Вопросы идеологии

Разумеется, члены Церкви не претендуют на знание основ биржевой аналитики или законов функционирования сырьевых рынков. Но общие подходы в макроэкономике, связанные с долгосрочными социально-политическими приоритетами, были и будут для нас предметом серьезного разговора. В противном случае проблемы мирового развития в целом превратились бы в замкнутую сферу оккультного знания, а вместо экспертизы и аналитики мы бы получили некое подобие жреческих практик, не подвластных общественному контролю. Такая ситуация недопустима ни с точки зрения христианской морали, ни с точки зрения элементарных требований демократического подхода к обществу и человеку.

За макроэкономикой стоит судьба миллионов людей и их интересов. Начнем с определения глобализации. Глобализацию можно определить как навязанную мировыми финансовыми центрами систему экономических и политических отношений, невыгодную для большинства национальных субъектов. Итогом становится растущий мировой кризис и архаизация политики, выражающаяся в таких явлениях, как рыночный фундаментализм, правовой нигилизм, христианофобия, неонацизм.

Мотором глобализации является экспансия капитала, но поскольку мировые рынки поделены и перенасыщены, она уже уперлась в потолок своих возможностей. Отсюда соблазн строить долговую экономику и брать в долг у следующих поколений. Но эти меры – лишь отсрочка неизбежного коллапса системы.

Тем не менее, глобализированная экономика несет с собой богатый набор инструментов принуждения. Яркий пример – проект Трансатлантического партнерства, который США долго навязывали Европе и который, если он будет принят, обескровит Западную Европу точно так же, как Западная Европа обескровила собственную «периферию» – Грецию, Португалию, Прибалтику, Украину.

Систему глобалистских институтов обслуживает идеология монетарного постгуманизма, характерная прежде всего для адептов так называемого неолиберального консенсуса, чье доминирование, судя по всему, вступило в фазу завершения. Преодоление границ и формирование единого культурно-экономического пространства, о котором говорят сторонники этой идеологии, на деле представляет собой односторонний процесс. Попробуйте войти со своим капиталом на американский или европейский рынок, купить что-то более серьезное, чем сеть закусочных. Другой пример: для стран, вступивших в ВТО, существует договор о взаимных обязательствах с этой организацией, предполагающий ослабление тарифных и таможенных барьеров в обмен на кредиты и технологии. Санкции, введенные по отношению к России, фактически равнозначны отказу другой стороны от своих обязанностей по договору. Разве мы не должны в этом случае отказаться от своей части обязательств? И это не единственный пример «сотрудничества», свидетельствующий о необходимости серьезного анализа последствий глобализации.

Сегодня в ходу различные формы «монетизации личности», когда экономика пытается подавить элементы человеческой идентичности, которые не подвластны законам рыночного обмена (вера, мораль, семейные ценности, национально-культурная специфика). И это не может не внушать тревогу.

Общественный контроль за экономическими решениями и этические приоритеты в рамках такого контроля необходимы. Это условия устойчивого развития и социальной стабильности.

В «Основах социальной концепции Русской Православной Церкви» хозяйственная деятельность рассматривается как «соработничество Богу». Раскроем этот тезис. Прежде всего необходимо отказаться от ряда очевидных стереотипов, которые мешают отрефлексировать христианский подход к социально-экономической реальности. Один из них связан с убеждением в том, что экономика представляет собой некую автономную сферу. «Чистой» экономики в мире не существует, как не существует чистого разума или чистого искусства. И то и другое и третье – культурспецифичные явления, психологически и идеологически опосредованные.

Христианская ортодоксия – это культурно-этическая матрица, которая, подобно протестантской матрице, как это было описано у Макса Вебера, способна порождать собственный формат хозяйственных отношений и хозяйственной этики. Поэтому необходимо соизмерять экономическую деятельность с категориями нравственности.

Еще один важный момент заключается в том, что любые догмы – коммунистические, неолиберальные, постгуманистические, секуляристские – если они вторгаются в сферу морального выбора, с точки зрения христианской ортодоксии является идолопоклонством. И одним из проявлений такого рода идолопоклонства является сакрализация понятия «глобализация».

Необходимо избавиться от отношения к глобализации как к чему-то фатальному и безальтернативному. Во-первых, следует понимать, что понятие «глобальный» («глобалистский») вовсе не означает по умолчанию «универсальный», поскольку данный проект создан, как уже было сказано выше, на базе протестантской цивилизационной матрицы, оснащенной идеологическим инструментарием монетарного постгуманизма. Во-вторых, существуют естественные пределы глобализации, и они уже достигнуты. В мире усиливается системный кризис, связанный с невозможностью расширения рынков, то есть кризис падения эффективности капитала. Ресурсы и возможности развития в рамках прежней парадигмы объективно исчерпаны. На фоне этого кризиса концепция глобального мира обнаруживает идеологическую слабость.

