Бесконечный путь по цикличной спирали. Часть 1

Байкер начал свой бесстрастный, но суровый крестовый поход в сторону врага. Исполненный веры он двигался неотвратимо без тени сомнения и страха. Внешний вид паладина излучал непреклонную отвагу и хладнокровие. Тело байкера возродилось. Он был не просто жив, он был, как будто бы, здоров и невредим. Байкер, действительно, чудесным образом воскрес и вновь восстал против нечисти, но уже в новом качестве и обличии, в истинном своём лике война света, самурая ментальности и духа. Его тело не было исцелено, но оно наполнилось свежими жизненными силами. Паладин даже не хромал на ту ногу, которая была практически уничтожена, не стонал от боли сломанных рёбер. Необъяснимая вселенская сила то ли вселилась в его сражённое тело, то ли он позволил ей выйти наружу, дав возможность проявиться в естественной своей форме.

Бес оказался не готов к такому развитию событий и, запаниковав, начал отступать, чему свидетельствовали мелкие шаги назад. Он перебирал ноги в нерешительности, судорожно ища пути к спасению. От отчаяния банкир был готов развернуться и просто бежать туда, где был вожделенный приз его стараний, к высокому, огромному дубу, под которым всё так же безжизненно лежали дети, вернее, их тела. Добежать, получить желаемое и скрыться подальше от этого настырного и неутомимого воина, надвигавшегося сейчас на него, как рок, как приговор, как кара. Но сделать это было невозможно, просто нереально. Необходимо было сражаться… За свою жизнь. Бес испугался.

Байкер по-прежнему неотвратимо надвигался, бес пятился. Так они приблизились к необъятному стволу древнего дерева. Вблизи этот ствол казался практически стеной. Детские тела были неподалёку от них, буквально в нескольких шагах.

Паническая сирена прервалась у беса в голове, когда он неожиданно для себя и от этого достаточно больно уткнулся спиной в твёрдую дубовую породу. Его обезображенная голова глухо стукнулась по инерции тела о жёсткий и прочный ствол. Банкир не успел ничего понять, как сразу же моментально отскочившую от дерева голову догнал многотонный удар руки, наделённой уже сверхъестественной силой. Неимоверный, разящий удар, вобравший всю мощь, которой теперь обладал байкер. Эта мощь уже свергала не одного беса, банкир уж точно был не первым. Однако это создание не было посредственным и слабым. Банкир являлся бесом самого высокого уровня концентрации эзотерических структур. Он был могущественным существом, вобравшим в себя всё, чем обладают паладины света, но с другим знаком… Противоположным, чуждым им. Именно поэтому бес всё ещё продолжал стоять на своих ногах. Его тело снова чудовищно врезалось в древесную массу. Дуб содрогнулся под такой потрясающей ударной нагрузкой, но стерпел и с понимающим снисхождением выдержал её. Он был готов терпеть и дальше, словно под ним происходило не вселенское побоище двух высших существ с разных полюсов мироздания, а всего лишь шалости не поделивших что-то малышей. Дуб, как безмолвный свидетель созерцал всё это, косвенно участвуя в процессе.

Байкер ошеломил врага, это было точно. Он схватил беса за ключицы с прокаченными сверху трапециями, начав монотонно и методично, как молотильно-ударный станок, трясти противника, швыряя того вновь и вновь на твердь дубовой поверхности. Паладин даже не тряс обмякшее тело, а просто с силой толкал беса на прочную древесную стену, тот получал чудовищный удар всем телом, как при падении с многоэтажного дома, и отскакивал обратно, вновь испытывая неизбежный толчок. Так продолжалось снова и снова… Пока бес не произвёл контрудар.

Очередной сильный толчок, и бледное существо с ярко-кровяными выделяющимися венами в бессилии ударяется о дуб. Отскакивая, бес движется снова в объятия своего врага. Но тут он резко поднимает руки вверх, а затем проворным движением вниз молниеносно сбивает протянутые к нему конечности байкера. Устремившись к воину-пилигриму, придавая своему телу попутное ускорение, бес всей своей массой реактивно, в один миг, врезает свою верхнюю часть лба байкеру между глаз в переносицу. Нос сломан, разбит вдребезги.

Чрезвычайно стремительный приём был исполнен мгновенно, как полёт крупнокалиберной пули, и сокрушающе, как падение водородной бомбы. Паладин завалился назад и упал, потеряв равновесие на грязи и остатках скользкой от влаги травы.

