Так я провёл два дня. Абсолютно ничего интересного за это время со мной не произошло. Но не зря говорят: – «Затишье перед бурей».
9 октября
Как раз приходило время, когда я возвращался домой со школы. Я вышел из супермаркета и направился домой. Он был не очень далеко от школы, а соответственно и от дома. Пройдя пол пути до школы (это минут пять) я остановился. Телефон, не умолкая, проигрывал один и тот же звук уведомления. Я разблокировал его и увидел кучу сообщений одноклассников, которые задавали одни и те же вопросы: где я, что со мной, почему не прихожу в школу. Написали чуть ли не одновременно, на что я в первую очередь обратил внимание. И как это понимать? Я хорошо общаюсь с классом, но не то, чтобы у меня там все друзья, кроме Ани. Да ещё и все сразу. Наверно, как-то спросил где я, им сказали, что я болею, и Аня решила собрать весь класс и пойти ко мне. Если это так, то это полный…
Додумать идеально подходящее нецензурное слово я не успел, так как мне позвонила Аня. Помяни чёрта…
– Алё? – ответил я на звонок.
– Алё, *****, тебя два дня не было в школе, а учительница наша сказала, что у тебя «отпуск на неопределённый срок» из больницы. Мы все волнуемся, что с тобой, всё в порядке? – а она и в правду волновалась, её голос не был спокойным. Да, Аня относится ко мне с той заботой, которую я никогда больше ни от кого не получу, и я ценю это. Сначала я планировал сказать, что занят и не могу говорить, но её голос меня переубедил. Её надо успокоить, это же Аня!
– Всё хорошо, ничего страшного. Чтобы ты понимала насколько я ерундого заболел, я приходил в понедельник в школу, но меня не пустил охранник. Я от него узнал о том, что у меня справка, а так я даже не был в курсе. Ну а я что? Я просто развернулся и пошёл домой, – постарался я как можно веселее закончить свой рассказ, чтобы наверняка убить всю грусть Ани. И вроде у меня это получилось.
– Ох, как хорошо, а то я себе надумала чёрти что, спасибо, что объяснил. Вот только твои родители тоже были не в курсе, что у тебя отгул. Мы только группой десять человек заглядывали в вашу квартиру. Твои родители сказали, что ты должен быть в школе, и что они не знают ни о каких справках. Папа твой прямо сейчас позвонил в больницу, а твою маму я убедила тебе не звонить, мол лучше мне это сделать, – спасибо, Аня! – Она согласилась. Что в итоге происходит то? Ты что-то скрываешь, или я тебе обламала твои планы на прогул?
– А сама ты сейчас где? – решил я уточнить, еле скрывая страх от понимая, что меня сейчас раскроют.
– Ну те, с кем я приходила, уже ушли, а я стою в коридоре с лифтами. Ну так что?
Решив, что чем дольше я молчу, тем менее убедительно будет звучать оправдание, я сказал первое, что пришло на ум. Положился на интуицию.
– Когда я сказал, что пошёл домой – это метафора, понимаешь? – полный бред несу, но лучше это. Так, главное дыхание выровнять и продолжить врать. Желательно, чтобы можно было сказать быстро и на одном дыхании, – а родители ни о чём не в курсе, потому что не хотел их по пустякам волновать. Говорю же – болезнь глупая до безобразия. А я всё это время сидел в кафешке. Помнишь ту самую?
– В которой ты тогда чуть не получил от старшеклассников, когда мы были пятиклассниками? – в телефоне прозвучал звонкий смех Ани. Я рад, что она снова весёлая.
– Вообще-то всё из-за тебя было, не помнишь?
– Ну да, они назвали меня мелкой, а ты полез заступаться, рыцарь мой, – снова засмеялась Аня.
– Вот помогай потом тебе, в следующий раз без меня будешь обходится, – я хотел сказать это как шутку, но последние слова были сказаны через чур грустно. Она это услышала.
– Ты чего, правда обиделся? Слушай, а ты далеко от кафе то? Давай я сейчас приду? Лично попрошу у тебя прощения. Возражения не принимаются, я уже иду.
