Сын ведьмы

– Катись, дядька Фрол, к дальнему, у того, кажись, передние ноги сломаны – мне его не поднять.

– Вот дурында, мы же коня не в поводу за телегой потащим, и в телегу задом усаживать тоже не собираемся. Чего животину целиком поднимать? Пошто топор с мешками брали?

– Гнедого я подниму, – размял пальцы сын ведьмы и зло буркнул: – а уж другого калеку сам добьёшь.

– Топором, что ли?! – возмутился Фрол. – Я же винтарь с собой не взял – думал, что ты животину из своего пистоля дострелишь. Неужто пули для божьей твари пожалеешь?

– По-жа-ле-ю, – вытянув вперёд обе ладони, осторожно подступил к раненому коню странный казачок.

Бедное измученное животное даже голову не смогло приподнять. Лишь настороженно ушами пошевелило и скосило огромный глаз с застывшей слезой.

– Куда грабарки к боевому коню тянешь! – предостерёг опытный возница. – Зубами куснёт, вражина, или копытом лягнёт!

Но Алексей в рекомендациях не нуждался. Он немигающими глазами уставился на коня, будто зачаровывал колдовским взглядом, и медленно так приближался, как змей к кролику подползал.

Плотная подушка гравитационного поля туго сдавила шею коня. Гнедой закрыл глаза и задышал ровно, словно уснул. Сын ведьмы сел со стороны брюха, совсем не опасаясь убийственных копыт, и начал шаманить ладонями над пулевыми отверстиями в шкуре животного. Потом на миг замер, оглянулся и показно перекрестился.

– Езжай, дядя Фрол, порученным делом занимайся. Я тут сам…

– Вот бог послал напарничка, – посетовал Фрол и тоже нехотя перекрестился. – Никак лошака из мёртвых удумал поднять, поповский сын.

Фрол торопливо развернул телегу и направился прочь от… то ли чудотворца, то ли сумасшедшего басурманина. Присутствовать при таинстве воскрешения или… бесовском шабаше простоватому мужику совсем не хотелось. Он решил по-быстрому сгонять к «стервятникам», разжиться на время винтовкой. Ведь по-любому ствол пригодится, хоть коня дострелить, хоть от чернявого беса оборониться. Ну не походил казачок на набожного исусика, правда, серой тоже не вонял, но вот под папахой вполне рожки прятаться могли. Фрол троекратно перекрестился и, даже выпросив винтовку, настороженно возвращался по широкой дуге. Когда объезжал чёрного волхва, со стороны заметил у того между ладоней пляшущий язычок пламени.

– Спаси и сохрани от нечистой силы, – истово крестя бороду, запричитал мужик.

Фролу пришлось самому пристрелить раненого коня, а потом топором порубить на куски и сложить провизию в мешки. Всю телегу мясной тушей заполнил, сам еле на краешке разместился. Со злорадством подумал, что щепетильному пареньку свободного места не осталось. Пусть теперь пешака двигает, не захочет ведь порты марать, сидя на мокрых мешках.

Солнце уж выглянуло из-за рощи. Вдвоём бы оно, конечно, сподручней животину разделывать, но казачок помогать и не думал. Всё это время с дохлятиной провозился. Ясно же сразу, что конь не жилец – в одной только задней ляжке Фрол издали пять дырок насчитал. Передок вроде цел, но кому такой скакун без ног нужен? Это солдата могут вылечить и пенсион инвалиду назначить, если за подвиги Георгия заслужил, а коня ноги кормят, не будет никто возиться с калекою.

– Не должно то, – в сердцах бросил окровавленный топор в телегу Фрол, снял кожаный фартук и отёр испачканные руки пучком соломы. – Эй, лекарь басурманский, нам ужо вертаться пора! Бросай своего доходягу!

– Эх, дядька Фрол, своего-то Сивку я не уберёг, – печально вздохнул Алексей и ласково потеребил конскую холку. – Зато чужого друга спасу. Просыпайся, воин, пошли домой.

И челюсть у Фрола отпала – конь поднялся, как примятая трава!

