Смертью храбрых

– Нет, Безю. Это в Бургундии?

– Так точно, господин коммандан. Фаянсовая столица Франции!

– Механиком работали до Войны?

– Никак нет, господин коммандан. Я за руль-то впервые сел в пятнадцатом году и то случайно. Мы потомственные гончары, господин коммандан. Мой прапрадед еще при Старом порядке[17 - Старый порядок – общественный и политический уклад, существовавший во Франции до Великой Французской революции.] посуду расписывал! Хотя теперь без автомобиля как-то неуютно буду себя чувствовать – привык уже… А вы ткач, господин коммандан?

– Что, так заметно, Безю? На самом деле не совсем ткач. Я работаю над покраской тканей.

– То есть, вы красильщик?

– Нет, скорее химик. Создаю новые покрасочные смеси. Мой тесть владеет небольшим предприятием в Лионе, а я делаю там краску, чтобы она была яркой и стойкой.

– Интересная работа, наверное, господин коммандан?

– Вонючая, это точно, но вообще – лучшая на Земле, Безю. Благодаря ей я познакомился с супругой… А вы женаты?

– Никак нет, господин коммандан, невесту дома оставил. Я предлагал пожениться до отправки на фронт, но Женевьева встала в позу и заявила, что свадьба должна быть пышной и веселой, поэтому мы отложили на послевоенное время.

– Это же замечательно, Безю! Вернетесь и сразу женитесь.

– Я боюсь немного, господин коммандан, столько времени прошло – я-то ее не разлюбил, а вот она меня? Вдруг я не понравлюсь ей.

– Ну, не попробуете – не узнаете, Безю.

– Это верно, господин коммандан!

***

Мой олененок, прости меня за помарки, но я не смогу найти в себе силы вновь написать это письмо, поэтому буду просто зачеркивать те слова, которые не выражают мои мысли в полной мере.

Я люблю тебя. Люблю настолько сильно, что не могу больше

лгать тебе. Я не твой муж. Твоего Огюстена разорвало на части под Верденом, он убит пулей в голову, а его легкие наполнены хлором. Под Пашендейлом ему оторвало ногу осколком, и он умер от потери крови на операционном столе.

Он мертв – остался только я.

Я молю Бога каждый день, чтобы он позволил мне вернуться домой, к вам. Но более всего я молю его о том, чтобы мне было куда возвращаться. Как мне рассказать тебе об этом, Софи? Как мне поселить в твоем любящем сердце тревогу и рассказать, что я мучаюсь невыносимой болью каждый день? Как мне признаться, что уже больше полугода я принимаю морфин

по самой меньшей мере раз в день, заливая его сверху вином? Сколько раз я прерву твой

мирный ночной отдых, поднимая погибших солдат в несуществующую атаку? Как мне победить страх не узнать лицо собственной дочери? На фотокарточке, которую ты дала мне на вокзале, ей пять лет, а сейчас уже девять – целая жизнь. А она узнает меня? Или я остался для нее полустершимся воспоминанием из далекого детства?

Я хочу рассказать тебе все, Софи. Как тот совсем молодой парень захлебнулся кровью после того, как я всадил в него штык. Как меня боялись люди, которые без страха шли на вражеские пулеметы и стояли насмерть под артиллерийским огнем. Я не горжусь их страхом – мне стыдно. Как невыносимо стыдно и за тот единственный раз, когда я не смог перебороть соблазн и

изменил тебе. Тысячи оправданий я могу привести, но твой взгляд и твоя рука на моей щеке, как и всегда, оставят меня голым и безоружным перед тобой.

А еще

мне страшно, Софи. Страшно от того, что в моем сердце нет радости Победы. Только несколько часов оно билось учащенно, но теперь я чувствую одно опустошение. Будто кто-то сильным ударом выбил весь воздух из моих легких. Я не спас его, Софи. Лишь раз за эти чертовы четыре года мне представился шанс сделать что-то

милосердное, но я упустил его. Капитан Мишо поступил храбрее, чем все мы, и заплатил за свою храбрость по полной цене. Он сделал то, на что ни у кого из

нас не хватило духу – он выбрал мир. Его командир сказал, что в следующую войну Франции не помогут такие солдаты. Но ведь не будет никакой следующей войны, если каждый найдет в себе смелость нарушить приказ об атаке. Но мы

– трусы, и отсюда мое опустошение – мы ничего не поняли, Софи, не извлекли урок, а значит, обречены на его повторение. Господи, спаси всех нас от нашей глупости! Когда-нибудь я смогу рассказать тебе об этом человеке все, что знаю, но беспомощная бумага не вместит в себя то, что снедает мою душу.

Я сегодня чуть не застрелился, Софи.

Шлюха-смерть вцепилась в мою руку и тянула за собой. Я обернулся назад и увидел

твое лицо. Оно было немного испуганным, будто ты хочешь меня поцеловать. Тогда я понял, что не хочу умирать. Если мне придется учиться любить заново – я сделаю это. Если мне придется заново узнавать свою дочь – я сделаю это. Если мне придется заново учиться смешивать краски – я сделаю это.

Я сделаю все, но только если ты будешь вместе со мной, дорогая Софи, любимая моя, моя крепость, мое знамя, мой робкий олененок. Вечно преданный тебе Огюстен. Люблю.

Сент-Омер. 13 ноября 1918 года.

notes

Примечания

1

Коммандан – офицерское звание во Французских вооруженных силах примерно соответствующее нашему майору.

2

Фердинанд Фош – французский военачальник, маршал Франции, был главнокомандующим войсками Антанты во Франции на завершающем этапе Первой мировой войны.

3

Боши – прозвище немцев во Франции, имеющее отрицательную коннотацию.

4

Адъютант – во Французской армии это не должность офицера, состоящего при штабе формирования или при военачальнике, а унтер-офицерское звание, примерно соответствующее нашему прапорщику.

5

«Верт-Равине» с французского переводится, как «зеленый овраг».

6

Пулемет Шоша состоял на вооружении Франции и некоторых других стран Антанты в течение всей Первой мировой войны. Это оружие было призвано объединить в себе мобильность винтовки и скорострельность пулемета. Однако очень ненадежная система подачи патронов и чувствительность к загрязнению сделали пулемет фактически негодным к войне в условиях Западного фронта.

7

Хельмут Иоганн Людвиг фон Мольтке – немецкий военачальник, генерал-полковник, в 1906-1914 начальник Генерального штаба Германской армии.