В долине бабочек

В висках пульсировало так сильно, что я сжала голову руками. Я думала, у меня случится инсульт или что-то в этом духе. Мне очень хотелось кому-нибудь позвонить, но кроме Вики было некому, а она все еще находилась в больнице, так сказала ее мама сегодня, когда я интересовалась делами подруги. Я решила набрать мать, но мы, как ты помнишь, дорогой дневник, настолько несовместимые души, что просто так я не могла позвонить. Все эти разговоры матери с дочерью были не про нас.

Тогда я решила, что буду петь в ее дуду. Я набрала материн номер в мессенджере. Она ответила почти мгновенно.

– Что-то случилось? – В ее голосе звучало раздражение. – Если нет, то давай позже.

– Мама, Павлик мне изменял.

На том конце воцарилась такая тишина, что мне показалось, будто связь прервалась, но мать отреагировала:

– Козлина. Прямо как твой отец.

Я знала, что это сработает.

– Мама, мне так плохо! Может, ты как женщина, которая через это уже прошла, дашь мне какой-то совет? – Я сама не верила, что говорю подобное.

– Нет уж, разбирайся сама. Я тебе дала совет еще в начале ваших отношений. Что я тебе сказала? Помнишь? – Мать громко сопела, это означало, что надо подтвердить ее слова.

– Ты сказала: бросай его, хлебнешь горя, Варвара, – процитировала я мать.

– Вот, надо было слушать. А теперь прости, но у меня Сюзанна, у нас сеанс.

В жизни моей матери не насчитывалось столько событий, чтобы так часто получать прогнозы от нумеролога. Но тут меня осенило:

– Мама, я нашла ту, к которой он ушел, я знаю, когда она родилась. Вы можете посчитать?

Я даже договорись не успела, когда услышала возглас радости. Жизнь матери была скучна, а тут такой повод для нумерологии. Меня попросили сбросить текстом даты рождения его и ее и ждать десять минут. Я покорно отправила. Сама тем временем продолжила изучать страницу Алины. Последнее, что вызывало у нее повышенный интерес, – это экоактивизм. Она писала, что нельзя так нещадно насиловать землю, что миллиардеры погубят нашу планету своими выхлопами из частных самолетов, что ледники тают, и так далее. Почему эта женщина не встречалась с Леонардо Ди Каприо? Они стали бы идеальной парой. Зачем ей мой Павлик?

И вдруг я подумала, что могу спросить ее об этом сама. Пусть Павел не берет трубку, но Алина точно должна мне ответить. Судя по всему, она была максимально бесстрашной и если не боялась лечь перед экскаватором, который ехал корчевать лес, то меня точно не испугается. Я зашла в директ и написала: «Привет, сучка, как тебе живется с моим бывшим? Счастливы?» – потом передумала и удалила, вместо этого набрала: «Алина, я Варвара, вы знаете меня и знаете, что случилось. Я бы хотела поговорить. Можем созвониться?» Руки чесались завалить ее директ матом, но я сдержалась. Тут мне позвонила мать. Она была возбуждена невероятно.

– Варя, у меня мурашки. Сюзанна – гений.

Я даже не сомневалась.

– Мама, что говорят цифры? Удалось посчитать? – Я голосом пыталась передать заинтересованность.

– Еще как! Он – типичная «двойка», она – «четверка»… Сюзанна, тебе слово, – голосом влюбленной пионерки пролепетала мать.

– Дорогая, ты спаслась! Скажи спасибо Богу, – раздался в трубке низкий голос.

– Спасибо, Бог. А если точнее?

– Эта парочка создана друг для друга. Они уже четвертый раз пытаются пройти свои уроки и никак не могут это сделать. – Она откашлялась.

– Какие еще уроки? – Я так много слышала про эти самые уроки и предназначения, но так ни разу и не спросила, что это значит.