Я хотел бы возразить, но не мог. На глазах навернулись слёзы, я даже не мог сбросить звонок. Благо, она сама его скинула. Меня обуяла такая грусть, что хотелось прямо сейчас броситься на дорогу под машины. Всё тело трясло, я не мог даже шевельнуться и просто стоял. Я понимал, что сюда идёт Аня, что нужно срочно уходить. Неважно куда, если она меня найдёт – это конец. Родители уже наверняка прямо сейчас слушают рассказ дяди о моей проблеме с сердцем, он не смог бы им наврать, тем более он и сам наверняка хочет им рассказать, я удивлён, как он так долго продержался. Видать держит слово. Мне нельзя возвращаться домой. Я даже с родителями попрощаться не смогу. А Аня? Господи, как же с ней быть? Мы у друг друга одни, больше друзей нет ни у неё, ни у меня. И ведь когда я сказал ту фразу по телефону. Что в следующий раз ей придётся обходиться без меня. Ведь это правда.
Я кое-как собрал всю волю в кулак и успокоил себя хотя бы внешне. По мне не было видно, что я сейчас готов на что угодно, лишь бы прекратить эти мучения.
А вот и самое тяжёлое на подходе. Хоть и стоял я на тротуаре у дороги, где ездило много машин, я всё равно услышал её шаги. Я их везде узнаю.
– *****, я тут! – прокричала Аня, которая на всех порах бежала ко мне. Посмотрев в её сторону, предварительно убедившись, что лицо было нормальным, без слёз, я увидел своё спасение. У меня появился план побега. Было бы неплохо его реализовать.
– А вот и я! – радостно пропела Аня, подбежав ко мне впритык. Я не мог ничего ответить. Я пытался, но не мог.
– Ты чего молчишь то? Ало, гараж.
– Ой, прости, задумался, – всё-таки у меня получилось ответить. Я начал потихоньку идти вперёд, надеясь, что Аня пойдёт со мной рядом. Так и вышло.
– Ты чего-то какой-то пасмурный. Правда чтоли обиделся? Да хватит тебе, я же прикалываюсь. Ты мой лучший защитник и лучше тебя нет на всё свете, слышишь? *****?
– Я не обижен на тебя, всё хорошо, – немного помолчав, я продолжил, сам не понимая, что говорю, – Слушай, а вот если я резко исчезну, то с кем ты будешь гулять, переписываться, делать домашку? У тебя есть кто мне на замену?
Это что вообще было? Это снова «оно». То «оно», которое спросило дядю о дате моей смерти, и которое врезало заступилось за тех матерей с этой несчастной сумкой. Хотя, это «оно» гораздо больше на меня повлияло. Оно контролировало не только мои действия. Все мои странные мысли со всей этой недели, все эти рассуждения, разговоры с собой и… Я бросил вызов времени. Бред, но это тоже «оно». Так что же это такое во мне говорит? Что это?
– Я тебя не понимаю, – ответила Аня, разбудив меня от мыслей. В её голосе был какой-то нарастающий страх, – Какие-то странные у тебя вопросы, и главное с чего вдруг? Ты ведь прекрасно знаешь, что кроме тебя у меня больше никого нет.
Знаю, но, как говорится, надежда умирает последней. Я это скоро лично проверю.
– А чего ты так заволновалась? Обычный вопрос, чего в нём странного?
– Ну я бы не сказала, что прямо таки обычный…
– Просто тебе нужен кто-то кроме меня, ты не сможешь всё время общаться только со мной, – я не дал ей договорить. Точнее не я, а «оно», – У тебя всегда должен быть запасной план, да и я тебе разве не надоел? Должно же быть какое-то разнообразие, а? – я улыбнулся и легонько толкнул Аню. Но она моего оптимизма не разделяла. Она вдруг стала какой-то пасмурной.
– Ты всё это сейчас говоришь не потому, что я тебе надоела? – тихо проговорила Аня, уже приготовившись рыдать. Я, натренированный годами, резко обнял её и начал успокаивать. Её можно было успокоить только таким образом. Так она не сможет убежать и разреветься.
– Ни в коем случае, что ты такое несёшь, дура! Я о тебе забочусь, а ты тут понапридумывала чёрти что. Просто должен быть кто-то, кроме меня, чтобы если меня не будет рядом, был кто-то другой.
