестнице.
«Точно – шнауцер, – подумала Марина, аккуратно захлопывая дверь. – Чего же он всё-таки приходил?»
По-прежнему недоумевая и испытывая смутное, необъяснимое беспокойство, она вернулась в комнату. В чашке Карлы на дне подсыхали размокшие крошки от печенья. Марина выпила свой кофе лишь наполовину. Машинально переставляя на поднос посуду, она неловко наклонила чашку и часть напитка плеснулась через край. Марина не успела даже охнуть, лишь только взглянула на темную жидкость, повисшую между фарфоровым краем и поверхностью столика, как в очень замедленном кино, и вдруг темно-коричневый кофейный «язык» изогнулся самым невероятным образом и снова ловко нырнул обратно. Марина осторожно поставила чашку обратно на стол, выпрямилась и ошеломлённо подумала: «Это я сделала?»
«Хи-хи-хи…» – послышался девчоночий смех из спальни. И словно чья-то тень мелькнула рядом – боковым зрением Марина углядела пушистый полосатый хвост. Сомнамбулой Марина прошла в спальню – бывшую детскую. Она улыбалась, не отдавая себе отчета в этом. Руки её теребили поясок халата. В ушах стоял тихий звон шпор, побрякивающих в такт неторопливым шагам.
Игрушки чинно сидели на кресле и внимательно смотрели на повзрослевшую, почти неузнаваемую хозяйку. Ходики с котом-звездочётом тихо отсчитывали: «Тик-так! Тик-так!»
Опять показалось, что из кладовки доносится возня и приглушённое хихиканье. Марина открыла дверь. С правой стороны ряды длинных полок, на одной из которых стояла коробка с игрушками. Слева – перекладина, на которой всегда висели вешалки-плечики с «несезонной», как говорила мама, «одёжкой», аккуратно укутанной в холщовые чехлы. Под висящей одеждой оставалось прилично свободного пространства. И сёстры, сдвинув в сторону коробки с обувью, прятались между пахнущими нафталином и лавандой чехлами и глухой стеной, оклеенной кусками обоев оставшихся после ремонта.
Там было так уютно шушукаться о девчачьих секретах, вот только мама ругалась, что когда-нибудь девчонки обрушат вешалки себе на головы. А папа усмехался и называл кладовку «темной девичьей светёлкой».
Марина решительно сдвинула в сторону шубу сестры и старый пуховик. Стена за вешалкой и в этот раз была оклеена двумя разномастными полосами. Только обои были дорогие – одна полоса, как стены спальни, другая – из коридорных остатков (Ирина не нарушала «семейных традиций»). Нерешительно проведя ладонью по ровной поверхности стены, Марина вдруг подцепила отошедший уголок и резко дёрнула. Отчаянно царапая ногтями она отдирала дорогие обои, под которыми обнажались очень старые, совсем дешёвые бумажные, намертво приклеенные клеем «бустилат» ещё неведомо когда. Очистив стену больше, чем на половину, Марина увидела криво нарисованные очертания двери с изображением дверной ручки в виде перекошенного кольца и колокольчиком-звонком. Марина вспомнила, как они с Иринкой утащили у папы из стола флакон с тушью и плакатные перья, которыми он иногда правил чертежи. Одно – самое широкое перо – понравилось сёстрам. И девчонки нарисовали им эту самую дверь и ручку. Перьями потоньше Ирина как раз собралась украшать таинственный вход, но успела только нарисовать колокольчик, когда король-отец заметил пропажу. Сёстрам тогда сильно попало за «художества». Не потому, что они испортили стену в кладовке, а потому что плакатные перья были в страшном дефиците, а от малевания по стенке оказались безнадёжно испорченными.
Тушь, конечно, сильно поблекла, но вполне сохранилась под слоем обоев. Марина молча стояла у двери в их с Иринкой детство, а потом ткнулась лбом в холодную стенку и впервые с тех пор, как приехала, заплакала.
Глава 14. О Пушистиках, Секретиках и печальном Тронном зале
Марина крепко спала, и во сне ей снилось, будто кто-то бегал под кроватью, попискивая и шебуршась, словно стайка разыгравшихся не в меру котят. Принцесса открыла глаза, не удивляясь тому, что солнце уже светит прямо в огромное стрельчатое окно. Откинув пуховое одеяло с вышитым на пододеяльнике золотым вензелем «М», она опустила босые ноги на паркет, нашаривая тапочки. Ну, конечно, тапочек был только один!
– О, великие боги! – воскликнула Маринка, стараясь придать голосу строгость. – Злодеи опять похитили священный и неприкосновенный тапок принцессы!
Под кроватью мгновенно воцарилась тишина. Потом тонкий голосок неуверенно протянул:
– Мы игра-а-али…
– Тогда выходите по одному иначе мы будем стрелять!
Под кроватью хихикнули. Там определённо не поверили таким ужасным словам. Послышалась возня и хитрый голосок пропищал: