Финляндия. Через три войны к миру

Беспомощных людей расстреливать, как в тире, –
Уж так ли благородно и славно, господа?

И вот, когда ворвались вы с целью грабежа,
Чтоб уничтожить гавани, чтоб обескровить нас,
И вот на этих мирных торговых рубежах
Капля крови первая снова пролилась!
<…>
Если вы, люди юга, приведете свой флот
Снова в гавани наши, вам придется познать,
Как за родину финское сердце умрет –
Как бесстрашно мы будем ее защищать[52 - Клинге М. Имперская Финляндия. СПб.: Издательский дом «Коло», 2005. С. 196–197.].

Естественно, что в правление Маннергейма эти стихи были запрещены.

Единственным сколько-нибудь существенным успехом союзников стало взятие недостроенной русской крепости Бормарзунд в Аландском архипелаге. Гарнизон крепости состоял из 42 офицеров и 1942 нижних чинов, среди которых был и финский батальон. Союзная пресса преподнесла взятие Бормарзунда как важную победу. На самом деле этот частный успех не дал союзникам почти никаких преимуществ.

Воодушевленный взятием Бормарзунда английский адмирал Непир попытался захватить город Або. Однако там был сосредоточен 10-тысячный русский корпус, вход в порт перекрывали боновые заграждения, которые защищали 10 канонерских лодок и два парохода. В 4 часа дня 10 августа 1854 г. пять английских пароходов открыли огонь с 2000 саженей (4,3 км, то есть с предельной для того времени дистанции) по канонерским лодкам. Канонерки открыли ответный огонь, поддержанный береговой артиллерией с острова Рунсола. После нескольких часов безрезультатной перестрелки союзники ушли.

На том и закончилась кампания 1854 года. Союзники побоялись оставить гарнизон в районе Бормарзунда, и развалины крепости были вновь заняты русскими.

В кампанию 1855 года на Балтике союзникам также не удалось добиться сколько-нибудь серьезных результатов. Их попытки захватить ключевые точки финского побережья – Гангут и Поркалаудд – потерпели неудачу. Атаки Кронштадта союзники даже не планировали, а два корабля, посланные на разведку, 9 июля 1855 г. подорвались на русских минах севернее острова Котлин. Оба корабля остались на плаву, но психологическое воздействие оказалось столь сильным, что более союзники к Котлину не совались. Всего у Кронштадта было выставлено 609 мин.

С 28 по 30 июня 1855 г. союзный флот бомбардировал крепость Свеаборг. В ночь с 27 на 28 июня французский десант занял скалистый безлюдный островок Абрамс-Гольм, где установили шесть дальнобойных 27-см мортир. Эти мортиры превосходили по дальности стрельбы русские орудия. Да и на многих британских и французских судах были сделаны приспособления для увеличения углов возвышения пушек, что позволяло увеличить дальность стрельбы. На некоторых финских либералов произвел большое впечатление факт, что русские орудия в большинстве случаев не доставали до союзников, а снаряды противника разрывались в крепости.

Но тем не менее попытка захватить или по крайней мере разрушить Свеаборг закончилась неудачей. К 30 июня почти все орудия союзников, стрелявшие под большим углом возвышения, вышли из строя – было несколько разрывов стволов, но чаще всего разрушались станки и проламывались деревянные палубы под орудиями.

Повреждения же крепости были незначительными. В ходе бомбардировки в Свеаборге были убиты 55 человек и ранены около двухсот, у союзников потери составили 33 человека убитыми и ранеными.

Всего союзники выпустили по Свеаборгу 20 тысяч снарядов общим весом 60 тыс. пудов (почти 5 тыс. тонн), израсходовав 12 тыс. пудов (200 т) пороха. Только стоимость боеприпасов составила свыше 5 млн франков.

Забрав свои мортиры с островка Абрамс-Гольм, союзники 1 августа отплыли от Свеаборга. Дальше союзному флоту удалось пограбить несколько финских малых населенных пунктов на берегах Финского и Ботнического заливов. А в ноябре 1855 г. союзная эскадра ушла с Балтики.

Канонерская лодка типа «Щит». 1855 г. Такие канонерки специально строились для защиты финских шхер в 1854–1855 гг.

Ко времени начала кампании 1856 года для защиты финских шхер в состав Балтийского флота было введено около 70 паровых канонерских лодок, каждая из которых была вооружена одной 68-фунтовой пушкой[53 - 68-фунтовые (203-мм) пушки – самые мощные русские пушки на 1853 г.] и одной 36-фунтовой пушкой.

Однако прежде чем сошел лед в Ботническом и Финском заливах, 18 марта 1856 г. в Париже был подписан мирный договор. Одновременно Россия, Англия и Франция подписали конвенцию об Аландских островах, согласно которой, Россия обязалась демилитаризировать эти острова, то есть не возводить там укрепления и не содержать военные части.

В целом Крымская война 1853–1855 гг. подтвердила правоту императора Александра I – Финляндия действительно стала надежным щитом Петербурга. Следует заметить, что, даже по мнению современных финских историков, абсолютное большинство финнов поддерживали русских в этой войне. Тот же Матти Клинге писал: «В Финляндии обычно находилось двенадцать русских линейных батальонов. Во время Крымской войны к ним были добавлены гренадерский полк, казачий дивизион, гвардейская и отдельная артиллерийская части. Общая численность русских войск в Финляндии во время Крымской войны насчитывала 70 000 человек. По рассказам жителей Похьянмаа, русские пользовались особой популярностью у женщин и детей. Как заметил один современник, девушки “слишком много флиртовали с русскими офицерами”»[54 - Клинге М. Имперская Финляндия. С. 199.].

Мало того, после смерти императора Николая I жители города Васа (Вааса) обратились к властям с ходатайством переименовать город в честь покойного императора – назвать его Николаиикаупунки. В апреле 1855 г. согласие было дано, идо осени 1917 г. город так и назывался. Правда, на русских картах он обозначался как Николайштадт.

Глава 7

Великое княжество в конце XIX – начале XX веков

После Крымской войны в Финляндии продолжали преобладать монархические настроения. По инициативе местных властей были построены дорогие и красивые памятники Александру I, Николаю I, Александру II и Александру III. Столица страны Хельсинки обустраивалась так, чтобы продемонстрировать теплые чувства горожан по отношению к монархии. Отцы города уже в 1833 г. воздвигли на Торговой площади памятный знак «Камень императрицы». Этот обелиск, увенчанный позолоченным шаром с двуглавым орлом, стал первым настоящим памятником не только города, но и всей страны, если не считать надмогильные монументы. Воздвигнут он был в честь первого приезда императрицы Александры Федоровны (старшей) в Финляндию.

Одна из улиц Хельсинки называлась Марианкату – в честь матери Александра I и Николая I, вдовствующей императрицы Марии Федоровны (старшей).

В 1820-х годах центральные улицы города получили названия в честь членов императорского дома: Александра, Марии, Николая (сейчас улица Снелльманкату) и Константина (Меритуллинкату).

И позднее Финляндия по-рыцарски и с несомненным успехом отдавала должное русским императрицам. Город Марианхамина был назван так в 1861 г. в честь правящей императрицы Марии Александровны. Детский Марианский приют в Хельсинки был основан в 1880 г. в честь 25-летнего правления Александра II. Особо почитали в Финляндии императрицу Марию Федоровну (датскую принцессу Дагмару). Ее имя носила большая муниципальная больница в Хельсинки, основанная в 1891 г.

«Монархические чувства, – пишет М. Клинге, – взращивались и в таком важном деле, каковым являлось – официальное и неофициальное – воспитание детей. В отличие от многих других стран в Финляндии не существовало никакого противостояния между школой и церковью. Именно народная школа всеми средствами поддерживала церковь и Императора»[55 - Клинге М. На чужбине и дома. СПб: Издательский дом «Коло», 2005. С. 245.].

Следует отметить и тот факт, что по крайней мере до революции 1917 г. имена Николай, Алексантери или Александр (то есть в честь императоров) стали наиболее распространенными вторыми именами мальчиков, особенно в крестьянских семьях, проживавших в районах с сильным старофинским влиянием.

В свою очередь, русские императоры возвели в графское достоинство несколько десятков представителей финских и шведских дворянских семей.

Для финского дворянства и даже для разночинцев были созданы благоприятные возможности для занятия высших военных и гражданских должностей в империи. «Число находившихся на императорской военно-морской службе финнов, прежде всего – офицеров, в общей сложности составляло 340 человек. Из них 9 были адмиралами, 21 – вице-адмиралами и 46 – контр-адмиралами. Как и во всяких других профессиональных и корпоративных сообществах, многие семейные династии культивировали постоянный интерес к вооруженным силам, в результате чего в Императорских военно-морских силах служили семеро Старков, шесть Гаддов и Нордманов, пять Энквистов, Хеков, Лундов, Сильверсванов, фон Шульцев, Топелиусов, Вильгельмсов и Виренов, четыре Бойсмана, Хястеско, Яниша, Тавастшерны, Вирениуса и т. д.

