Папа подарил мне оленя
Дети стали рисовать, а Лео прохаживался по рядам, помогая и подсказывая тем, кто делал ошибки или нуждался в его помощи. Всего через каких-то шесть-семь лет эти повзрослевшие дети займут его квартиру и квартиру его соседей. Всего через так немного времени они будут определять течение жизни и будут нуждаться в работе, тусовках, музыке, косячках и дешёвом бухлишке с приятелями. На их нынешних лицах ещё толстым слоем лежит невинная застенчивая детскость, но скоро она сойдёт, и взгляд их наполнится серьёзностью, первым цинизмом и первой болью утрат и поражений. Очень скоро жизнь им преподнесёт первые болезненные уроки, а также и по-взрослому приятные уроки. Они станут большими, они станут такими, как Лео, Лу, Марго, Том, Маттиас, Лола, Жозеф, Карло и другие. Они их заменят. Но они – не другое поколение, они что-то среднее, поэтому и разница между ними и друзьями Лео будет не так бросаться в глаза. Сейчас они восторгаются Лео и считают его своим старшим приятелем. Приятелем, который взрослый и крутой, который поможет, подскажет, пошутит. Через шесть-семь лет он станет для них старпёром, время которого безнадёжно ушло, хотя Лео в тот момент будет всего-то чуть около тридцати. Жизнь, ты слишком скоротечна, момент, ты слишком беспощаден. Но урок уже подошёл к своему завершению, поэтому – прочь, долой томные мысли! Впереди ещё две недели августа, впереди ещё вся жизнь!
Дети стремились побыстрее покинуть класс. Лето есть лето, а дети есть дети, и даже любимое хобби, такое, как рисование, не может надолго задержать их в помещении. Даже обещанный рассказ от Лео о его, в общем-то, скучно проведённом лете остался забытым и ненужным. Через пару минут класс опустел, и Лео стал собирать свои вещи обратно в рюкзак. Вдали коридора он слышал, как прощается со своими более взрослыми и умелыми учениками Том, а значит, вскоре можно будет поговорить о том о сём за чашкой кофе. Зайдя в комнату с кухней, Лео и занялся его приготовлением, щедро насыпав ароматной смеси с кофемашину.
– Кто у нас здесь? – раздался жизнерадостный возглас Тома, – неужели сам учитель года вернулся?
– Здорово, мужик, как же я скучал! – за этими словами последовал вполне искренний брохаг.
– Как ты, старик?
– Отлично, но лето у меня, по всей видимости, выдалось гораздо скучнее твоего, – вздохнул Лео.
– Охотно верю. Ты даже себе представить не можешь, какой отменный вышел трип! Брюссель, Амстердам, Лилль, Париж, за ним Мадрид, Порто с Лиссабоном и ещё неделька в Италии. Я за всю свою жизнь столько не путешествовал, как за это лето! И везде – тусня! Самые крутые люди Старого Света, старик, кого я только не встречал! Телефон просто ломится от новых контактов, а значит, все следующие месяцы до следующего лета они будут приезжать сюда, к нам, и наши тусовки выйдут на новый уровень. Просто улёт! Тебе точно понравится!
– Вижу, ты весь вдохновился этой поездкой.
– Не то слово! Я будто другим человеком вернулся. Новый взгляд на вещи, новые идеи. Я уже выдал Джо задумку переделать клуб, а завтра я иду помогать Марго с её садом, сделаем там что-то типа опен-эйра до самой зимы, но самый прикол – мы поставим там импровизированный тату-салон! Можно будет мутить новые татухи прямо во время вечеринки. А послезавтра будем украшать внутренний дворик Лу – хозяин дома уже дал согласие на гирлянду, лежаки и пространство для огня.
– Это всё звучит абсолютно восхитительно, ты собираешься переделать весь город, а всего-то поездил по старушке Европе.