Боль, она ощущалась, как прежде, но это была тупая, отдалённая и приглушённая другими чувствами боль. Её можно было терпеть, потому что внутри всё и так пылало от жара и света, которые пробивались через неисчислимые татуировки на обнажённом торсе.

Бес кинулся на байкера и повалился сверху. Паладин попытался было скинуть атакующего, хаотично размахивая руками и ногами, извиваясь под ним как юркий мангуст. Но все попытки были пресечены. Два дробящих плоть удара, направленные в грудную клетку, временно успокоили воина-пилигрима. У него сбилось дыхание, и, кажется, сломались оставшиеся нетронутыми рёбра. Бес вцепился обеими руками байкеру в горло и насел на него окончательно, придавив телом сломанную грудину, а коленями прижал к земле плечи байкера так, чтобы противник снизу не мог активно двигать руками. Плачевное положение. Паладин прекрасно осознавал, что если он чего-нибудь не предпримет, то через несколько минут бесовская сила окончательно уничтожит его, и всё окажется напрасным.

Ловким и отчаянным рывком байкер освободил одну руку из-под ноги беса, попытался разомкнуть кисти, сдавившие тисками его горло, но даже мизинцы крепкого захвата не поддались упорству остатков сил байкера, которые он старательно пытался применить, спасая своё тело от гибели. Бес держал намертво. Тогда воин-пилигрим дотянулся до лица врага и большим пальцем надавил на залитый красным глаз беса, широко раскрытый в безумном раже. Глаз лопнул и вытек, в глазнице остался только палец байкера. Реакции со стороны беса не последовало. Он с прежним остервенением и звериным бешенством душил паладина, не обращая никакого внимания на стекающий по телу сгусток кровавой слизи. Глаза у банкира уже не стало, ситуация была исчерпана, вариантов не оставалось. Байкер чувствовал, как истекают последние капли вновь обретённых сил, а вместе с ними и последние мгновения его физического присутствия в мире материй.

Поистине жуткая, ужасающая картина из двух созданий неимоверной силы с колоссальной энергией, наделённых ментальными и духовными откровениями, находящихся на высочайшей ступени творения мира, отчаянно борющихся за своё существование.

Физиономия беса искривилась в кошмарной, зловещей улыбке. На фоне пугающего, полностью обезображенного лица эта улыбка едва ли была различима. Но на байкера смотрело возбуждённое маниакальной радостью, предвкушающее победу, невменяемое, одуревшее лицо смерти. Злобное безумство и бешенство, неужели, это – всё, что запомнит сознание перед тем, как оно покинет телесную оболочку, и дух устремится к иным мирам в поисках «истинного я».

Нет! Только ты. Предела нет.

Паладин впился в оставшийся глаз беса пронизывающим и каким-то изучающим взглядом. Этот ясный взгляд был пропитан странной чистотой идеального бриллианта, словно являющегося наконечником разящего копья, которое проникло в сознание беса насквозь. Банкир осёкся и в смятении подался назад, не отпустив при этом плотно сжатых рук от горла воина-пилигрима.

Паладин обеими руками схватил предплечье противника, восседающего сверху, надёжно зафиксировав в районе своей груди одну из конечностей беса, вцепившуюся в шею байкера. Затем одним быстрым рывком он подтянул к себе и закинул обе ноги бесу за голову так, чтобы они оказались перед торсом врага. Банкир понял, что к чему, рефлекторно дёрнул руку на себя, но было поздно. Теперь уже байкер удерживал её своими стальными кистями. Хват на горле ослаб, и воздух мощным потоком, как водопад с обрыва после преодоления естественных заторов, хлынул через шейные каналы к травмированным лёгким. Стало гораздо легче. Глубокий вдох. Байкер чуть не подавился насыщенным влагой, свежим, холодным, живительным воздухом, содержащим такой драгоценный, такой долгожданный и такой необходимый кислород. Мощный выдох. Титаническое усилие. Прогиб. Байкер завалил беса на землю, стряхнув с себя. И вот уже бес лежал на спине в холодной грязи, а его рука была схвачена и зажата между ног паладина. Байкер также остался лежать лицом к верху, но теперь положение банкира было куда хуже, потому что паладин рьяно прижимал бесовскую конечность к своей груди, боясь отпустить или ослабить захват. Встав на мост, изогнувшись при этом в дугу, воин-пилигрим проявил чудеса акробатической гибкости. Это был классический приём с выходом на болевой захват, полностью поменявший расстановку сил.

