Системы мира и миры систем

Попробуем найти основные черты.

Первое. Копировать внешний мир один к одному занятие не только бесполезное, но и безусловно вредное, так как при этом не производится разделение мира на предметы и понятия, символы и образы. Разделение мира на предметы, узнавание и есть суть той деятельности, которой занимается наш мозг повседневно – отделенные друг от друга, расчлененные образы разобранного «пазла» внешнего мира свертываются до минимального набора кодирующих символов и группируются – уже «на поле» психики. Операция свертки предотвращает информационную перегрузку и трансформирует, изменяет образ для обработки и хранения – происходит схематизация образа, превращение его в скелет, фрактал. Свертка имеет две основные формы – символьную в виде условных знаков и иконическую, когда возникает нечто вроде голограммы образа.

Второе. Реагировать только на резкое изменение сигнала, на быстрое движение образа, на реальное событие – вот главная установка и главная задача восприятия. Закон Фехнера (логарифмическое ослабление интенсивности сигналов) первый говорит об этом. Иконические и символьные механизмы кратковременной памяти, кадрирование и сканирование памяти, производимое мозгом, подчинены этой же цели.

Третье. Пространства нашего восприятия – звуковое и зрительное, сфера осязания и обоняния – это отнюдь не евклидовы пространства. В отличие от пространства физического они конечны и неоднородны, имеют выделенные направления и переменную емкость и кривизну. В частности, искривление образов – основа сюрреализма в живописи. Пожалуй, наилучший анализ свойств психофизиологического пространства, создаваемого в восприятии органами чувств, дан в лекциях П.А. Флоренского.[21 - См. Флоренский П.А. Статьи и исследования по истории и философии искусства и археологии. – М.: Мысль, 2000.]

Четвертое. Скорость восприятия ограничена. Эта скорость связана с распространением импульса в нервном волокне, но существенно «зарезана» скоростью срабатывания синапсов (~10 мс, одна сотая секунды), тогда как время реакции – от 100 мс, т. е. времена отличаются приблизительно на порядок. Все – от восприятия до действия – заключено «внутри» этого промежутка. Но если скорость срабатывания нервной среды (синапсов) всего лишь на порядок превышает скорость восприятия и ответа, то это означает не что иное, как то, что скорость движения пакетов импульсов в этой среде близка к предельно возможной для данной среды скорости распространения нервного импульса. Но именно такая ситуация позволяет проявляться релятивистским эффектам в любой среде – идет ли речь о приближении к скорости звука в воздушной среде или о близости к скорости света в теории относительности. Заметим, что именно в теории относительности рассматриваются возможности замедления времени в системе, приближающейся к скорости света, или же в сильно искривленном пространстве, например, в сильном поле тяготения «черной дыры». Возможно, один из таких эффектов замедления времени наблюдается во внутреннем мире, который легко уподобить «черной дыре», при приближении скорости прохождения нервного импульса к предельно возможной скорости нервного волокна. Неудивительно в этом случае и то, что реальность внутреннего мира – мира восприятия – обладает релятивистским замедлением времени. Это собственное время неевклидова мира – мира, где просто нет закона Пифагора, зато выполняется сохранение пространственно-временного интервала! В этом случае промежутки времени в мире восприятия оказываются короче, чем в евклидовом мире, где работают обычные часы.[22 - Возможно, в пользу этого предположения могут быть интерпретированы результаты опытов Корнхубера и Либета по измерению отрезка времени между «мыслью» и действием. Мысль фиксировали как всплеск на энцефалограмме и измеряли время до движения, о котором думал подопытный (подробнее см. Пенроуз Р. Тени разума. – М., 2005, с. 587–589). Время оказывалось неправдоподобно большим – от секунды до полутора секунд, т. е. в десятки раз больше, чем время реакции. Столь же велико оказалось время осознанной реакции на раздражение кожи, тогда как скорость, с которой непроизвольно дергается нога при ударе молоточка психоневролога по колену, в десятки раз меньше. В то же время сами испытуемые не чувствовали этой десятикратной задержки при «вмешательстве» сознания – по субъективным ощущениям промежутка практически не было. Это можно интерпретировать таким образом, что попадание сигнала в глубины сознания отличается очень высоким замедлением, т. е. вмешательство сознания увеличивает «релятивистские» свойства сигнала, создает «линию задержки». – А.С.] Человек – часть природы, поэтому свойства, которые мы находим в его внутреннем мире, должны (в том или ином виде) быть найдены в любом живом существе. Известно, что химической основой жизни как таковой является катализ – эффект срезания энергетических барьеров путем поиска обходных путей и квантового туннелирования.[23 - Вильгельм Оствальд, удостоенный в 1909 году Нобелевской премии за работы в области катализа, полагал, что катализатор – это средство изменения меры времени химической реакции. В присутствии катализатора причиной ускорения реакции часто становится кинетический сдвиг в сторону протекания промежуточных реакций, которые могут идти в «обход» энергетического барьера прямой реакции. – А.С.]