– Я не просто поездил, я соединился с нею! Теперь все эти хостелы в старых домах, студенческие клубы, маленькие пабы, арт-пространства стали частью меня. Хочешь – верь, хочешь – не верь, но дороги назад нет. Том вернулся, детки, готовьте ваши штанишки к приключениям!
– Ха-ха, ну эти твои фразы остались неизменными, чему я нескончаемо рад
– Классика всегда должна быть в мужчине. Кто-то носит костюмы с галстуками, кто-то не может вылезти из дизельного авто, а Том классичен своими знаменитыми крылатыми фразами. Есть занятие для старости – написать книгу с полным перечнем всех моих афоризмов, которые уже будто нараспев повторяет весь город.
– Старость никогда не придёт, мужик! Не могу представить тебя старым.
– Хочешь сказать, я вне времени?
– Что-то типа того. Ты – как твоя неубиваемая клетка на всех твоих рубашках вместе с велосипедной шапкой: хоть в начале двадцатого века носи, хоть в конце двадцать первого – всё будет нормально. Поэтому зашли тебя сейчас в молодые годы Боуи – никто ничего необычного не заметит.
– Не в такие уж и древние времена ты хочешь меня заслать. Я бы с удовольствием слетал в двадцатые – джаз, золотые времена!
– Даже и там твои странные усы будут вполне уместны. К сожалению…
– Мне показалось или кто-то лопнул от зависти?
Растительность на лице была большой проблемой Лео. В мечтах он видел себя то с пышными хендлбарами, то с мощной ламбертовской бородой. В реальности же кожа покрывалась только еле заметной эспаньолкой и ни на что другое, увы, не соглашалась. Неоднородность растительности на его лице, наверное, выдавала неоднородность его отношения к ней у других людей, что выражалось в перепадах от жгучей зависти к обладателям густых бород и усов к постоянной насмешке над нелепостью форм, которую эти самые обладатели придавали этим самым бородам и усам. Том же перепробовал всё – за год он мог спокойно отрастить и сорокасантиметровую бороду, и сбрить её, оставив усы, завив их в самую замысловатую форму. Подобные метаморфозы вызывали дикий восторг у девушек и неоднозначную реакцию Лео, который проклинал себя за неимение подобного природного дара. Однако же природа, будучи заядлой шутницей, лишила Тома волос на голове и в то же время наградила Лео пышной шевелюрой. Поэтому Том уже несколько лет подряд носит не снимая велосипедную шапку, а Лео же отрастил себе волосы до плеч, стараясь этим привлечь к себе внимание. Однако же перемены бород и усов Тома были более эффектными.
– Нет, я не завидую. Просто пытаюсь намекнуть, что раз у нас в городе начались перемены в тусовочной жизни, то пора уже и отказаться от этого жуткого хендлбара, – пожал плечами он.
– Это заявление звучит справедливо, не скрою. Однако если на наших новых вечеринках бочка с пуншем вдруг превратится в машину времени, мне нечем будет щеголять в середине двадцатых.
– Ох, уверен, ты как-нибудь выкрутишься. Смог же ты как-то найти популярность в нашем нелепом времени.
– А ты продолжаешь считать наше время нелепым?
– Конечно же! Не будешь же ты спорить с тем, что мы превратились в поколение копировальных машин. У нас всё копии и миксы копий – музыка девяностых вперемешку с одеждой шестидесятых. Вот, очки, зацени, – Лео дал Тому свои новые солнцезащитные очки. – Как думаешь, какой год?
– Год этак 86-87-й, – протяжным голосом завсегдатая блошиных рынков ответил Том.
– Год сегодняшний.
– Та ну! Слишком удачная копия.
– Это М. Б. делает в своей мастерской.
– Выглядит супер.
– Ещё бы! Ведь это ж копия под восьмидесятых, а раз копия, то, значит, круто.
