дыркой в сердце тишины!
не был грех ночной замолен –
и неважно, кто там в поле –
пень иль волк кричит от боли:
мало что ли дел иных?!
* * *
октябрь. деревья зацвели.
тепло пугает кабанов.
плывут по лесу корабли
на ужин к мертвецам. давно
живём мы сами по себе,
как птицы, дождь или трава…
старается осенний бес,
но он для боли староват
* * *
здесь солнце и вода
не ведают стыда
и мне неплохо тут
но завтра страшный суд
* * *
Итак, напоим отца
нашего вином…
Быт.19:32
ложь потянется с синая,
а за ней вослед иная –
будто тени с потолка…
он не сделал и глотка,
он ещё наполнен болью
до краёв, и столбик соли
не остыл, но их река
не отпустит игрока…
* * *
pour cezanne
купальщицы не покидали вод
курильщики дымили бестолково
стремился превзойти себя сезам
и было всё к бессмертию готово
когда он волю божьим дал слезам
и утонул в них… ныне арараты
сотворены иные… для кого? –
ведь нет ни почитателя ни брата
* * *
по заброшенной дороге
мимо зарослей тимьяна,
хоть и не пил, будто пьяный,
старый чёрт идёт безрогий.
он познал сегодня счастье:
выйдя из-под власти слова,
разорвал его на части,
по-другому склеив снова
* * *
вверх на крышу – бодрым шагом
(бог его не съест,
и свинья не выдаст) – тяга
к перемене мест
непреодолима: быстро
и наверняка –
ведь прыжок не то, что выстрел,
не дрожит рука…
* * *
я на краю у бездны мрачной
стою – хороший да не свой,
и три полуночные мачты –
мои кресты над головой.
я не пойду к себе в коломну:
с друзьями мне уже не пить,
но тени путь в каменоломню
покажет шёлковая нить.
там сад – в нём статуй безголовых
с десяток: лебедь, рыболовы,
старик, две прачки и горбун.
там в небо лестница – иаков
стоит на ней: всю ночь проплакав,
он не коснулся божьих струн
* * *
птица смуглая, как итальянка,
не ходи ты на поле: гулянка
там идёт, но не люди совсем –
пляшут камни живые под дудку
тени, там на погибель рассудку
ездит червь-мозговик на овце