В той же мере физической основой информационных систем, свойственных всему живому, должно являться «срезание» во времени восприятия. Информационные системы рождаются к жизни релятивизмом мира отображений, замедлением времени в Зазеркалье жизни – «королевстве кривых зеркал». Возникновение информационных систем живого означало возможность изменения взаимодействия – вместо ньютоновой физики равенства сил реакции и углов падения и отражения появляется релятивизм сигналов в нервной системе, в результате чего взаимодействие рассыпается на множество промежуточных стадий, каждая из которых может иметь собственную кинетику и вести к ускорению процессов, которые невозможны в неживом мире – к направленному действию, к борьбе за выживание, использующей сложнейшие стратегии, и, наконец, к появлению созданий разума, невозможных с точки зрения их случайной реализации. Именно об этом выигрыше времени по сравнению с простым перебором бесконечных сочетаний идет речь, когда мы говорим о появлении информационных систем жизни, а тем более – разума. И поэтому можно полагать, что эволюционное развитие двинулось путем совершенствования способов формирования внутреннего мира, что породило неуклонное возрастание «психизма» всего живого, отмеченное Тейяром де Шарденом.

Обратная по сравнению с восприятием операция – действие – имеет принципиально другую информационную структуру. Если восприятие заключалось в сжатии и схематизации информации, ее разбиении на символы и образы, то в условиях действия происходит обратное – из схемы должен возникнуть элемент мира! Причем если в одном случае замедление времени необходимо как торможение – образ надо успеть опознать и «обработать», то в другом, наоборот, необходимо ускорение, чтобы обеспечить запас времени, необходимый на синхронизацию действий множества исполнителей – мышц, запасников энергии, регуляторов равновесия и т. д. Это ускорение достигается тем, что сигнал, выходя из области сознания, работающего, по всей видимости, в замкнутом времени, многократно увеличивает свою частоту.

Именно в плоском, искривленном евклидовом мире промежуток времени достигает максимальной величины, что очень полезно для действия: если запас времени максимален, то затрата энергии минимальна (согласно принципу Гамильтона).

Восприятие – сжатие информации, действие – ее освобождение, распрямление. Таким образом, мы имеем дело с искривлением и распрямлением информационного пространства, т. е. изменениями, пульсациями кривизны во внутреннем мире. Для осуществления обратной связи (в цикле «восприятие – действие») изменения кривизны должны носить колебательный характер, отвечающий периодам пассивности и активности, возбуждения и торможения, образуя стоячие волны устойчивых состояний психики. Великий естествоиспытатель И.П. Павлов показал, что такими состояниями могут быть условные рефлексы, которые наряду с безусловными образуют психический мир животных. Колебательный характер формирования состояний психики ставит их в один ряд с вещами реального мира, имеющими собственные колебания и состоящими из атомов и молекул. Прежде чем психика животных переходит на более высокий этап – к сознанию человека, прежние устойчивые структуры – инстинкты – должны быть разобраны на элементарные составляющие.[24 - См. Гальперин П.Я. Инстинкт и мораль// Экология и жизнь, 2002, № 5.] Что могут собой представлять эти составляющие – частицы или волны? Следуя опыту физики, можно предположить, что психические «элементы» обладают двойственностью – свойствами волн и частиц. Сознание, да и любая психическая система, действует во внутреннем мире переменной кривизны; его устойчивое существование должно быть обеспечено набором устойчивых колебательных состояний, объединяющих «плюс» и «минус» пространственно-временной кривизны – своеобразных диполей. Слияние диполей в единую систему личности человека – процесс колебательный, поэтому сознание всегда имеет ритм, который меняется в зависимости от тех или иных условий. Собственная частота маятника сознания задает ритм человека, колебание, связанное с ним, неразрывно – как волна де Бройля с любым материальным телом. Вспомним, что именно на существовании ритма сознания основано действие гипноза.