– Не соглашусь. Мы не копируем, мы вдохновляемся. Не помню, кто сказал, но история не повторяется – она рифмуется. Мы берём лучшее из старого и даруем дух нового. Только так может существовать культура, понимаешь? Ренессанс, неоклассицизм, неоготика. Ты можешь себе представить ар-деко, не вдохновляйся его создатели Реймсским или Кёльнским собором?
– Это немного другое. Вдохновляться – не значит копировать. Вот если бы в тридцатые всё застроили копиями Реймсского собора, было бы жутко. А так, взяли пару линий и форм, но это всего лишь десять процентов. Остальное – новые идеи. А мы что делаем? Девяносто процентов копии и десять – новой идеи. Так быть не может, – возмутился Лео.
– И где же выход, друг мой? – спросил его озадаченный Том.
– В революции.
– Когда начинаем свержение власти?
– Хоть сегодня! Не могу больше терпеть власть копии и подделки. Долой примитивизм, да здравствует новая культура!
– Ты слишком долго смотришь на «Ютьюбе» политические баталии, – вздохнул Том.
– Они меня вдохновляют. Для меня преступно бездействовать. Разве ты не чувствуешь в себе энергию битников и хиппи? Разве тебе не хочется смести со стола весь этот сервиз ширпотреба и неоригинальности? Мне вот кажется, что современная культура кормит нас одним и тем же блюдом уже много-много лет. Музыка не меняется кардинально, литература эволюционирует, а должна революционировать. Про архитектуру я вообще молчу.
– В твоих словах есть истина, но кто твои товарищи по революции? Не будешь же ты сметать массовую культуру в одиночку? У Гинзберга с Берроузом и то друзья были, – продолжал ехидничать Том.
– А ты разве не со мной?
– Дружище, я лишь Том, великий тусовщик, но не более.
– И ты думаешь, этого недостаточно?
– Сделать революцию в клубах, барах и опен-эйр вечеринках? Хороша будет такая революция.
– Она должна быть везде! Полная перемена сознаний. Новая музыка, новые слова, новые движения. Меняйся, мужик, меняй других. У тебя есть влияние! Просто тусить уже недостаточно, нужно переворачивать этот мир!
– Повешу лампочки во дворе у Лу – вот моя революция. На всё остальное у меня очень простой ответ – лень. Не могу и не хочу с ней прощаться, так что извини. А от тебя слишком веет максимализмом.
– А ты знаешь, я хочу пронести максимализм сквозь годы. Да, я хочу быть таким инфантильным, легкомысленным романтиком-революционером, который пишет странные картины, как меня обычно называют. А разве не такими были те же самые Гинзберг с Берроузом? А Керуак? Чувак колесил по стране, бухал и тусил, а его короновали королём поколения. И не будь он безбашенным максималистом, разве знали бы мы какого-то Керуака? Сколько таких было в их время? Тысячи, сотни тысяч, даже миллионы. А пятерка человек сменила весь ход времени.
Было видно, что пламенная речь Лео о максимализме битников зажгла что-то в Томе. Он задумчиво вглядывался в окно, но глаза его горели, будто речь шла о настоящей революции, и Том чувствовал себя соратником Кастро, когда тот так же вдохновенно обещает ему новый мир, лишь только они доплывут до Кубы на ветхом судёнышке с такими же студентами-романтиками.
– Решено! – громко сказал Том, резко повернувшись в Лео, – я буду участвовать в твоей революции!
– Ура! Новый мир! Ты уже не за горами, – воскликнул Лео.
– Итак, каков план?
– Для начала нужно сделать супервечеринку для Мэта и Лолы.
– Ах да, я забыл совсем. Он писал мне, что хочет нечто подобное устроить, ещё когда я был в отпуске. Но в чём революционность, мой друг? Вечеринка не предвещает никакого большого действа. Стандартная «прости-прощай» для старых друзей.
– Всё так, за исключением того, что за дело взялась Лола. Мне кажется, она наконец-то решилась на большую муть.
– О-го-го! А не разыгрываешь ли ты меня? – воскликнул Том.