Дикий рёв разорвал постоянный монотонный шум дождя. Нечеловеческий оглушающий кошмарный крик, раздирающий психику в клочья, наполнил пространство густотой бесовского ужаса, демонического страха и боли. Так отчаянно вопит загнанный зверь перед смертью, осознавая свою беспомощность. Рука беса была сломана. Вернее сказать, байкер вырвал её из плечевой сумки и сломал в двух местах одновременно. Теперь она была бесполезна.

В несколько ловких и сноровистых движений паладин оказался возле тела банкира, извивающегося на земле в агонии и неистовой боли. Байкер налёг на бившийся в конвульсиях бесовский торс и опёрся локтем на солнечное сплетение, перенеся на него большую часть своей массы, чтобы усмирить врага и приступить к завершающему ритуалу. Вторую, свободную, руку он повелительно положил на одноглазое искалеченное лицо беса, поймав его дёргающуюся из стороны в сторону голову. Силы ещё оставались, но их было предельно мало, мало катастрофически. Тогда паладин света – хранитель всего живого, благородный воин-пилигрим, защитник гармонии и целостности начал то, что должно было поставить точку.

– Я… Есть порождение света! Я… Есть суть и основа, причина и цель всего! Я… Есть всемирный закон жизни! Я… Есть целое и единое из неделимого! Я… Есть истина! Во имя тела, души и разума! Во имя мудрости, воли и любви! Во имя развития и созидания! Во имя всеобщего благоденствия и процветания истинной жизни!!! Призываю силы света! Да отступит мрак!.. И падёт слуга тьмы – воплощение сути зла и скверны.

Прервавшись на тяжелое дыхание, словно набираясь сил, байкер продолжил:

– Да прибудет со мной сила всех миров и всех «тел»! Во славу жизни! Во имя блага! Во имя истины! Во имя нового цикла!!! Изыди, бес!!! Изыди, бес!!! Изыди, бес!!! Гори, бес!!! Сгори до конца!!! Изыыыдиии, бес!!!

Сквозь многочисленные узоры, символы и письмена на изнурённом, изнемогающем теле байкера начал проступать ещё более яркий искрящийся золотом свет. Это сияние становилось всё сильнее и жарче. Оно пробивалось уже катастрофически активно, грозя разорвать байкера изнутри. Предельная концентрация сил и фокусировка сознания давались паладину весьма тяжело. И вот рьяный слепящий свет из нутра плоти воина-пилигрима, исходящий, казалось, от самой его души, начал материализовываться в самом прямом смысле слова. Сияние распалилось до предела и стало искрить, разбрасывая в стороны капельки то ли искр, то ли сгустки жидкой магмы. Кисть, плотно прижатая к лицу беса, раскалилась добела. Окровавленная измождённая голова перестала неистово дергаться от боли и начала буквально плавиться под тяжестью руки при невообразимом жаре от внутренней энергии байкера. Воин-пилигрим в прямом смысле слова испепелял беса, выжигая его плоть своим истинным светом, внутренней энергией, исполненной как откровение, словно дар вселенной. Плоть банкира плавилась и таяла, сгорая. Было очевидно, что вместе с ней выгорала и вся его сущность, всё естество. Изничтожалось само проявление противоположности паладина света, как факт, как явление.

То, что бес обещал сделать с байкером, свет сделал с тьмой. Беса не стало. Совсем. Он исчез, затерявшись в небытии, но и там от него не осталось ничего так, словно его никогда не было. И больше его точно не будет. От его «тел» и проявлений осталась безграничная в своей ничтожности пустота. Но не было даже и этой пустоты. Не было уже ничего, связанного с ним.

Байкер рухнул на землю абсолютно обессиленный, как мешок, набитый чем-то плотным, например мясом с костями, который небрежно и без церемоний скинули с грузовика при разгрузке. Но нужно было продолжать. Осталось совсем немного – добраться до тех умирающих маленьких тел возле дуба-великана.

Встать паладин уже никак не мог, как бы ни старался. Да он даже и не пытался, зная, что это невозможно. Тщетно. Сил нет. Всё. Кончено.

Тогда он пополз… С ожесточением, вгрызаясь в землю, и харкая в грязи кровью. Он пополз… Цепляясь всем, чем только можно за почву, байкер с упорным остервенением подтягивал себя к цели сантиметр за сантиметром. А ещё с надеждой… И мольбой.