Глобализация достигла пределов, но застыть в одной точке она не может, поэтому проект начинает сыпаться. Этот процесс идет по нарастающей, и наша задача – успеть возвести несущие конструкции новой экономической модели и нового политического мышления, прежде чем старая «постройка» окончательно разрушится. Поэтому в настоящее время в среде политиков и интеллектуалов активно формируется группа с альтернативными взглядами на экономику и общество, которая критикует систему ценностей глобального проекта и которой предстоит в условиях его краха дать миру новую социально-экономическую модель – более нравственную, более справедливую и более долговечную. Над этим идет активная работа. От старой модели, основанной на ссудном проценте и тотальной зависимости, придется избавляться. И чем раньше это будет сделано, тем менее разрушительны будут последствия для общества.

Важнейшим социально-психологическим явлением, сопутствующим глобализации, стало повсеместное распространение культа потребления. Гедонизм стал гражданской религией – «Станем есть и пить, ибо завтра умрем!» (1 Кор. 15, 32). Но современное потребление проявляется не только в гедонизме. Современное «статусное» потребление таково, что речь идет о потребительских и поведенческих кодах, подобных дресс-коду, от которых зависит социализация и социальная идентификация личности. И это, разумеется, затрудняет реализацию свободы выбора, дарованной человеку Богом.

Статусное, регламентированное потребление практикуется для удовлетворения комплекса социального превосходства или социальной «полноценности», оно превращается в ритуальную практику, направленную на символическое достижение воображаемого изобилия, полноты (ср. выражение «быть в тренде»), то есть некой гиперреальности, пародии на Эдем. Эти материально-символические практики представляют собой форму идолопоклонства, присущую секулярной квазирелигиозности. Навязанные модели потребления, несмотря на тезис о «свободе» и «открытых возможностях», несут в себе такое же рабство, как и принудительное производство, но рабство не физическое, а умственное и духовное. Религия потребления обращает человека в бегство от себя и дарованной ему Богом свободы выбора – к иллюзорному, мнимому выбору.

Отдельный и важный предмет для критики с христианских позиций – это «догоняющая» модель модернизации. К сожалению, данная идеологема, будучи принята к исполнению, разрушает социальную структуру и духовную жизнь «догоняющих» обществ, но не позволяет приблизиться к кумиру даже в материальной сфере. Так называемое лидерство крупных экономических игроков оплачено ресурсами «догоняющих» – поэтому богатые государства продолжают обогащаться за счет всех остальных. Но реальная конкуренция – это конкуренция проектов, а не игроков одного проекта, осуществляемая по правилам, которые определяют монополисты.

Нельзя обойти вниманием и рост социального неравенства. Нередко социальное неравенство обосновывается социал-дарвинистскими и социал-расистскими идеями о «естественном отборе», «генетическом мусоре», «социальном балласте» и 85 % населения, которые составляют проблему для 15 % успешных. Все это напоминает о мрачных временах сословных обществ.

Несколько лет назад в лоне Церкви возник тезис: «Жизнеспособна лишь такая экономика, которая сочетает эффективность со справедливостью и общественной солидарностью» (Послание Предстоятелей Православных церквей от 12 октября 2008 г.). Для такого подхода объективно необходим суверенитет, приоритет национального права над международными квазиправовыми институтами. Последние, подчеркнем, не легитимизированы никакими электоральными и плебисцитарными процедурами.

Для реализации принципов нравственной экономики необходимо ограничить аппетиты транснациональных элит, легитимность которых близка к нулю, тогда как их влияние на мировую экономику безмерно. Эта диспропорция вместе с порождающей ее диктатурой корпоративного типа должна быть пересмотрена. Само существование таких элит представляет собой печальное наследие колониальной эпохи. Здесь надо начать с покаяния и компенсации со стороны ряда западных стран за колонизацию. Уверен, что со временем неизбежен международный суд над колониализмом и неонацизмом.

Пример современного неоколониализма – размещение золотовалютных резервов за пределами страны, обслуживание чужих экономик, внешний контроль за банковской сферой. Все это связывает национальные ресурсы и исключает нормальные инвестиции для собственного рынка, ведет к недомонетизированности периферийных экономик. Для решения многих из указанных проблем национально ориентированные специалисты предлагают национализацию банковской системы (но не производственного сектора).