– Вовсе нет, мужик! Будут Дрены, будут Марго, Лу, будет много кто ещё. Весь движ – у Дренов!
– Звучит как что-то нереальное.
– Мэт ещё, конечно, в раздумьях, типа нужно посоветоваться с Лолой и всё такое, но то, что произошёл тектонический сдвиг, – бесспорно. Так что, дорогой Том, эта вечеринка будет самым подходящим местом для начала революции!
– Это точно, это точно. Сколько ж они собираются пригласить человек, раз гулянка у Дренов?
– Изначально они вообще хотели в «Стрекозе» закрытую тусовку на двадцать пять человек, но теперь, думаю, сможем взять и все пятьдесят.
– Если вечеринка закрытая, то будет немного не то. Нужен масштаб, нужны свежие лица, – задумчиво ответил он Лео.
– Я уже пригласил тут одну Фиону… – начал было Лео.
– Одну? – оборвал его Том. – Ещё раз услышу что-то подобное – оставлю тебя делать революцию самому. Ладно, я позабочусь о народе. Будет то что надо!
– Спасибо, мужик!
– Революция так революция! Кстати, а неплохое названьице для вечеринки?
– О да! Но думаю, что это сильно революционно для Лолы, прости за тавтологию.
– Извинения приняты, – наигранно высокомерным голосом ответил Том. – Окей, за название и теги я тоже берусь. Что ещё, что ещё… Оформление! Чтоб я лопнул, если позволю Дренам, или тебе, или ещё не дай бог Мэту оформлять заведение! Всё на мне, короче!
– Ахах, это круто, чувак.
За разговорами о предстоящей революционной вечеринке Лео чуть не забыл о главном, что необходимо было обсудить с Томом.
– Да, Том, – начал он, но остановился, так как лицо Тома опять излучало озабоченность и задумчивость. Какие только вихри мыслей не носились сейчас в его голове! Поездка, которая так впечатлила Тома, уже в прошлом, а лучшая вечеринка города ещё пока в будущем, и Тому стоит больших усилий построить мост в своём сознании между двумя этими событиями.
– Говори, – оторвался от своих мыслей Том.
– Тут такое дело: раз Мэт сваливает, мне нужен новый сосед, ты не знаешь никого, кому бы срочно нужна была хата? Срочно – потому что я максимум смогу дотянуть до середины сентября.
– Дай подумать, дай подумать… – ответил Том, добавив к своим глубоким измышлениям ещё одну нагрузку. – Хм… ты ж понимаешь, я отсутствовал и мало кого знаю с такой проблемой. Но вроде Алиса искала жильё.
С этими словами Том полез в телефон, чтобы найти в нём сообщения от Алисы. Как бы ни старался при этом вспомнить какую-нибудь Алису Лео, но припомнить он не мог.
– Да, точно! Ей нужна квартира, но на полгода, пока она не разберётся со всеми делами. Она типа сваливает из города вскоре, какие-то семейные проблемы. Ты же помнишь её?
– Честно говоря, ума не приложу, кто такая…
– Здравствуй! Ты её видел, такая блондинка с короткой стрижкой, мы тогда ещё тусили в «Греге».
– Так это она? Я не знал, что её зовут Алисой, странно, что мы не познакомились.
– Ты чего-то стеснялся и решил накатить, но быстро опьянел, и Мэту пришлось увести тебя домой. Удивительно, что ты всё это забыл.
– Да уж… – неловко и коротко ответил Лео.
– Ладно, написал я Алисе, она как раз готовится к переезду и к началу сентября приедет.
– Окей, хорошо.
– Больше пока пообещать никого не могу, так как ещё каникулы и всё такое, но если кто-то найдётся, то дам знать.
– Добро, мужик, спасибо, ты сильно меня выручил! – вздохнул с облегчением Лео.
– Не за что! Отплати мне тем, что ты действительно не потеряешь свой максимализм, смешанный с инфантильностью. Иначе без них ты превратишься в самого скучного мудака на земле.