– Но почему тебя это так волнует? Что же с тобой такое, я не понимаю, я ничего не понимаю, – опять начинала плакать. Она часто плакала по пустякам, и я привык её успокаивать, сохраняя полное спокойствие. Но в этот раз всё было по другому. Мне было очень плохо.
– Всё хорошо, плакса, ты сама скоро всё поймёшь.
Тут у неё зазвонил телефон. Я ждал этого момента и боялся его. Я знал, что ей позвонят.
– Прости, надо ответить, наверно…
– Давай ещё чучуть так постоим. Пожалуйста, – сказал я, еле сдерживаясь от давящих слёз и спрятав лицо в её волосах.
Мы стояли так несколько минут. За это время ей начали звонить уже третий раз. Я отпустил её. Она посмотрела на меня. На такого меня, какого не привыкла видеть. С красными глазами, на которых не было слёз, и трясущимися руками. Осмотрев так меня, она хотела что-то сказать, но решила сначала взять телефон. Отвернувшись, она приложила аппарат к уху.
Собрав всю силу воли, я смог заставить себя развернуться и зайти в подъехавший автобус. С самого начала я шёл с Аней к автобусной остановке. Я зашёл в автобус, и следом за мной закрылись двери. Я знал, что ей позвонят. Ведь они знали, что Аня побежала ко мне. Я знал, кто ей звонит. Ведь ещё по рассказу Ани я понял, что мама с папой уже осведомлены о моём здоровье. Я знал, что ей говорят и о чём просят по телефону. Я знал, что ей звонила плачущая мать. И знал, что сейчас и она заплачет.
Я встал передом к лобовому стеклу автобуса, когда он начал ехать. Мне нельзя было на неё смотреть, иначе я бы не выдержал. Буквально через две секунды я уже услышал истеричный крик с моим именем. Потом снова. И снова. И снова. Крик становился всё тише и более неразборчивым из-за того, что она всё больше захлёбывалась слезами. Крики пропали только, когда автобус доехал до другой улицы.
Аня, прости меня.
Я вышел на конечной остановке и направился в парк, где у меня было секретное место, в котором я когда-то прятался от родителей. Они его так и не нашли, да и вряд ли о нём кто-то знал. Я подошёл к двум деревянным домикам. Оглянувшись и убедившись, что рядом никого нет, я облокотился под нужным углом на доску стенки и провалился внутрь. Это были декоративные дома, поэтому тут не может кого-то быть, всё помещение внутри было пустым, а вокруг деревья, каменные дорожки и пруд. Это место я нашёл, когда был маленьким. Случайно сюда провалился и никому не рассказывал об этом месте. Даже Ане. Это было моё убежище. Да и осталось им по сей день.
Я поставил на место вывернувшуюся за мной доску, снял рюкзак и, положив на него голову, лёг спать. Время было ещё ранее, но я так устал, что ничего уже не хотел.
Вот и приходит последний день.
10 октября
Не знаю, во сколько я проснулся. Время посмотреть я не мог (телефон я выключил ещё когда встречал Аню), но судя по солнцу, которое было видно через щели, было где-то десять часов.
Я не стал выходить. Прекрасно понимал, что меня теперь ищут. У моей семьи много связей, так что я уверен, что пока спал, они сделали всё, чтобы вся полиция сейчас бегала и проверяла каждый куст на наличие меня. Или, вернее сказать, моего тела. Ведь это… Конец? Последний день. Никто не сказал, что я его проживу, я лишь знаю, что сегодня мой организм сдастся и сердце остановится. Я начинал что-то припоминать из той лекции, которую мне проводил дядя. Он говорил, что я начну чувствовать слабость и не смогу даже шевельнуться, после чего произойдет остановка. Я хотел встать, но вдруг меня ударила по груди такая резкая боль, что я тут же свалился обратно на пол (хоть и приподнялся буквально на пару сантиметров). Эта боль даже в подмётки не годилась той, что я испытывал, когда падал прошлые два раза. Но боль тут же пропала, когда я расслабился. Похоже, это уже началось. Полежав так минуту, я попробовал потянуть к себе руку, но она меня не слушала. Я даже не мог пальцами пошевелить.
Всё, приплыли. Максимум пара минут и я труп. Блин, сейчас нудно было включить телефон, чтобы они могли меня найти. Стоп, а я могу говорить? Может кого-то позвать?