Белый царь – Иван Грозный. Книга 2

– Лекарь сообщает, что вроде нормально.

– С Божьей помощью встанет!

– На то и надеюсь, о том и молюсь денно и нощно.

Царь и князь Ургин прошли в палату. Иван присел в кресло, Дмитрий устроился напротив, на лавке.

Иван поведал верному князю обо всем, что произошло за последние дни, подробно изложил разговор с Петром Большовым и спросил:

– Что ты думаешь по этому поводу, Дмитрий?

– По-моему, Большов сказал правду. Я слышал о случае, когда знахарке не удалось спасти больного ребенка, а мать после его смерти покончила с собой. Так что Большов имел повод отомстить знахарке.

– Ты считаешь, он ничего не знал о немцах и о лекарстве, которое они готовили вместе с Домной?

– Считаю, что не знал.

– А Адашев?

– Алексей Федорович мог знать.

– Мог, – проговорил царь. – Он выставил своих людей следить за работой. Зачем? Ему-то до того какое дело?

– Возможно, он хотел знать, удастся ли лекарям сделать нужное снадобье.

– Не затем ли, чтобы уничтожить его?

– Вряд ли. Адашев не пошел бы на это. Да и какой смысл уничтожать лекарство, когда еще неизвестно, помогло бы оно или нет.

– Возможно, ты и прав, но снадобье уничтожено верным холопом Адашева. Вместе с лекарями. От этого не уйти.

– Но Большов сообщил тебе, что он хотел убить лишь одну Домну.

– Говорил…

Речь царя прервал Скуратов, буквально ворвавшийся в палату:

– Государь, из Коломенского плохие вести.

– Что? – Иван поднялся с кресла. – Что с Анастасией?

– Гонец передал, что ей стало плохо, она впала в беспамятство.

– Немедля коня!

– Слушаюсь. Я с тобой?

– Да. – Иван взглянул на Ургина.

Тот все понял и сказал:

– Я тоже, коли ты не против, отправлюсь с тобой.

– Едем!

Через полчаса конный отряд во главе с царем вихрем влетел в Коломенское. Иван спрыгнул с коня и побежал в опочивальню жены. Ургин и Скуратов последовали за ним.

У постели Анастасии сидел лекарь Рингер.

– Что с царицей, Курт?

Рингер поднялся, вытянул, как солдат, руки по швам, опустил голову.

– Мне не удалось вылечить царицу, государь. Поверь, я делал все, что мог, но оказался бессилен пред болезнью.

– Погоди, Курт. Вдруг еще можно что-то сделать? Царица, вижу, в беспамятстве. Может, она придет в себя, и дело пойдет на поправку? Что молчишь?

– Я боюсь твоего гнева.

– Да не думай ты о том. Надо царицу спасать.

– Уже бесполезно.

– Что ты сказал? Бесполезно? Значит, царица умирает?

– У нее проявились те же признаки, что и у баронессы Греты фон Хартманн перед самой ее кончиной. Я ничего не могу сделать.

– Пошел вон!

Иван присел на край постели жены.

Она лежала бледная, глаза закрыты, на лице гримаса боли. Похудевшее тело вздрагивало. Иван взял ее руки в свои ладони. От них веяло холодом.

– Настенька! – проговорил он, склонившись над женой. – Очнись, родная, прошу.

В опочивальню вошел митрополит Макарий. Он тоже получил тревожное известие из Коломенского и немедля прибыл туда.

– Как она? – спросил Макарий.

Царь ответил:

– Плохо, владыка!

– Исповедоваться бы надо, да без сознания наша царица.

Иван схватил митрополита за золоченое одеяние.

– Она должна жить, Макарий! Понимаешь, должна!