– Да брось ты!
– Ахах, ладно, пора уже валить отсюда и закрывать школу.
– Да, пора идти.
Погасив свет, Лео и Том вышли из школы, заперев двери. Взяв каждый по своему велосипеду, они попрощались и разъехались в разные стороны: Лео – домой, а Том – на какую-то маленькую вечеринку к каким-то малознакомым ему людям. Стоит ли знать хорошо людей, которые тебя приглашают, если ты – местная знаменитость? Вопрос этот волновал кого угодно, но только не Тома.
Лео катил не спеша и двинулся в первую очередь к супермаркету. Вечером он планировал продолжить рисование или почитать книжку, но и то и другое лучше делать на сытый желудок, и желательно имея при этом бутылочку красного вина или крафтового пива. Супермаркет, в который он вошёл, был переполнен покупателями, а это означало бессмысленно потраченные полчаса жизни, проведённые в ожидании своей очереди. Набрав в корзинку всего необходимого, Лео стоически занял своё место в веренице таких же голодных и обречённых людей. Выбор был сделан в пользу чёрного пива местного пивзавода, – недорого и вкусно. В очереди же Лео обнаружил пару-тройку знакомых и, перекинувшись с ними парочкой в общем-то пустых фраз, незаметно для себя достиг кассы. Расплатившись, он погрузил свои приобретения в багажник велосипеда и поехал дальше, к своему дому.
В голове играла песня, ненавязчивая мелодия с не менее ненавязчивыми словами, где-то ненароком услышанная, однако авторства, равно как и обстоятельств, при которых песня была услышана, Лео припомнить не мог. Вместе с песней в голове снова появился сюжет его неоконченной картины. Удивительно, как наш мозг умеет выдавать серьёзные вещи на основании совершенно банальных и порой несвязанных друг с другом явлений, запахов или звуков: вот ты заходишь в кондитерскую, и тонкий аромат марципана возвращает тебя к рождественским каникулам, и ты вдруг вспоминаешь, как обещал какому-то знакомому приехать в гости к Новому году. И хоть на дворе уже и лето, но абсолютно тривиальный запах марципана бросает тебя в пот от твоей собственной необязательности, беспамятства и невежливости. И уже забыта цель прихода в кондитерскую (ведь не за укорами совести ты же сюда пришёл!), а ты и на пирожные смотреть не можешь, всё думаешь, обиделся ли тот твой знакомый на такую бестактность с твоей стороны или же нет. Короче говоря, загадка ещё та этот мозг. Но не успел Лео окунуться в потоки своей фантазии, как за поворотом оказался его дом, и он, пыхтя, тащит свой велосипед и продукты на последний этаж, к своей квартире.
Поставив велосипед у стенки, он услышал что-то до боли знакомое, буквально шорох, мимолётный звук, который вдруг одарил его теплом старых добрых времён. Хотя, с другой стороны, не таких уж и старых, ведь последний раз подобное случалось в конце весны, а до этого продолжалось целый год: Лео возвращался с художки, а дома его, вместо спокойного, тихого и безмятежного вечера с книжкой или кинцом, ждал бурлящий океан жизни, состоящий из новых треков, заразительного хохота Маттиаса и каких-то новых знакомых, которых по доброте душевной Маттиас вёл в их квартиру. И вот уже нужно распрощаться с приятной мечтой о тишине чтения, запиваемого травяным чаем, и нужно готовиться к вечеринке, с кучей бухла, непрерывным потоком музыки, шаржами, селфи, горой чипсов и сэндвичей, а затем – к совместному походу в какой-нибудь бар или клубешник, и так до утра, до первых лекций в университете, где будет безумно тяжело справиться с похмельем и сонливостью.