– Матерь божья! – перекрестился мужик. – Как же он встал? У него же ноги пулями изрешечены.

– Кости целы, а мясо нарастёт, – не отрывая руку от холки коня, усмехнулся проделанному фокусу Алексей.

Ведьмин сын изменил гравитационное поле так, чтобы конь только в небо не воспарил надувным шариком. Видел Алексей такие разноцветные на ярмарке, дорого стоили, баловство только для богатеев.

Одной рукой поддерживать баланс Силы Алексею было непривычно. Казак орлом взлетел в седло, будто бы вновь на верного Сивку вскочил. Гравитационное поле симметрично изменилось вокруг сына ведьмы.

Конь, не чувствуя седока и собственного веса, удивлённо повертел головой. Боль исчезла, только одеревеневшие мышцы плохо слушались. Наездник тронул поводья, и конь привычно двинулся вперёд. Подковы не оставляли отпечатков на влажной от росы траве, отчего неспешный ход ожившего коня сопровождало лишь шуршание раздвигаемых стеблей. Чёрный всадник почти беззвучно плыл на фоне далёких кладбищенских крестов, словно призрак над погостом. Лёгкая дымка утреннего тумана скрадывала силуэт, и уже не так бросалось в глаза, что конь едва перебирает копытами, при этом двигаясь со скоростью обычного кавалерийского шага.

Алексей медленно удалялся в сторону дальнего хутора.

Фрол лязгнул зубами, закрыв рот, и с чувством троекратно перекрестился. Вера в бога неимоверно окрепла в его душе. Однако следовать за парящим над землёй чёрным ангелом мужик был ещё не готов. Да и присяга звала солдата в другую сторону – на кухню к котелку с горячей кашей. Фрол стегнул ленивого мерина и, немилосердно ударяясь задницей о доски телеги, запрыгал по кочкам в сторону полевого лагеря. На пути он лишь чуть приостановился у группки солдат интендантского взвода.

– Эй, Василь, винтарь и седло сам заберёшь! – крикнул на ходу Фрол и взмахом указал направление.

– Ну, ты, дружбан, и жучара! – возмутился такой наглости интендант, сразу уловив единственное число трофейного имущества. – Стой! Верни второе седло!

– То вещь чёрного казака, – оглянулся через плечо мужик и опять истово перекрестился. – Последнего казака погибшего эскадрона.

– Того, что ли? – небрежно глянул вдаль Василь и, разглядев в сером мареве тумана удаляющийся призрачный силуэт, испуганно замер.

Чёрный всадник, словно мираж, плыл в сизых волнах тумана вдоль крестов кладбища. А за его спиной из-за зубчатой стены тёмной рощи вставал алый полыхающий шар солнца, подсвечивая низкие облака багрянцем, будто кровь в небе кто пролил.

– Святые угодники, – перекрестился интендант. – Никак, мертвец восстал…

– Не-е-е, только ко-о-нь! – тряся зад по ухабам, нахлёстывал мерина Фрол, стремясь убраться побыстрее с чёртова поля.

Василю тоже страстно захотелось оказаться подальше, но за винтовкой и брошенным седлом пришлось идти. Прежде чем утащить имущество в общую кучу, бывалый солдат деловито обшарил седельные сумки. Удивило, что, похоже, дружок Фрол совсем ничего себе не взял. Василь решил осмотреть место, где лежал второй сбежавший мясной окорок. Может, из имущества осталось что?

– Святые угодники! – отшатнулся от окровавленной примятой травы Василь.

На проплешине кто-то выложил крест из пулемётных пуль. Любопытство у солдата исчезло мгновенно, он накинул на плечо ремень винтовки, взгромоздил седло на спину и поскакал по полю, как пришпоренный конь. Нераспотрошённые седельные сумки так и остались валяться на помятой траве. После эмоционального рассказа Василя никто не отважился пойти на проклятое место. Раненого гнедого видели все бойцы интендантского взвода – доходяга не мог сам встать на простреленные ноги. Только колдовская сила способна поднять обречённого на смерть. А уж скакать на почти мёртвом коне под силу лишь чёрному призраку.