– Она должна побороть свою злую энергию, должна создать семью именно с ним, должна полюбить, только тогда этот урок будет пройден. Он должен усмирить ее, взять поводья и приструнить, как дикую кобылу, но он этого не делает из жизни в жизнь…

На заднем фоне мать воскликнула:

– Невероятно, я в мурашках!

Если переложить то, что сказала Сюзанна, на реальную жизнь, то вообще-то, дорогой дневник, все совпадало. Эта Алина реально была неуправляемой бабой, которая лезла на баррикады, а он был мямлей, который не мог ее унять.

Сюзанна чиркнула зажигалкой на том конце связи. В доме матери запрещалось курить категорически, но, видимо, не обожаемому нумерологу.

– Он много раз пытался уйти от нее. Он чувствует, что она его погубит, но ничего сделать не способен. Они обречены маяться до конца дней своих. Ни с одной другой женщиной он быть не сможет. – Судя по звуку, Сюзанна выпустила дым.

– Теперь понятно? – крикнула откуда-то издалека мать. – Ты поняла, что Роза говорила почти то же самое?

– Эй, что может эта Роза? Что ты нас сравниваешь? Она ведьма, шарлатанка, а я нумеролог. Нумерология – это наука! – Все это было адресовано уже не мне.

– Роза тоже считает, – мямлила мать, – но, конечно же, не как ты, Сюзанночка. Совсем не так.

Я отключилась. Пусть выясняют отношения без меня. Я звонила матери выговориться, а получила ответ, который в данной ситуации меня неожиданно устроил. Мы не вместе, потому что так решила Вселенная, эти полоумные вот уже четвертую жизнь не могут договориться, и я не обязана страдать из-за этого. Пусть будет так. Я, возможно, еще испытывала какие-то чувства к Павлу, но была уверена, что его забуду. Человеческий мозг так устроен, он не может немедленно вымарать что-либо из памяти, ему требуется время. Я своему дам. Я уже загрузила туда информацию об изменах и предательстве, переваривай, дорогое подсознание.

Я решила выйти подышать морским воздухом, но тут в директ прилетело сообщение. Алина прислала номер телефона. «Тварь, – подумала я, – могла не отвечать, заблокировать меня, нет же, ответила».

Я решила, что для этого разговора наряжаться в красивое платье точно не буду. Я взяла сумочку и очки и пошла на пляж выпить кофе. Денег у меня почти не осталось, и жила я впроголодь, но до отлета всего несколько дней, и я точно знала, что могу побаловать себя чашечкой кофе, тем более что стоил он тут копейки даже на пляже.

Кофе оказался горький, невкусный и очень горячий, я даже обожгла язык. Наверное, предстоящий звонок и испорченный бариста кофе оказались как-то связаны. Мне пришло в голову, что, будь этот кофе самым вкусным в мире, в данной ситуации я не оценила бы этого. Я подключилась к вайфаю в кофейне и набрала номер. На том конце ответил очень взволнованный женский голос:

– Варечка, здравствуйте. Совершенно уместно, что вы решили выйти на связь. Надеюсь, вы не злорадствовать звоните?

Я, честно скажу, не ожидала такого приема.

– Простите, я что-то не понимаю. Вы Алина? – спросила я.

– Ну что вы, ни в коем случае. – Голос был таким грустным, что мне стало неспокойно. – Я мама Алины – Фаина.

– Понятно. – Хотя ничего понятно не было, я даже не знала, как продолжить разговор. – Ну а с вашей дочерью я могу поговорить?

– Нет, не можете. Вы ведь знаете, что случилось, зачем вы такое говорите?

Беседа становилось все более странной.

– Я не знаю, что случилось с вашей дочерью. Я знаю только, что она увела моего парня. Я хотела выяснить отношения и поставить точку. – Я в эту минуту была самым спокойным человеком.

– Вы про Павла? – Она была удивлена. – Разве он не расстался с вами полгода назад?

– Нет, мы расстались примерно неделю назад, когда он случайно забыл приехать в загс на регистрацию нашего брака.

