Райские ботинки и Жареная кобра

Звезда

На кухне, звонко, с наслаждением, засмеялась моя дочь Маша… Я знал почему она смеётся. Она только что снялась в каком-то странном новогоднем клипе и никак не могла забыть Ольгу Марковну… Ольга Марковна была учительницей младших классов. Она привезла на съёмку своих восьмилетних учеников и обращалась к ним всегда одинаково:

«Ну что, твари…»

В том смысле, например, что: « Ну что, твари, куда вы подевали свои карнавальные костюмы?!» или ещё что-нибудь говорила, так же…

Ольга Марковна была очень высокая, худая, в очках с фантастическими диоптриями, увеличивающими её глаза так, словно у неё была базедка… Все восемнадцать часов съёмок, она что-то пила из большой фляжки и ходила, качаясь… Дети её совершенно не боялись и передразнивали, когда им было скучно…

Маша опять засмеялась, мне захотелось с ней поболтать и я пошёл на кухню. Маша налила мне апельсиновый сок и спросила:

– Папа, а почему в клипе, нашего русского Деда Мороза играла голая негритянка в оранжевых тапочках?

Я сказал, что это режиссёрская находка, Машу ответ устроил и мы пошли смотреть телевизор. Выступали молодые «звёзды», развязные, крашеные мальчики, похожие на девочек и ложно – скромные девочки в невероятных по глупости и бесстыдству одеяниях. Пели они – и те и другие – какую-то нудную чепуху из трёх нот…

– Тебе нравится? – спросил я Машу.

Маша с изумлением посмотрела на меня:

– Папа, как это может не нравится?! Это же звёзды!

Я поцеловал её в голову и пошёл гулять. «Звёзды, звёзды…» – повторял я, спускаясь по лестнице. «Маше тринадцать лет… Звёзды, конечно…»

День был хороший, тёплый, солнечный… Июль стоял – очаровательный! Цветы, шмели… Вороны ходили по двору с таким видом, как будто мы, люди, им что-то должны… Может быть и правда должны? Что мы понимаем в этой жизни?

На зелёном газоне перед домом, у подножья старого тополя, обычно лежал Тима, огромный чёрный кот с золотыми глазами. Этот Тима, мне очень нравился, я хотел с ним подружиться, но ничего не получалось – кот меня игнорировал.

Я звал его: «Тима, Тима!» Звал почтительно, ласково, почти заискивающе, но он даже не смотрел в мою сторону…

Однажды только, он повернул ко мне свою широкую морду с бакенбардами, секунду смотрел на меня, золотистыми, непроницаемыми глазами, потом отвернулся, встал и грациозно ушёл, мягко покачивая, высоко задранным пушистым хвостом…

Я искренне на него обиделся. Всё-таки я человек, а он кот… У нас весьма различное общественное положение и он должен был это понимать и ценить внимание, которое я ему оказываю… Но он ничего не хотел понимать… Он выгибал спину и смотрел в противоположную от меня сторону. «Самовлюблённый, невоспитанный кот!» – подумал я с раздражением и решил забыть о его существовании…

Но сегодня, выйдя в тёплый, солнечный день, я впал в блаженное состояние и как-то незаметно для себя пошёл искать Тиму. Мне хотелось кому-нибудь сказать что-то хорошее, даже коту, который отказывался со мной дружить.

Тима был на своём месте у тополя. Я позвал его. И вдруг, он поднялся и, выгибая спину, медленно подошёл ко мне и потёрся о мою ногу. Я обрадовался и осторожно почесал его за ухом. Ответив на мою ласку, откровенно дружеским мурлыканьем, Тима, плавно обошёл меня и направился в сторону гаражей…

Сколько в его движении было изящества, достоинства, благородства! Вот это звезда! Настоящая!

Богатыри

Кажется, мне было 5 или 6 лет, когда я осмысленно прочитал первую заинтересовавшую меня книжку.

Это были сказки и легенды про древних богатырей. Русских и нерусских.

