Почти невинное еврейское дитя.
В сравнении с коллегой я, конечно, чище.
По качествам любым огромный плюс.
Но рок судьбы – зануда его ищет
И чем ей дался этот модный хлюст?
Рыдает ветер… Чу, за переборкой…
Глухой удар, потом паденье тел.
И снова зависти припадок горький -
Надежд нереализованных удел.
Прислушался – вокруг всё тихо,
Скользит сквозь ночь наш белый теплоход,
Уснул… Но и во сне как лихо
Фантазия узор запутанный плетет.
И ужасом безмолвным наважденье
Как фильм в сознании идет,
И страшных сцен безумное сплетенье
Ложится тяжестью как гнёт.
Какое-то пространство предо мною -
Быть может, ресторан, а может, и банкетный зал…
И словно лазеров пылающей иглою
Меня пронзают женские глаза …
Мне кажется, что я один в том мире,
И на мученье в пытках обречен.
На этом страшном каннибальском пире,
Где правит бабский легион.
Они всё время прибывают,
Фальшивую нацелив красоту.
А массовик их страсти распыляет:
С веселым присвистом – ату его, ату …
Я обречен, я жертва, я добыча,
Я цель намеченного курса…
Сомкнулся первый ряд, когтями в меня тыча …
Бьют по башке… Я вздрогнул и проснулся.
Стучатся в стенку – за окошком утро…
Башка трещит, наверно, от ударов .
Всё нереально – словно бы как будто.
И я не я: пустой как будто тара.
Иду к соседкам – каждый шаг нелегкий.
И в их каюте вид какой-то странный …
Причудливо разбросаны кроссовки …
И запах непонятный иностранный.
Стаканчик чая … С чем не помню …
И снова жизнь восторженно я славлю.
И слышу птиц веселый, шумный гомон …
А теплоход пер славно – к Ярославлю.
* * *
То ли в Пизе, то ли в Падуе
Что-то башня долго падает …
Долго падает … Заметьте,
Уже более столетия …