– Вы, верно, что-то путаете. – Она засмеялась. – Он расстался с вами полгода назад. Мы с Алиной знали про вас. Сразу после расставания Павел стал чаще приезжать, правда, он в то время много ездил по командировкам. Телевизионная работа, она такая, сами понимаете, – грустно заметила она.

Вот так я и выяснила, дорогой дневник, что полгода назад Павлик сошелся со своей бывшей, это оказался уже третий раз, когда они сходились. Мама Алины соловьем пела, как она каждый раз радовалась этим очередным «схождениям», потому что «Алиночка такая беспокойная, такая бунтарка», а Паша ее уравновешивал. Идеальная пара. Я сейчас это пишу, и в голове звучит ее мерзкий гнусавый голос. Но я, конечно же, не преминула расставить все точки над i.

– Павлик – подонок. Он не бросил меня, а продолжал жить со мной все это время. Когда он говорил вам, что он в командировке, – он был со мной, когда врал мне про командировки – был с вашей дочерью. Он конченый. – Я все еще была спокойна. Наверное, пока я шла до пляжа, мозг уже переварил всю информацию о моем бывшем и его поступках и теперь реагировал адекватно.

– Вы уверены? – спросила Фаина. – Хотя зачем вам врать. Павел говорил, что вы девушка честная, открытая.

– Вы даже меня обсуждали? – Я была очень удивлена.

– Более того, мы приходили в магазин, где вы работаете. Я настаивала, чтобы Алина с вами поговорила, но она не смогла. Мы тогда купили какие-то книги и ушли.

Я не могла поверить своим ушам.

– Я вам честно скажу, что в шоке и, наверное, в любой другой ситуации выругалась бы матом, но я занимаюсь с психологом и вообще прилагаю много усилий, чтобы оставаться в адеквате, так что я попробую сдержаться, – отрезала я.

– Вы даже не представляете, как я вам признательна, – произнесла она блаженно. – Наверное, Алина сказала бы так же, но чего уж теперь…

– Она что, умерла? – выпалила я.

– Ну что вы, нет, конечно. Умерла после всего случившегося я, а она молодцом, молодцом…

Я подумала, что Алинина мать на антидепрессантах или пьяная.

– Я не понимаю, что случилось. Вы можете мне рассказать? Где Алина? Где Павлик?

– Алина в СИЗО. А Павлик – я даже не знаю… Говорят, его ищут, но, кажется, еще не задержали.

Я еще не знала сути, но уже начала паниковать.

– Что они натворили? – голосом своей матери спросила я в телефон.

– Алиночка познакомилась с какими-то очередными активистами. Вы понимаете, она всегда так: вот что ни новая неделя, то она с кем-то едет куда-то протестовать. – Эта женщина выдавала такое количество ненужных слов, что я начала терять терпение.

– Вы может собраться и в двух предложениях сказать, что случилось? – Я кипела от злости. Дочь такая бунтарка, а мать ни рыба ни мясо.

– Хорошо. Вот как было. Привезли эту выставку, вы понимаете, на нее весь город собрался смотреть, очередь дикая. Алина с Павлом тоже пошли. Она любила искусство, я с детства ее к этому приучала…

– Фаина! – рявкнула я.

– Хорошо-хорошо, простите. Они пришли на эту выставку вечером, люди уже расходились, и тут она… – Фаина заплакала. – Тут она достала бутылочку зеленки и вылила на полотно! Вы понимаете? Это не со зла, она не вандал. Она против потепления и… – Тихий плач сменили рыдания.

Я вспомнила, что на днях видела, как Юсуф смотрел новости. Там показывали видеосюжет, где девушка обливает картину чем-то. Так как экоактивисты портили картины в последнее время почти каждую неделю, то я не придала этому значения.

– Фаина, так Павлик тоже виноват? Он тоже экоактивист? – Я прекрасно знала, что нет. Скорее всего, эта мямля пошел с Алиной за компанию, а она его даже не предупредила.