До сих пор помню обложку этой книжки. Статный, русский богатырь, мощно вздыбив красивого, белого, длинногривого коня, неумолимо занёс огромную, в шипах, палицу, над необъятным половецким богатырём, в круглой, железной шапке с лисьим хвостом, и в полосатом, толстом халате, обшитом круглыми железками. Половец, уже падая с коня, из последних сил, отчаянно пытался защититься широкой кривой саблей.

Схватка была нарисована так убедительно, так доходчиво, что я мгновенно понял, что старинный враг Руси, половец, доживает последние секунды своей гнусной жизни.

Я возликовал! Щёки мои запылали! Патриот проснулся во мне! Неожиданно и ярко!

Смотрю жадно на схватку и фантазирую: вот сейчас карающая, могучая русская рука всмятку расшибёт эту беспощадную, подлую, степную тварь! Я представил себе момент удара! Бац! Железная шапка с лисьим хвостом мокро треснула, развалилась, и половецкие мозги мелкими брызгами летят в разные стороны! Какое счастье! Злодей наказан! Справедливость восторжествовала! Слава русскому богатырю! Слава русскому оружию! Смерть захватчикам!

То, что я прочитал об этом сражении, и то как живо я его увидел, так взволновало меня, так разожгло во мне героические чувства, что я впал в воинственное, восторженно – болезненное состояние. С пунцовым лицом, вспотевший, со вздыбленными волосами, в белой, короткой рубашечке, без трусов, носился я по квартире, и рубил всё подряд своей золотой сабелькой!

Но скоро был пойман и обезврежен моей бабушкой. Она была по профессии медсестрой, и сразу поняла, что я немножко заболел. И чем заболел.

Книжку с богатырями у меня отняли, напоили чем-то успокоительным, и я быстро уснул.

Когда я проснулся, то немедленно потребовал вернуть мне моих богатырей… Но бабушка, пытаясь меня успокоить, стала нежно, ласково врать, что богатыри ускакали охранять советскую границу, и предложила мне вместо богатырей мой любимый торт, сметанник.

Я стал плакать. Плакать горько, горячо, у меня поднялась температура, и богатырей мне вернули.

Я набросился на книжку, и стал жадно проглатывать сказку за сказкой… Естественно за мной осторожно и пристально наблюдали, опасаясь очередных приступов воинственности и героизма. Но опасались напрасно. Я привык к сражениям, и стал читать спокойно, но с прежним интересом.

Так я вошёл в мир литературы, и он навсегда стал моим главным миром.

30 августа 2010 года.

Как зовут Шопена…

Я, студентка знаменитой консерватории, Софья Твардовская, пианистка. Я жрать хочу! Сегодня утром я села за фортепьяно и вдруг поняла, что забыла как зовут Шопена! Через несколько секунд я вспомнила, но сам факт меня ужаснул. Если так и дальше будет продолжаться, я забуду, чем диезы отличаются от бемолей. Одна деталь! Все свои деньги я плачу за обучение! На еду не остается ничего! Что дальше?! Бросать? Идти в поломойки?! Я машинально подошла к холодильнику и попыталась там что-то найти, но ничего, кроме луковицы там не было. Я с отвращением съела её и решила, что больше так продолжаться не может. Нужно в корне менять свою жизнь, но как? И вообще любопытно, способна ли я ещё соображать? Я погладила рукой пианино и с удовлетворением подумала, что пока ещё отличаю его от холодильника. Значит я ещё не безнадёжна. Так что же делать? Подработать, так сказать, по – женски? Но для этого я недостаточно эффектна. К тому же объятия намыленной верёвки, мне кажутся более приятными, нежели объятия старого, пьяного, незнакомого мужика, обуреваемого шизофреническими сексуальными фантазиями. Торговать? Но это значит таскать огромные баулы со шмотьём… Что будет с моими нежными, плавными руками? Отпадает…