Каким бы ни было «устройство» сознания, относительность внутреннего времени знакома каждому из нас. Ребенка отделяет от взрослого вечность – по представлению самого ребенка, тогда как взрослый смотрит на него и думает о скоротечности жизни. Время может растягиваться до бесконечности – как в минуты ожидания. «Условием синтеза времени, равно как и синтеза пространств, давно признана, и житейски и научно, деятельность сознания», – пишет Флоренский. Сознание способно осуществлять полный цикл замедления времени, вплоть до его полной остановки в мгновения (или в часы) творческого экстаза. Но дело не только в экстазе. Так, водитель за рулем не теряет ориентации, несмотря на бешено набегающие препятствия, он уверенно принимает необходимые решения именно в те ничтожные доли секунды, которые отделяют трассу от ее обочины. Как же можно садиться за руль, если все висит на волоске? Видимо, релятивистский эффект замедления времени в напряженном сознании уменьшает частоту сигнала – нечто подобное замедлению действия на киноэкране, с тем важным отличием, что время изменяется таким образом, что и водитель не отстает от реальности ни на шаг! Идет «просто» пересчет пространства-времени евклидового мира в пространство-время, искривленное сознанием. Тренировка работы сознания «над восприятием» делает езду на автомобиле не только возможной, но и комфортной для опытного водителя.

Работа сознания над собой – рефлексия – состоит в кольцевании впечатлений во внутреннем, почти остановленном времени, что позволяет проводить «распасовку» образов между разными системами мозга, между внутренними антиподами – правым и левым полушариями. Следует предположить, что сознание способно «овладевать» внутренним временем, что и позволяет в «минуты роковые» вспомнить всю жизнь за один миг и прожить миг, как вечность.

Местные условия и центральная власть

Рассмотрим то, что иногда называют отставанием от жизни. Стоит выйти на время из контакта с обществом – уйти в тайгу или в самого себя, как выясняется, что общество унеслось вперед во времени, насыщенном до предела новостями, произошла масса событий, тогда как по внутренним часам время, задаваемое ритмом отстраненности, шло неспешно. Возвращаясь в общество, человек должен вливаться – узнавать новости, давать оценку событиям, быть в курсе. Это стремление быть в курсе подключает всех нас к метроному общественного времени – телевизору, Интернету, газете, телефону, личному общению наконец. Воссоединившись вместе, мы становимся участниками общественной жизни, протекающей по часам общества.

В обществе информация быстро передается, однако усваивается гораздо медленнее, еще медленнее из нее делают общественно значимые выводы, и уж совсем не быстро принимаются решения. Скорость восприятия и усвоения информации выполняет в пространстве общественном ту же роль, которую выполняет скорость света в физике. Известно, что для координации действий коллектива руководителю всегда необходимо быть на месте. Если руководитель в отъезде, «на месте» должен быть человек, который его заменяет. Суть выездов «на места» руководства (страны или менее крупной единицы) может быть сведена к тому, чтобы «синхронизироваться» с течением событий на месте, где произошло крупное ЧП или любое достаточно важное для всего общества событие.

Все информационные процессы в обществе обладают неустранимым релятивизмом, потому что из них невозможно исключить человека – он единственное звено, которое придает этим процессам смысл. Человек никогда не находится в равновесии с обществом – всегда информационно отделен от него, выделен, можно сказать, погружен в «черную дыру» своего внутреннего мира. И малые, и большие коллективы людей живут в своем, неравновесном с обществом пространстве-времени. Таков мирок каждой семьи, где восприятие ходит по некоторым «внутренним», особым линиям (геодезическим!), где время течет по-иному, чем в «большом» мире. В неравновесии с ним истоки «местной» ментальности, говора, характера. Общество, состоящее из множества иерархически возрастающих коллективов, может быть равновесно лишь локально – в пределах этих коллективов, в то время как глобальному равновесию мешает релятивизм. В этом – важнейший вывод из относительности человеческих систем. Таким образом, понятие равновесия общества – одного из основных положений экономической теории – нуждается в пересмотре.

