– Ага! Такие, как он, ничего не дарят. Подогнал по закупочной цене. Короче, дешево обошлось. А эту пора на свалку.
– Что ж это депутат зажался? Мог бы и так отдать.
– Говорю же, у этого Арсения зимой снега не выпросишь.
– Он нравится Екатерине?
– Да ладно тебе! Только куда ей деваться?
– Что значит куда? Она же не рабыня.
– А где другую работу взять? Нет ее на селе. Если только в Москву податься и передком торговать, как Ленка Гусева.
– Петрович! – повысил голос прапорщик. – Прекрати!
– Да плевать мне на все.
Николаев опрокинул тележку под навес, взял пяток поленьев, вошел в дом через заднюю дверь. За ним шагал Петрович с такой же поклажей. Роман растопил печь. Дом быстро заполнился теплом. Да и на улице пока еще мороза не было.
– Гуся предупредил о приезде? – спросил Роман.
– А как же. Он уже должен из магазина прийти. Чего-то задерживается. Наверное, Катька ему допрос насчет тебя устроила.
– Он же ничего не знает.
– Эх, Рома, бабы есть бабы. Знает или нет – неважно. Если прицепится, то скоро не отвяжешься.
– А самогон?
– У меня не четыре руки. Сейчас тележку оттащу домой, принесу первачка. Маринка в бутылки разливает. Кстати, она тоже собирается зайти, посидеть с тобой.
– Пусть, я только рад буду.
– Нет, я сказал, что ты вечером сам к нам заглянешь. На хрена бабам мешать мужикам? Как раз и Катька с работы вернется, если ее крысеныш-депутат не увезет. Но вроде сегодня его джипа на деревне не было.
– На внедорожнике раскатывает?
– А то! У него же, почитай, в каждой деревне по магазину, кафе на трассе, в райцентре автосервис и еще что-то. Развернулся этот сучонок. При прежней власти его отец председателем райисполкома был. Такой же ворюга. Еще тогда на «Волге» ездил, а она стоила, как все дома на нашей улице. Так-то! Как это в книжках называется? Преемственность поколений?
– Коррупцией это называется.
– Одна хрень. – Петрович выглянул в окно и сообщил: – А вон и Гусь твой шкандыбает. Встречай, я за самогоном.
Друг детства ввалился в дом с шумом и большой сумкой:
– Рома, твою мать! Наконец-то изволил приехать. Дай-ка я обниму тебя, братан.
Николаев указал на сапоги друга, запачканные грязью:
– Ты кирзу сними. Катька тут прибирается, а ты будто специально дерьма поднабрал.
– Без базара.
Гусев сбросил в сенях сапоги, в носках, не надевая тапок, прошел в главную комнату, которую родители Романа по-стариковски называли горницей.
Он обнял друга и заявил:
– Кого-кого, Рома, а тебя я всегда рад видеть.
– На селе наших ребят не осталось?
– Почему? Есть кое-кто. Многие, правда, на заработках обретаются. Я вот тоже на десяток дней уезжаю склады охранять. У каждого своя жизнь. Да и корешился я по-настоящему только с тобой и еще с Шарниром.
– Он на селе?
Шарниром товарищи звали своего друга, Шарнина Александра Сергеевича.
– Нет, Саня в Москве, но не работяга какой. По ментовской линии пошел, сейчас уже майор, на Казанском вокзале в отделе служит. То ли начальником, то ли заместителем. Сюда редко приезжает. У Шарнира семья, двое детей, мать забрал, хата пустая на отшибе стоит. Ну а батя у него, сам знаешь, еще в девяностые утоп в пруду по пьянке.
– Знаю. Значит, Шарнир майор?
– Угу! Недавно получил.
– Откуда знаешь, если он не приезжает в село?
– Так я на работу из района на электричке езжу. Прямиком на Казанский вокзал. Там его частенько вижу. Раньше четыре маленькие звездочки носил, а в последний раз смотрю – на погонах одна большая. Начальник. Но не зазнался. Иногда угощает в кафе, когда с вахты домой еду.
– И много получаешь?
– Двадцать штук. Для села много. Это за десять суток.
– Неплохо, – согласился Николаев.
Об отношениях с супругой Роман друга спрашивать не стал. Неудобно. Захочет, сам расскажет.
Вместо этого он поинтересовался:
– У тебя до сих пор один сын или еще кого родили?
Гусев как-то помрачнел.
– Один. Вовка, сорванец и хулиган.
– Сколько ему?
– Пятнадцать. В восьмой класс пошел, а толку? Школа в районе. Там же и друзья. Приезжает поздно. Один раз уже в милицию, то есть в полицию, вызывали. Сперли с корешком-одноклассником из ларька две банки пива да попались. Пока предупреждением отделался, в следующий раз обещали на учет поставить. Хотел я его в школу-интернат перевести, да подумал, только хуже будет. А по натуре пацан ничего, добрый. В меня пошел. А насчет Ленки тебе уже наверняка Петрович рассказал.
– Меня слухи не интересуют, Коля.