С переездом Маттиаса это всё осталось в прошлом, с чем Лео уже смирился, однако теперь он замер у входной двери, ведущей в квартиру, где очень и очень явно звучали разыгрываемые за дверью сцены из прошлого – громыхающая музыка и непопадающий ни в какие ноты голос Маттиаса, пытающегося подпеть новой песне. За дверью раздаётся запах чего-то горелого, будто бы снова, как и несколько месяцев назад, Маттиас забыл про сыр в духовке, и теперь от него осталась лишь чёрная сажа.
На то, чтобы оставаться снаружи, не было никаких сил, поэтому Лео поспешил открыть дверь и ворваться в ожидающую его кутерьму, сам не понимая, почему всё это решило возродиться вновь. На кухне, как он и предполагал, был Маттиас, в комнате Лео орали колонки (так как Лео больше смыслил в технике, чем его друг, то и колонки у него были лучше, чем у Маттиаса, поэтому музыка всегда играла из комнаты Лео, а устройства Маттиаса пылились, пока наконец не переехали в новую квартиру, где Лола загружала их работой по выдавливанию звуков плаксивой попсы). Маттиас не заметил прихода Лео, поэтому продолжал подпевать песне, старательно пытаясь спасти уже сгоревшее нечто, отчасти напоминающее рагу. Кроме же Маттиаса, как заметил Лео, в квартире никого больше не было.
– Эй, старик, что случилось? Лола тебя выгнала или ты решил порадовать меня своими кулинарными шедеврами? – крикнул ему Лео.
– Ха, не дождёшься! – ответил Маттиас, сделав музыку тише. – Лола пошла к какой-то подруге на день рождения. Там всё равно девичья обстановка, поэтому я метнулся сюда, чтобы забрать свои пластинки, ну и пива с тобой бахнуть.
На столе стояли несколько бутылок пива разных сортов и бутылка недорогого рома. Маттиас редко пил пиво только с пивом, в его понимании это было бессмысленно, поэтому пенящемуся напитку часто составляли компанию его крепкие друзья – ром, вискарь или на худой конец водка. «Гулять так гулять», – пояснял в таких случаях Маттиас. Однако с появлением в его жизни Лолы дни трезвости стали случаться всё чаще и чаще, плавно переходя в недели и дальше, возможно, в месяцы.
– Блин, мужик, я очень рад этому! Как в старые времена прям, – оживился Лео, – у меня тут салат, чуть фруктов, салями, ну и пиво тоже есть.
– Отлично! Старая добрая вечеринка!
– Старая добрая вечеринка! Кто-то ещё придёт?
– Я никого не звал. Да и не хочу пока. Ещё нагуляемся, а сегодня – только я и ты.
– Понятно, влияние Лолы даёт о себе знать всё сильнее, – съязвил Лео.
– Ты слишком критичен к ней. Да и я своё отгулял, – вздохнул в ответ Маттиас.
– Мэт, тебе же только двадцать пять, всё лучшее – впереди.
– Мне уже двадцать пять, всё лучшее – позади. Теперь меня интересует домашний уют, стабильность и всё такое.
– Смотри рюши не начни носить, бабулька!
– Эх, Лео, Лео, ты слишком инфантилен, повзрослеешь – поймёшь.
– Звучит по-стариковски, как ни крути. А у нас с тобой, между прочим, и года разницы нет в возрасте. Сечёшь, да? Твоя душа стареет, а это уже приговор.
– Я перехожу к лучшей жизни, серьёзной взрослой жизни. Но я не меняюсь внутри, посмотри – я всё тот же, я всё ещё твой дружище Мэт.
– Хотелось бы верить.
– Не сомневайся, всё супер, всё идёт как надо. Кстати, рагу хочешь? Если убрать эту гарь, то вполне нормально.
Оба засмеялись на этой фразе и открыли по бутылке пива.
– За тебя! Чтоб ты не менялся!
– За нас тогда уж!
– Окей.