Осталось немного… Нет. Только половина пройдена. Всего-навсего половина. Ещё ползти целую половину… А силы иссякли полностью. Байкер уткнулся лицом в землю, окунувшись в грязь. Он тихо прохрипел то ли сам себе, то ли кому-то ещё, хотя рядом, вроде бы, никого не было.

– Я не смогу… Не смогу…

Паладин в последний раз поднял голову, чтобы посмотреть туда, куда ему не суждено было добраться. Он смотрел в ту сторону с безмерной жалостью и печалью в глазах, которые стали мутными и стеклянными из-за скопившихся в них слёз. Байкер моргнул, и собравшаяся на нижних веках жидкость, встревоженная рефлекторным движением, обильно скатилась по морщинам около носа, задержалась на уголках губ и капнула на холодную землю, разбавив жидкую грязь солёными слезами. Воин-пилигрим плакал. Он смотрел туда, где лежали тела совсем ещё маленьких детей, и плакал. Голова снова опустилась, лицо покрыла маска из чёрно-коричневой жижи. Байкер сожалел. Он корил себя за бессилие и беспомощность. Ведь он так много сделал, но не довёл дело до конца… Не спас юные жизни… Не вывел спираль цикла на новый, более высокий уровень, а попросту замкнул кольцо этой спирали. Он свершил суд, но не восстановил справедливость.

И сейчас он умирал. Безысходно уходил из этого мира. Полные горя глаза снова подняли взор, чтобы увидеть прекрасное творение жизни – многовековой дуб – символ единства и неделимости, гармонии и идеального баланса всех составляющих, идеальный монумент вечности и бесконечной стойкости всего существующего.

Там, возле дуба, он увидел чудо – два маленьких призрака, два бестелесных духа. Два микрокосмоса, «истинные я», проявления души, заключённые в тонкие энергетические материи, весьма зыбкие «тела». Лицо байкера приняло изумлённый вид, зрачки расширились, сердце забилось в бешенном рваном ритме, грозя вот-вот вырваться из груди. Банкир был прав, когда говорил о душах детей, о «бестелесном опыте» и левитации сознания. Конечно, бесу не нужны были тела, тела – лишь плоть. Банкира интересовали две юные души, они были ему необычайно важны, крайне необходимы в его коварных планах.

Байкер уже никак не мог к ним приблизиться. Он был практически при смерти. Всё, на что его хватило, это движение руки. Паладин вытянул её максимально, как только мог, пытаясь дотянуться то призрачных образов, которые молчаливо и беспристрастно охранял древесный великан под своими массивно раскинувшимися ветвями. Байкер напряг и растопырил пальцы, концентрируя усилия на кисти руки, устремившейся вперёд, потом плавно перевёл фокус зрения на души детей… Всё стало размытым, словно изображение утратило резкость и чёткость… Паладин отключился, потеряв сознание.

…

В мутном окружении байкеру предстали знакомые ботинки. Как будто он видел их раньше и даже знал, кому они принадлежат. Кто-то подходил к нему ближе и ближе, хлюпая грязью под ногами. Какая старая и странная обувь, ботинки с брюками. Ну, кто так носит? Под брюки нужно же туфли. Я умер? Нет… Пока нет… Но вот-вот умру. Уже очень скоро. Всё. Это конец.

Человек в дурацких старых ботинках и брюках со стрелками подошёл совсем близко к телу байкера, лежащему без чувств, присел на корточки возле него и положил руку на голову умирающего паладина. Положил бережно и мягко.

Байкер услышал сквозь обморочную пелену чей-то голос, или ему только показалось, что он что-то услышал, так как мрак постепенно заполнял его разум и глубины сознания. Всё стало в дымке. Паладин почувствовал, как проваливается в плотный туман, всё больше погружаясь в небытие, а его уход сопровождают слова, доносящиеся из ниоткуда:

– Ты всё правильно сделал. Не волнуйся. Не бойся. Теперь всё хорошо. Ты – молодец. Не волнуйся. Прошу, не покидай меня. Останься здесь со мной. Искренне молю. Взываю, услышь. Не покидай этот мир, прошу, останься со мной… Во имя царства света… Заклинаю… Подниматься… Миры… Останься… Освободить… Астральн… Уровень человече… Бессмертное… Тело… Сознание… Жизнь… Цикл… Между смертью и рождение… Жду рождением и смерть… Реальность… Смерти нет… Предела нет.