Отметим, что Фрейд в своем ответе Эйнштейну (в упомянутой переписке) выделяет полюса общественного неравенства: одни хотят приспособить законы под свою силу, другие – под свою слабость. Одни жаждут закрепить в законе свое возвышение, другие – униженные и оскорбленные – ждут от закона справедливости. Это неравенство означает неравновесие: в обществе всегда сталкиваются разные тенденции, разные точки зрения, появляются разные системы отсчета и разные собственные характерные времена, а значит, возникают колебания! Накладываясь, волны неравновесия дают причудливую картину сложения или вычитания (интерференции) усилий различных общественных групп.

В условиях неравновесия общественные ограничения в виде юридических законов и установлений, эти «граничные условия» общественной сцены, становятся полусправедливы и полудейственны, законы перестают сдерживать, пересматриваются нормы поведения, меняются отношения между людьми.[25 - Из теории гамильтоновых систем известно, что для того чтобы в системе реализовался динамический хаос, требуются определенные ограничения движения, если же они не действуют, начинается разбегание траекторий и расширение – в ту сторону, где это оказывается возможно. И это не только и не столько инфляция, сопровождающая любое кризисное явление (например взрыв), но направленное изменение – эволюция системы. – А.С.]

В периоды кризисов энергия, заключенная в колебаниях, обращается в цунами общественных преобразований, сметающее все на своем пути. Исторически хорошо освоенный метод избежать общественных перестроек заключается в обращении этой мощи в энергию войны с внешним противником. Военное положение уменьшает неравновесие внутри общества, что позволяет синхронизировать колебания общества, – тогда освобождение энергии колебаний становится организованным (когерентным) и направляется на внешнего врага.

Из глобальной неравновесности общества можно сделать частный, но важный вывод. Осуществление центральной власти всегда запаздывает – власть, находясь в центре, не может прийти в равновесие с регионами – в этом ее сила и в этом же ее слабость. Центральная власть по сравнению с местной жизнью находится в другой – центральной – системе отсчета, да и сам процесс властвования есть воздействие, обладающее конечной скоростью, из-за чего нельзя пренебрегать его релятивистскими свойствами при осуществлении в местной системе отсчета. Из-за этого возникают непредвиденные результаты – задержки по времени и «накладки» по пространству. Провинция из центра кажется замедленной – и это не свойство столичного высокомерия, это обычный релятивистский эффект, наблюдающийся при переходе из одной системы координат в другую. Различный ход информационных часов определяет задержку ответа на любой вопрос, любая эмоция успевает остыть, любой приказ выполняется с отсрочкой. Поэтому центральная власть почти всегда запаздывает со своими решениями – она ошибается не только в оценке скорости событий, происходящих на местах, но и в оценке возможности «мгновенно» все изменить по приказу сверху. Есть принципиальные ограничения, связанные с конечной скоростью «освоения» информации (в частности, приказов) в человеческом обществе. Чем меньше плотность населения и чем сложнее задачи, стоящие перед обществом, тем большим локальным (местным, региональным) искажениям подвергается любой «входящий» сигнал. Быть может, в этом и есть секрет уникальной самобытности России?

Человек и общество

Рассмотрим с этой точки зрения высказывание Томаса Гоббса: «Пока люди живут без общей власти, держащей их всех в страхе, они находятся в том состоянии, которое называется войной, и именно в состоянии войны всех против всех». Другими словами, недостаток общей, центральной власти вызывает состояние войны. Но возможности центральной власти ограничены! Поэтому можно утверждать, что идея центрального, всемирного правительства обречена на неудачу. Даже тоталитарная власть не способна все предусмотреть. Идеи единого ноосферного правительства упираются в тот же «дефицит» власти, что и любые другие системы управления из единого центра. Центральная власть всегда сталкивается с проблемой «разбегающихся» регионов, так же как астроном наблюдает разбегающиеся галактики. Уровень «самостийности» региона возрастает по мере его замыкания на себя. Критерий такого замыкания – уменьшение частоты различимых из центра событий («красное смещение») – есть показатель уровня замкнутости региона, степени его приближения к «черной дыре» – объекту, неподвластному центру.