Нельзя не отметить неограниченную эмиссию как единоличное право одного-двух мировых центров. Привилегии эмитентов недопустимы. Именно они привели к порочной модели стимулирования роста экономки за счет эмиссии долларов.

Современная долговая экономика основана на перекредитовании, которое представляет собой привычку брать взаймы у будущих поколений. Но основой экономики должны быть не умножение искусственных потребностей, не искусственная накачка спроса и не финансовые спекуляции. Людей приучили жить не по средствам. А теперь в России приходится в срочном порядке брать под контроль деятельность коллекторских агентств и спасать ипотечников, которые не в состоянии отдать валютный заем по новому курсу после спекулятивной девальвации рубля.

В мировом масштабе неограниченная эмиссия создает над экономикой навес из необеспеченной денежной массы. В какой-то момент начинается схлопывание финансовых «пузырей» («пирамид»), как было с американскими компаниями в 2008 г., а в конце концов и мировой финансовой системы в целом. «Лишние» деньги стоило бы направить не на бесконечное формирование все новых и новых потребностей, но на преодоление социального неравенства, лечение болезней, заботу об экологии и на другие действительно полезные вещи, улучшающие жизнь всех членов общества, а не на вознесение одних людей над другими.

В сегодняшнем режиме санкций мы могли бы диверсифицировать экономику, ослабить ее кредитную и сырьевую зависимость, ввести собственную платежную систему и прогрессивную шкалу налогообложения, подумать о государственном контроле над банковской и культурной сферами. Тогда как в обычных условиях эти меры откладываются бесконечно, а любые инициативы вязнут в бюрократическом болоте. Сегодня у страны появился исторический шанс выскочить из экстенсивной модели зависимого периферийного развития.

Существование в качестве придатка разваливающегося, доказавшего свою аморальность и неэффективность проекта не совместимо с религиозной и цивилизационной миссией русского народа, а также самого российского государства. Православный взгляд на все сферы жизни, включая народ, экономику, основан на библейской ценностной базе. Россия, ее народ, ее традиция не могут подчиняться мировой корпорации во главе с неким советом директоров и выступать в роли «непрофильного актива». Важная задача сегодня – создать национально мыслящую элиту, слой «органических интеллектуалов», которая бы взяла на себя бремя выработки нового проекта развития и обеспечивала его теоретический потенциал. Мы стоим перед необходимостью возродить собственное проектное мышление в экономической, социальной и политической сфере. Это вопрос отнюдь не только национального престижа, но исторического выживания народа и государства.

Религия

Постгуманизм

Сегодня мы с прискорбием наблюдаем самую настоящую христианофобию, умело разжигаемую частью западного политикума. Речь не только и не столько об отношении к собственно религии. Речь о христианских ценностях, о константах той картины мира, с которой нам жить дальше.

* * *

Болезнь зашла слишком далеко. Дело здесь не только в моральной стороне вопроса, не только в том, «хорошо или плохо мы себя ведем». С потерей нравственных ориентиров общество теряет и идентичность, ощущение собственного «я». В психологии есть понятие «стадия зеркала» – это момент, когда маленький ребенок начинает идентифицировать собственный образ. При регрессе и распаде личности это самоощущение утрачивается, стадия зеркала проходится вновь, но уже в обратную сторону. Надо признать, что западный мир сегодня находится в шаге от этого исхода. А дальше – потеря исторической субъектности, выпадение из истории. Нельзя сказать, что общество об этом совсем уж не догадывается и этого не боится. Догадывается, и сигналы, в том числе по «каналам», связанным с Ближним Востоком, понимает правильно. Но, к сожалению, страх утраты себя, страх «расколотого я» пока еще не породил в обществе волю к целенаправленным действиям. Страх еще не мобилизует, но парализует, и это опасно. Как бы не опоздать.

Известно, что в медицине симптоматика служит отправной точкой для постановки диагноза и выбора лечения, но немалое значение имеет и анамнез – история болезни и сопутствующих ей факторов. Патриарх Кирилл говорит об этом так: «Мы сегодня говорим о глобальной ереси человекопоклонничества, нового идолопоклонства, исторгающего Бога из человеческой жизни. ‹…› И именно на преодоление этой ереси современности, последствия которой могут иметь прямые апокалипсические события, сегодня Церковь и должна направлять силу своей защиты, силу своего слова, силу своей мысли».