5

Шум и боль в голове ясно дали понять, что фаза сна проходит вместе с тем, как приходит чувство реальности. Надо сказать, паршивая какая-то реальность. Паршивая, рутинная, реальность. Не выспался… Лёг поздно, вот и не выспался. Даже материться на себя не хочется. Ещё этот странный сон про драку на поляне. Устал. Изо дня в день одно и то же. Утром, когда разбит, как Икар, зарекаешься лечь пораньше, выспаться, отдохнуть. Клянёшься. А вечером… Да, какой там… Уже глубокой ночью, перед тем, как спать остаётся четыре – пять часов, проклинаешь всё вокруг, себя же – в первую очередь.

Сон был, правда, странный. Не дурацкий, нет… Даже интересный, прикольный такой сон. Нужно поменьше бои без правил смотреть на ночь, наверное. Кто там, кстати, победил? То ли банкир манерный на деловых понтах, то ли… Нееет, кажется, брутальный отщепенец… Байкер… Или они оба умерли в итоге… Ааа, какая разница.

Телевизор сработал, как будильник, включившись в назначенное время на привычном музыкальном канале. Уж, лучше просыпаться под звуки музыки, какая бы она не была. Ведь мысль, что это – музыка, заставляла думать о себе, как о человеке с высокими культурными ценностями. Хотя музыкой «это» назвать было весьма трудно. То, что играло на попсовом канале, по сути и было самой пошлой на свете попсой. Грудастая «певица» с длинными тёмными волосами стояла вся мокрая под проливным дождём и открывала рот под фонограмму. Песня тут, конечно, не главное, гораздо важнее сам образ сексуальной красотки, которая так страдает о чём-то, выставляя напоказ свои соски, сжавшиеся от холода, и выпирающие из-под платья. Платье, кстати, тоже не отличается изяществом, скорее, оно вульгарное, а теперь ещё и мокрое от воды из шланга, с которого её поливали по задумке режиссёра клипа, имитируя дождь. Тут всё имитировалось: эмоции, песня, талант, картинка, смысл. Круто, короче. Сиськи, платье в стиле «минимализма», смазливая мордочка, если можно применить такое словосочетание к женщине под полтинник с кучей пластических операций на лице, округлые мясистые формы филейной части, стройные ноги, каблуки… Вся такая влажная, желанная, о чём-то ещё и поёт… Талантливая, значит. Людям такое должно нравиться.

«…И этой смерти вопреки

Бежит течение реки.

Реки любви, реки надежды…»

В целом картинка, вроде бы, складывается. Слова из этой песни понемногу начали проникать в сон, созвучно становясь частью фраз, произнесённых героями ночного видения. Не ночного, а утреннего. Видимо, организм начал понемногу просыпаться, и в ещё затуманенное, не выспавшееся сознание доходили звуки из реальности.

Голова болит жутко. Спал, кроме того, что мало, так ещё и плохо. Таблетка помогла, но не до конца. Может, давление? Да, погода, наверное. Весна в этом году как-то рано пришла, что творится, не понятно. Не понятно, от чего проснулся или от телевизора, или от шума в голове. Только не закрывать глаза, только не расслабляться, а то усну опять. Собраться и поднять голову. Есть. И что дальше? Как хреново-то… Долбанная пятница… Долбанный конец рабочей недели… Долбанное утро… Долбанная усталость… Долбанный я…

«Как бесконечность длится час,

Смерть с расставанием – не для нас.

Предела нет. Душа и чувства вечны…»

Красотка, однозначно. Эффектная красотка. Слова, кажется, неплохие, текст, явно, не она писала. Неплохая шутка, молодец. О, я ещё и шутить изволю. Хорошооо. Ммммм, голова… Как болит… Интересно, а она хоть понимает, о чём поёт? Она вообще вдаётся в смысл слов? Смерть… Течение реки времени… Любовь… Надежда… Бесконечность… Предел… Чувства… Вечность… Ты что, дурак? Вставай, давай. Для начала попытайся хотя бы глаза открыть.

Глубокий вдох. Голова на миг стала ясной и лёгкой, как после приличной дозы свежего воздуха ранним утром, пропитанного утренней сыростью кристально чистой росы, бодрящими запахами леса и луговых трав. Блаженная улыбка и светлое ощущение прилива жизни в теле. Сидя тут, на кровати, с раскалывающейся от зудящей боли головой, не выспавшись, вдруг захотелось внутренне произнести себе что-то приятное, пока ещё не открыл глаза. Я живой. Я чувствую себя. Я живу. Спасибо. Я люблю жизнь. Благодарю то, что я часть этой жизни. Спасибо.