Финский Кадетский корпус и Финская гвардия на протяжении всего имперского периода были важным идейным связующим звеном между Финляндией и финским общественным мнением, с одной стороны, и Российской империей и императорской армией – с другой. Созданная в 1878 г. на принципе всеобщей воинской повинности, отдельная армия Финляндии, со своим финским командованием и штабами, поддерживая необходимые контакты, также выполняла эту функцию. В связи с возникшими разногласиями по вопросу о воинской повинности финские стрелковые батальоны, а затем (в 1901 г.) и драгунский полк были распущены, в 1903 г. последовала очередь кадетской школы и Гвардии (21 октября 1905 г.)»[56 - Клинге М. На чужбине и дома. СПб: Издательский дом «Коло», 2005. С. 49, 74.].

Царское правительство вместе с финскими властями уделяло большое внимание развитию транспортной структуры Великого княжества. Так, в 1856 г. был открыт для судоходства Сайменский канал. При длине 38 км он имел 28 шлюзов. Канал открыл выход к морю из обширного района Восточной Финляндии судам, ширина которых не превышала 7 м. В 1860-е годы через этот канал стало проходить свыше 3 тысяч судов в год. Затем было построено еще несколько каналов.

В 1862 г. была введена в строй первая финская железная дорога: Хельсинки – Риихимяки – Хямеенлинна. «Она соединила с побережьем большую озерную систему Ванаявеси, которая не была связана с морем (река Кокемяки не была судоходной), и когда дорога из Риихимяки достигла Лахти, стало возможным объединение бассейна Пяийянне с южным берегом.

Железнодорожная сеть расширялась таким образом, что три очень длинные ветки, ведущие на север страны, были объединены с основной дорогой, пролегающей из Хельсинки через Риихимяки в Петербург, с дорогой Похьянмаа (Риихимяки – Тампере— Сейняйоки – Оулу и т. д.), с дорогой Саво (Коувола – Миккели – Риексямяки – Куопио – Иисалми – Каяани и т. д.) и с дорогой Карелии (Элисенваара – Сортавала – Йоенсуу и т. д.). Между этими тремя дорогами – в центре и севернее – позже были построены соединяющие железнодорожные линии. В эту систему спустя некоторое время стали входить пути Турку – Тоийала и Пори – Тампере, а еще позже прибрежная железная дорога Хельсинки – Турку. Систему можно охарактеризовать как двухполюсную, центрами которой были Хельсинки и Петербург»[57 - Клинге М. Имперская Финляндия. С. 285–286.].

Замечу, что дороги строили с принятой в империи широкой колеей, а не узкой, как в Западной Европе. В 1870 г. сеть железных дорог была соединена с Петербургом. Поезда из Выборга прибывали на Финляндский вокзал. Любопытно, что соединение финской железной дороги с другими дорогами империи произошло лишь в 1910 г., когда был введен железнодорожный мост через Неву.

Задержка с постройкой моста произошла из-за спора петербургских властей с Финским сенатом, кому финансировать строительство моста. В конце концов заплатило Великое княжество, поскольку для него мост был в экономическом отношении куда важнее.

Замечу, что национальный продукт Финляндии с 1860 г. по 1910 г. возрос более чем в 2 раза, несмотря на сильнейший экономический кризис 1880-х годов.

Благодаря железной дороге, соединившей Гельсингфорс с Петербургом, на торжественном открытии Студенческого дома 23 ноября 1870 г. можно было полакомиться привезенными из Петербурга деликатесами, например, виноградом. Газета «Хювудстадебладет» писала, что «многих это (дорога в Петербург) приводит в ужас… Она станет нашей ширококолейной дорогой в остальной мир. Если мы не можем идти по нему, не спотыкаясь, причина в нас. Прочь, всякая нетерпимость! Прочь, любая ограниченность!»

Увы, не все думали так. То там, то здесь появлялись озлобленные кучки националистов, мечтавших стравить русских и финнов. Так, в 1869 г. поэт А. Алквист в стихотворении «Так могло случиться с Финляндией» призывал финнов ориентироваться на Запад, а не на Россию. Вот, мол, вогулы и вотяки «убереглись» от западного влияния, в результате чего они погрязли в дикости:

О, вогулы, мордва и вотяки,
И прочие угорские народы,
С которыми мы, финны, свояки, –
Вы жалкое подобие породы!
Не знаете вы даже языка –
Не ведаете собственного слова,
И до сих пор никто еще пока
Не навязал вам ничего чужого!
Чего достигли вы своим трудом?
В невежестве и дикости живете…
<…>
Немым подобно тщитесь вы сказать
Бессмыслицу, которую нечаянно
В слова вам удается облекать
Дыханьем смрадным –
Хриплым и отчаянным.
Язык ваш – как вода в болотной жиже,
Что тухнет без подпитки родниковой!
С Финляндией могло случиться также,