В западном обществе в результате сомнительного идеологического выбора назрел системный кризис, причем не одни только христиане ощущают на себе его последствия. Терроризм, как ни горько это осознавать, – одно из следствий идеологического монизма, который до сих пор нередко исповедуется западным политикумом под видом универсальных ценностей. И благородная идея защиты «прав человека», положенная в основу этой доктрины, ее, к сожалению, не спасает. Во-первых, потому что на практике такая защита, как правило, девальвирована избирательным подходом к субъектам права. Во-вторых, сама эта идея имеет больше одного прочтения. Например, христиане решают проблему в рамках нравственного права, на основе традиции и четких этических критериев, а общество модерна – с позиций формального естественного права, которое не гарантирует равной защиты правовым субъектам, поскольку границы прав одного определяются умозрительно, границами прав другого.

Вопрос о смене идеологической рамки западного общества давно витает в воздухе, об этом говорят и в Европе, и в США. Но далеко не все хотят этих перемен. Поэтому стражи неолиберальных догматов пока еще на всякий случай демонстрируют охранительный рефлекс и пытаются идти привычным шагом, не стремясь на ходу переобуться. Нетрудно предсказать, что спустя недолгое время именно эти люди впадут в другую крайность и сделаются «твердокаменными» фундаменталистами, ретивыми поборниками «устоев». Прокрутится это кино на наших глазах достаточно скоро. Но сегодня ломание копий по поводу антитезы «религия – секулярность» или «традиция – гуманизм» еще в тренде, и орто-дискурс пока еще представляется чем-то не совсем обычным. Поэтому как раз сегодня есть смысл еще раз сказать несколько слов о гуманизме, религии, секулярности и правах человека для разъяснения того, о чем на самом деле идет речь.

* * *

Со времен научного атеизма минуло больше четверти века, но еще жив стереотип, согласно которому человечество в эпоху модерна, постепенно отдаляясь от христианства, отдалялось от религиозности вообще, изымая из своего сознания категорию сакрального. В последние десятилетия эта философическая утопия была поколеблена учеными, да и самим ходом развития общества. Стало понятно, что секулярность есть не что иное, как инверсная форма все той же религиозности. Возникло понятие постсекулярности, очевидное для академической среды и интуитивно понятное обывателю, но отторгаемое влиятельной частью политикума. Попытки достучаться до него предпринимались многократно, но никакие «звоночки» и предупреждения не действовали на правящие элиты.

Сторонники секуляризма говорят о безрелигиозном обществе. Но тогда что такое «законы природы», которые можно и нужно «открывать», «естественные» права, наконец, что такое линейная модель истории, на которую они опираются, если не часть религиозного мифа? В неавраамических культурах модель времени циклична, в Писании она линейна. Откуда они взяли эту линеарность, как не из Священной истории, приспособив ее для своих нужд и поменяв «настройки»? В итоге мы имеем нечто, что уже до нас сформулировали, например, так: «Нет бога кроме Прогресса, и Генри Форд – пророк его». Это – религия. Иная, нежели та, к которой мы привыкли, и – если смотреть с точки зрения традиции – с приставкой «квази-».

Трансцендентальная предпосылка всегда присутствует в человеческом мышлении, целеполагании и деятельности. Поэтому мифорелигиозная функция, попросту говоря, неустранима из психики человека. Человеческая психика структурирована таким образом, что в ней есть вакантное место Высшего Закона. Эту ситуацию мы изменить не в состоянии, а вот что именно будет содержанием и источником Закона, мы вольны выбирать. И если вы отказываетесь от Бога, то «богом» для вас становится что-то другое.

Философы полагают, что при отрицании какой-либо онтологии сама логика, точнее, сама парадигма этого отрицания автоматически получает статус новой онтологии. Тот же принцип работает и в сфере религиозного: система антирелигиозных взглядов сама построена на произвольных предпосылках и допущениях и тоже представляет собой мифорелигиозную конструкцию. Вот почему о секулярном гуманизме следует говорить не только как об идеологии, но и как о (квази)религиозной системе.

Например, профессор Йельского университета Харольд Блум опубликовал книгу «Американская религия», которая получила скандальную известность из-за утверждения автора о том, что Америка религиозна, но ее подлинная религия «не является христианской, по крайней мере, в европейском понимании, она, скорее всего, гностическая. Американская религия не верит и не полагается, она – знает, хотя всегда хочет знать еще больше. Американская религия манифестирует себя как жажда информации». Другой пример – концепция Маршалла Маклюэна о «неоплеменном обществе» в информационную эпоху, когда общее информационное пространство заменяет первобытный коллективный разум. Таких примеров много, но предупреждают они примерно об одном. Мифорелигиозный аспект не может быть устранен из коллективного и индивидуального сознания. Иными словами, общество выбирает не между религиозной традицией и «чем-то еще». Оно в широком смысле неизбежно выбирает между двумя или несколькими религиями. Это если рассматривать ситуацию в статике. Теперь посмотрим на нее с точки зрения исторической динамики.