В это время, открылась дверь и в комнату влетела шикарная, бокастая шоколадная конфета. Это, конечно, подарок Тоськи Загорянской. Следит, чтобы я не сдохла с голоду. Спасибо. Я съела конфету и почувствовала, что у меня ещё существует кровообращение и обмен веществ. Мысли оживились и я с нежностью стала думать о Тоське. Вот уже третий год, Тоська живёт воровством. Тащит всё, что можно: конфеты, джинсы, кур, шампунь, туалетную бумагу, тампаксы, книги, стиральный порошок – в общем всё. Промышляет она, преимущественно на базаре. Тоська румяная, крепкая, очень подвижная. Баха она играет так, как нам пожирателям лука и не снилось. Какая мощь! Какие краски! Даже не завидно, поскольку она недосягаема…

Вот уже третий год, Тоська зовёт меня на базар, для ознакомления с её деятельностью и, следовательно, для обучения. Я понимаю, она хочет мне добра, но всему же есть предел, братцы! – как говорил Высоцкий.

У Тоськи на этот счёт своя философия – она уверена, что отработает всё интеллектуально. Я в этом не сомневаюсь, она лучшая пианистка на нашем курсе, но… Проклятое но! Я опять подошла к холодильнику, и тут же отошла: после конфеты я стала лучше соображать, и вспомнила, что там ничего нет… Господи, помоги мне! Я стала собираться. Нельзя же годами сидеть на шее у Тоськи. Это непорядочно. В конце концов, я тоже могу отработать интеллектуально.

Базар меня приятно удивил. Он был до такой степени бестолков, так одно наезжало на другое, что продукты сами буквально просились в руки. Но как, как это сделать?! Мне, студентке консерватории, носительнице духовного начала?! Я решительно собралась уйти, но пустой холодильник грозно восстал в моём сознании. Нет, уходить нельзя! Иначе прощайте, Фредерик Шопен и Людвиг ван Бетховен! Здравствуй, больница! Судя по всему, психиатрическая. И я пошла по рядам. Вот груши, они прозрачные, сочные, несомненно очень сладкие… Если бы ими накормить моих сокурсников, они бы приятно удивили свою профессуру. Вот персики, яблоки, дыни, поражающие нежным, сильным запахом. Вот арбузы, фейхоа, гранаты – и всё это роскошное, зрелое, прекрасное! Райский сад! Но как это взять?! Неожиданно, какой-то восточный человек, протянул мне грушу и сказал: « Скушай, деточка, ты такой бледный, как мацони!»

Я съела грушу, не очень чистую, но чудесную, и пошла в овощи. Я наделась, что там будет не так соблазнительно, но куда там! – те же красота и сияние. Надо было на что-то решаться. Я подошла к картошке, взяла одну штуку и откровенно бросила её в сумку. Продавец удивлённо посмотрел на меня и вдруг засмеялся: « Бери ещё одну.» – сказал он. Я взяла и пошла дальше. Я поняла что нужно делать. Продавец явно принял меня за сумасшедшую и я решила разыграть эту карту. Я шла по рядам и забрасывала в сумку всё подряд. Продавцы вздрагивали, но молчали. Фокус удался, – что взять с сумасшедшей? Вдруг у неё в сумке топор? Когда сумка наполнилась, я пошла в мясные ряды. Я понимала, что забрасывать кур и телятину, как картошку, мне не позволят и решила изучить ситуацию. Я встала в очередь за курами и огляделась. Вот они лежат, задрав ножки, упитанные и розовые. Возьми-ка! Передо мной стоял красноносый сопливый мужик, алкогольного вида. Он смотрел на кур, как в зоопарке дети впервые смотрят на неизвестных животных, но не шумел. Потом он взял одну, взвесил на руке и замер. Так, неподвижно, он простоял несколько секунд. Потом, скрывая курицу за спинами покупателей, он мелкими шажками прошёл мимо прилавка, спиной почувствовал, что всё хорошо и, бросив курицу в сумку, побежал куда-то гадкой рысью. Я была потрясена! Он украл! Украл курицу и убежал как крыса! Я бросилась за ним, схватила за куртку и крикнула в его трусливое пьяное лицо: «Верните курицу!» Мужик побагровел и бросил курицу мне в сумку. Пока я соображала, что произошло, он исчез.