Никто не знал, что это за странный казачок приехал на телеге с Фролом, а осторожный мужик лишь крестился и пожимал плечами, мол, от края погоста незнакомого попутчика подвёз. Казак хотел убитого коня разыскать на поле брани, да взять из седельной сумы вещь ценную. Вот и появилась легенда, будто бы Чёрный Всадник погибшего эскадрона восстал из мёртвых, нашёл своего боевого коня, вынул из тела все пули, выложил животворящим крестом и ускакал на погост, к братам-казакам. Ибо после этого случая казака в чёрной рубахе больше никто не встречал в полку – Алексей тем же днём переоделся в гимнастёрку защитного цвета, а в лицо его только Фрол видел. Не нашли и того раненого гнедого коня – Алексей отвёл его на хутор, наказав крестьянину спрятать в сарае и откармливать, пока раны не затянутся. Хозяин был несказанно рад подарку судьбы. С такими отметинами на шкуре коня точно не реквизируют для нужд армии, а пахать казацкий конь был приучен. Молодой казачок ещё и седло хозяину оставил, денег не взял. Зато не побрезговал отобедать и согласился принять в дар пятилитровую бутыль домашнего вина полувековой выдержки.

Отправившись назад в расположение полка, Алексей размышлял всю дорогу о превратностях новой войны. Похоже, конница больше не является главной ударной силой. Артиллерия и пулемёты будут теперь царствовать на поле брани. Алексей не хотел больше воевать в кавалерии. Настоящая война – не воинский парад. В землю придётся глубже зарываться, а в атаку на карачках по грязи ползать. Нет больше красивым благородным животным места в боевом строю.

– Эх, друг Сивка, прости, что не уберёг от смерти глупой! Эта война была не твоя!

Никогда больше Алексей не поведёт невинную доверчивую живую душу на убой. Да и сам в мясники не пойдёт. Мальчишка окончательно утвердился в решении спасать чужие жизни, стать санитаром.

Глава 6

Обозный богатырь

С ценным подарочком от крестьянина Алексей заявился в полдень к штабной избе. Линию фронта передвинули на бывшие позиции австрияков, а все тыловые части решили оставить в селе. В домах условия проживания получше, чем в окопных блиндажах, поэтому штаб, медсанчасть и кухня разместились с комфортом.

– Дядь Семён, выдь за хату, погутарить надо, – вытянув вверх руку, легонько стукнул в мутное стекло оконной рамы Алексей. Расположение рабочего стола Семёна он знал с прошлого посещения.

Фамилию Семёна Исааковича Вездельгустера редко кто мог выговаривать без ошибок, а по отчеству рядовой состав в армии не величали, поэтому штабного клерка все кликали просто – Семёном. Только молоденький казачок обращался к этому двадцатилетнему упитанному телу с приставкой – дядя. Но Семёну наивный паренёк сразу приглянулся, на простачке можно чуток подзаработать. Шустрый работник канцелярского стола себя долго ждать не заставил.

– Рад видеть молодого человека во здравии, – зайдя за угол дома, улыбнулся гостю Семён. – Наслышан уже о твоих подвигах.

– Это которых? – насторожился Алексей.

– Ты уж со счёта сбился? – рассмеялся Семён. – Я читал прошение поручика Ширкова о награждении геройского казака Георгиевским крестом. Только, извини, но бумагу твою завернули.

– Куда завернули? – мальчишка всё же ещё мечтал о блестящих медальках.

– Штабс-капитан Хаусхофер лично разорвал представление к награде, – показал пухленькими ладошками сей пакостный процесс Семён, который из-за этого лишился верного магарыча от награждённого. – Не по форме было подано. Не может пехотный поручик писать наградной лист чужому казаку. Тем более что ты на тот момент вообще к обозу приписан был. На тебя даже жалоба пришла о самовольной отлучке.

– Не нужна мне такая награда, – нахмурил брови казачок. Алексею действительно не хотелось ползти на вершину славы по костям погибших станичников. – Не сумел я казачий эскадрон спасти.