– Не знаю, он скрылся, а ее арестовали. Он подрался с охранником, сломал ему нос. Их хотят обвинить в вандализме. Понимаете? Международный скандал. Картина испорчена. Вот как так можно – привезти картину за десятки миллионов долларов и вывесить ее без защитного стекла? Ну ведь времена-то какие, а?

– Фаина, ваша дочь дура. Простите, но вы должны это знать. – И я отключилась…

Я шла по пляжу в сторону отеля и почему-то улыбалась. Не могла ничего с собой поделать. Решила побежать в отель и обо всем рассказать Зейнеп. Она стояла за своей стойкой и говорила с кем-то по телефону. Я не могла дождаться, когда она закончит. Подруга наконец-то положила трубку, и я расхохоталась на весь отель. Она выбежала, увела меня на ступени, где несколько дней назад мы смотрели ролик про женщину-овцу, и я стала ей рассказывать все, что узнала. Она смотрела на меня полная удивления. У нее было столько вопросов, но я не могла говорить, все время смеялась. Телефон на стойке снова зазвонил. Зейнеп побежала отвечать, а я сидела, утирая слезы. В эту минуту в лобби вошла Айрин, она наконец-то приплыла.

Запись 13

Варя носит Prada

Дорогой дневник, вот не дура ли я последняя? Сегодняшнюю ночь я провела, переживая за Павлика. Человек, который предал меня, благодаря которому я всерьез размышляла над тем, не сигануть ли мне с обрыва вниз головой, в итоге так завладел моими мыслями этой ночью, что я чуть с ума не сошла. Я все думала и думала, что с ним, где он, могу ли я как-то помочь ему сейчас. Даже на несколько минут позволила мозгу поразмышлять над тем, не стоит ли мне как-то вмешаться, но потом вспомнила все и решила, что – нет, я по-прежнему желаю ему всего самого наихудшего.

Я чувствовала, что должна как-то выплеснуть эмоции. Мне хотелось закричать, но не от боли, а от злости. Наверное, для этого прекрасно подходил ночной пляж, но одеваться и идти куда-то ночью мне было лень. Я сильно-сильно вжала лицо в подушку и заорала. Орала я слово «сука», и знаешь что, дневник? Мне помогло. После этого я крепко заснула и проспала почти пять часов. Утром я решила, что у этой истории должен быть какой-то финал. Я собралась с мыслями и позвонила Антонине, матери Павлика. Эта женщина плохо дружит с гаджетами и не сразу поняла, что творится с ее телефоном, но с третьего раза разговор все же получился.

– Варечка, какое счастье, что позвонила. – По голосу я поняла, что она действительно мне рада.

– Так что с Павликом? – спросила я.

– Варя, ты знаешь, он сказал, что меня прослушивают, что я должна молчать. Полиция приходила ко мне и к вам в квартиру, делали обыски. – Она заплакала.

– А что они искали? Я не поняла, в чем он виноват? – Я хотела ее успокоить и выбрала тональность, по которой было понятно, что я якобы тоже его жалею.

– Ну… наверное, для начала я должна попросить у тебя прощения. Я знала, что он с этой заразой, но он велел мне молчать и не влезать в его жизнь.

– Хорошо, просите…

– Варечка, я прошу прощения, я должна была по-женски поддержать тебя, рассказать все, а не молчать. Но ты понимаешь, Павлик так мучился. Он же до самого дня свадьбы разрывался. Он уже ехал в загс, я это знала. Но потом ему позвонила эта зараза, и вот случилось то, что случилось. – Она умолкла.

– Что значит «он разрывался»? – не поняла я.

– Все эти полгода он был не уверен, что правильно поступил, вновь сойдясь с Алиной, ты понимаешь? Он мучился, приходил ко мне и не знал, что ему делать. – Она включила кран и, судя по звукам, набирала воду.

– Так вот почему он не ушел сразу… – В этот момент я начала говорить с ее интонациями.