И они оба сделали по большому глотку пива, за которым последовали несколько молчаливых мгновений, прерываемых музыкой в комнате Лео. Группа Wolf Alice сквозь пространство и время распространяла басы своей Silk. Маттиас первым нарушил молчание:
– Видел, ты начал новую картину, вроде неплохо получается.
– Да, буквально сегодня стартанул, но пока нет конечной идеи, так, полёт мыслей.
– Но что же ты тогда хочешь изобразить, если не знаешь своей конечной цели? Знаешь, я давно уже пришёл к выводу, что это главная проблема современного абстрактного искусства – оно не несёт в себе конечную цель. Как кто-то может понять твоё произведение, если ты не знал, что творишь? Отсюда все эти недопонимания, догадки, мол, «а может, это вечернее небо?» – «да нет, это просто тарелка супа». То есть может быть всё что угодно, и попробуй разбери. Не поступай так, дружище! Ты талантливый чувак, не поддавайся на эту фигню с абстракцией и отсутствием смысла.
– Вот ты загнул! Конечно, ты же знаешь, что я не поклонник многих явлений в современной культуре, но живопись даёт мне надежду! В каждом произведении есть идея, и полёт мыслей вовсе не означает её отсутствие. Ты не задумывался, что, может, цель современного искусства вовсе не показать статичное явление – вот, мол, дом, а вот – дерево, а показать динамику – смотри, вот дом, перетекающий в дерево, и думай-гадай, почему так.
– Это идиотизм. Извини, но по-другому не скажу. «Дом, перетекающий в дерево», надо ж такое выдумать!
– Это просто пример.
– Вот с музыкой всё понятно
– С музыкой всё то же самое, – парировал Лео. – Жанр потерялся, потерялся и смысл текста, осталась форма, динамичная форма, которую мы воспринимаем. Если бы музыка была статична, то мы не далеко ушли бы от кантат Моцарта. А так у нас есть разнообразие жанров, и всё потому, что у нас есть динамика форм.
– Это не динамика. Вот в чём динамика этой композиции?
– А ты разве не слышишь? Тоже мне, эксперт-музыкант! Начало – будто из космоса, будто летит комета или метеорит, середина – что-то земное, обыденное, ритмичное, концовка – вот она сейчас играет – будто уносит нас обратно с грешной земли. Неужели непонятно?
– Нет, это только твоё мнение, старик. Моё мнение – композиция вполне простая и… как ты говоришь? Статичная, вот! Двое в тёмной комнате, за окном – ночь большого города, фонари горят и носятся редкие машины. Они вдвоём, но между ними ничего не происходит. Постепенно он кладёт свою руку на её руку, она прижимается к нему, он приобнимет её другой рукой, она – его в ответ. Ничего не происходит больше – всё те же двое, всё те же фонари за окном и пустая тёмная комната, никакой динамики и космоса. Надо ж было такую чепуху сказать – кометы с метеоритом!
– Ну-ну, и что дальше? Дальше возникает ритм, это что – секс, по-твоему?
– Началось! Где ты тут секс услышал? Лёгкий поцелуй – вот и весь ритм, это ритм сердца, чувак! Эх, давно ты живёшь одиночкой, совсем не понимаешь элементарных романтических штук.
– Звучит, знаешь, как?
– Ну, скажи, как!
– Как блевотно-клубничное суфле! Лёгкий поцелуй. Чувак, там ритм! Р-И-Т-М, там нет лёгкости, а потом ритм спадает, это как, по-твоему? Он её легко поцеловал и убежал? Бред, согласись! Динамика, масштаб, полёт – вот что там.
– Слишком банально. Услышал чуть разные темпы – и давай про космос сочинять. А представь, что ты смотришь кино, и всё та же сценка – лёгкое прикосновение, взаимность, потом поцелуй, взаимность – и дальше уже всё понятно по сюжету, так ведь? И дальше уже не нужно показывать, навязывать сцену, все всё поняли, за исключением, быть может, тебя. Камера отдаляется, они целуются, темп спадает. Как тебе, а?