Жизнь как жизнь

Женщина тихонько застонала, обхватила своими ногами бёдра партнёра, и что было мочи, прижала его к себе. Подросток испытал небывалое и не совсем понятное ему наслаждение от близости. Такого с ним ещё не было.

Утром Стёпка с другими ребятами сидел на крылечке барака, пыхтел самокруткой. Всё нутро его раздирало, хотелось рассказать, что с ним произошло этой ночью, но он сдерживал себя и молчал.

– Мальчики! Завтракать! – позвала ребят повариха.

– Кому мальчики, а кому мужчины, – съязвила, проходящая мимо Танька Моисеева.

Как током пронзило всё тело Стёпки, к лицу прилила кровь, громко застучало сердце.

– Что это с тобой, Стёпка? Чего это ты пунцовым стал? – с издёвкой проговорила Танька.

– Ничего. Обкурился, наверное, – выдавил из себя парнишка и поплёлся к столу под навесом.

После этой ночи Стёпка с Лизой стали не разлей вода. На одну делянку ходили собирать живицу и практически каждый день под кустиками по разочку, а то и по два предавались любовным утехам.

К середине сентября сезон сбора живицы закончился, и все обитатели Стафеевского разъехались по домам. Лизавета вскоре уехала из деревни на постоянное место жительства в Ковернино, и вскоре до Стёпки дошли слухи, что она сошлась со своим мужем.

Стёпка помогал родителям по дому, ходил с матерью по грибы, копали картошку, а с первыми заморозками, то на Большом болоте, то на Пиусе собирали жаравику ( так в деревне называли клюкву). Вечерами он каждый день бегал за реку в клуб в кино и на танцульки, а днями, когда особых дел по дому не было, забившись в угол за печкой у окна, усердно писал рассказы и отсылал их в редакцию.

В начале мая Андрея вызвали в Кострому на очередное медицинское освидетельствование по поводу определения группы инвалидности.

– Чего каждый год освидетельствовать? Нога новая у меня не выросла. Делать им там, видно, нечего, – добавляя крутые матерные слова, возмущался Андрей. – Ну ладно, хоть новый протез получу, а то этот скоро развалится.

Вернулся Андрей довольным. Вытащил из длинной картонной коробки новенький протез и сверкающую краской трость.

– Протез лёгкий, удобный. Я там на нём уже походил. Да, Алёна, мне ещё врачи сказали, что месяца через два, путёвку в санаторий дадут. Сердце, говорят подлечить надо.

– Вот и хорошо! А группу то, какую дали?

– Вторую опять оставили. Значит, пенсию не уменьшат.

– Тятя, вернулся? – спросил забежавший в избу Степан. Он всю зиму и весну работал на нижнем складе, маркировал брёвна. На торцах брёвен чёрным или красным мелом были написаны цифры и буквы, обозначающие сортность и диаметр бревна. Степану надо было стамеской вырубить их на спиле. Мел во время сплава брёвен смывался, а вырубленные буквы и цифры сохранялись навсегда.

– Да! Вернулся. Вот протез новый привёз. Погляди, какой аккуратный лёгкий.

Сын покрутил в руках протез:

– Да, лёгкий. А на культе – то удобный?

– Удобный. Я уже в больнице его носил.

– Так и ехал бы в нём домой, а старый там выбросил.

– Ишь, ты, выбросил. А вдруг новый сломается. На чём я тогда ходить буду?

– Да у тебя на повети уже протеза три стоят.

– Ну, знаешь, сынок, запас он не мешает, да и хлеба не просит.

– Потом музей протезов и костылей откроем.

– Пускай постоят. Выбросить всегда успеем. А ты, чего рано с работы прибежал?

– Так я в шесть утра из дому ушёл, – отчитался перед отцом Стёпка и продолжил.

– Мама, тятя, я тут решил в техникум в Шарью на механика поступать. До конца месяца доработаю, а потом за учебники засяду, а то за год подзабыл многое. Вы, как, не возражаете?

– Чего это нам возражать – то. Поступай. Специальность хорошую получишь – в один голос ответили родители.

В июне Стёпка слетал на самолёте в Макарьев, прошёл комиссию и получил медицинскую справку о пригодности к обучению в техникуме. Собрал все необходимые документы, запечатал их в конверт и отправил заказным письмом в техникум.

За русский язык Стёпка не переживал: хоть диктант, хоть изложение он напишет без особого труда. Математику надо проштудировать и, не заглядывая в ответы, перерешать все задачи. В основном всё решалось легко, но отдельные задачи никак не хотели решаться. И когда по вечерам заходил дядя Коля Прохоров, они садились вместе за стол.

– Стёпка! Давай от обратного. Будем зрить в корень, и разбирать ход решения, – приговаривал дядя Коля, читая условие задачи.

И они зрили, искали корень зла и легко решали задачи.

– Ты, племянник, пойми – все задачи решаемы, надо только понять в чём корень зла или где собака зарыта.

Стёпка удивлялся, как это дядя Коля, окончивший семилетку за десять лет до его рождения, да ещё получивший на фронте тяжёлую контузию всё помнит:

– И, как это ты всё помнишь, дядя Коля?

– А помнить вовсе необязательно. Надо понимать и научиться логически рассуждать, тогда любая задача решиться.

Уроки дяди здорово помогли Стёпке при поступлении в техникум. В июле Стёпе прислали вызов на экзамены, а отцу путёвку в санаторий « Берёзовая роща » в Тейково. Вскоре Андрей собрался и уехал, а Стёпка сидел дома и читал книги по школьной программе. В дверь сеней громко постучали. Стёпка вышел, на крыльце стояла пожилая цыганка.

– Парень! Подай что-нибудь из продуктов, а то внуков кормить нечем.

– А что подать – то?

– Может мука есть или сахар.

– Сейчас, подожди.

Степан зашёл в избу, взял большую металлическую миску и в чулане из кадушки зачерпнул полную муки, достал из ларя две большие головки сахара.

– На, вот возьми. Есть куда муку высыпать?

– Спасибо, добрый человек. Сыпь сюда, – цыганка вытащила из кармана многочисленных юбок небольшую котомку. Потом пристально посмотрела на Степана.

– Вот, что я тебе скажу, милый. Жизнь твоя будет не деревенская. Будешь ты жить в большом городе, будешь большим начальником, но прежде тебя ждёт казённый дом.

Цыганка ещё раз поблагодарила за продукты и, шурша юбками ушла. Стёпка, тогда не придал значения её словам, и только много лет спустя, понял, насколько они были пророческими.

– Станция Шарья! – идя по проходу, общего вагона несколько раз повторила проводница.

Поезд замедлил ход и остановился. Степан взял видавший виды чемоданчик, позаимствованный матерью у кого-то из соседей, и вышел из вагона. По понятиям подростка, вокзал был громадным. Длинное двухэтажное здание, покрашенное в желтый цвет, возвышалось над перроном, на фронтоне здания крупными буквами было написано «Шарья».