Отметим, что война всех против всех, по Гоббсу, – выражение оппозиции людей друг к другу, когда каждый индивид стремится максимизировать полезность окружающего для себя. Это стремление к максимуму прибыли сторонники рынка считают движущей силой общества. Однако убегание всех от всех – полный аналог разбегания Вселенной – вызывает распад, атомизацию общества. Именно к такому неприемлемому результату ведет «демократическая модель», взывающая к рациональности каждого. Но и альтернативная модель – управление тоталитарного типа, опирающееся на центральную власть, – как следует из наших рассуждений, создает большую проблему реализации самых чудесных замыслов. Поэтому обществу необходимы модели синтетического, гибкого устройства и управления, сочетающего местные и личные интересы. Эта задача требует изучения реальных механизмов информационного обмена, принципов синхронизации общественных процессов. Эта же задача стоит и в отношениях общества и природы, где разность характерных времен всех процессов еще более наглядна. В этом насущная актуальность разговора об относительности и для экономики, и для экологии.

Относительность существует и внутри человека – между разными сторонами его личности. Существование локального времени личности, замедленного по отношению к «евклидову» пространству-времени общества, создает ее отстраненность от сиюминутности политики, быстро «мелькающей» на фоне вечных страстей человеческого существования. Отсюда и конфликт поколений – старого, прошедшего через множество общественных опытов и дистанцировавшихся от них, и нового – еще слабо отделяющего себя от сиюминутности. Сегодня феномен нового русского общества на себе ощутил практически каждый – старое общество успело умереть, хотя еще живы те, кто в нем жил. Молодым легче идти в ногу со временем, поэтому сегодня, как и во все времена, выход в завтрашний день ищут вчерашние дети, неопытные и жестокие. Опыт расхождения человека и общества – это опыт культуры, поэтому диалог поколений, изучение опыта «вечных» ошибок общества в отношении других «видов» миров, будь то внутренний мир человека или самобытный мир природы, абсолютно необходим.

* * *

Мы начали важный разговор об относительности – о системах отсчета и искривленных мирах, времени и пространстве, о рациональности и равновесии. Большинство наших суждений об обществе, о природе, о человеке зависит от выбора точки зрения. Наблюдая «из природы» («с точки зрения» животных, растений, камней и т. д.) за деятельностью человека, мы придем к другим заключениям, чем оценивая его действия «из общества». Точка зрения современной науки, выраженная в теории относительности, состоит в том, что законы природы не зависят от выбора системы отсчета. Поэтому мы должны искать способ согласования различных точек зрения – таков путь к открытию важнейших и, самое главное, общих, единых законов, описывающих природу, общество и человека. Нельзя себе представить более важной задачи. Поэтому мы еще не раз вернемся к этому разговору.

Перспектива – Человек и Вселенная

Статья опубликована в журнале «Экология и жизнь» (2005, № 2) и приурочена к столетию публикаций А. Эйнштейна, открывших цикл его работ по теории относительности.

Экологический и цивилизационный кризис, который мы наблюдаем в современном мире, отнюдь не случаен. Корни его в том, что наука пока не в состоянии взять на себя решение назревших проблем общественного развития; утверждая на словах единство мира, на деле она устраняется от реальных проблем общества и личности. На фоне все ускоряющейся эволюции техники отсутствует сколько-нибудь стоящая внимания перспектива развития человеческого общения и общества как такового.

Кризис науки

Сегодня поиски единства картины мира – одна из главных тем в физике. Программа создания единой теории поля была сформулирована Эйнштейном и составляла суть его деятельности в последние 30 лет его жизни. Движение по этому пути стало на долгие годы священным Граалем физики, в поисках которого до сих пор странствуют по многомерным мирам рыцари, верные заветам своего короля. Поиски совершенства теории являются определенной формой существования ученого, уходящего от шумного общества – так же как монахи уходили «от мира». Решение научных проблем способно указать путь к общественному или индивидуальному совершенству как некому теоретическому абсолюту, однако наука не способна дать рецепта морального оздоровления самого общества, тем более указать путь к счастью и любви. Наука принципиально ограничена собственной объективностью, игнорируя самую важную для человеческого существования проблему отношений между людьми в обществе, так же как ментальную активность внутри человеческой личности.

Решение этой проблемы давно найдено обществом в форме тех или иных религий, которые берут на себя руководство в движениях человеческой души, указуя ей путь к совершенству. Однако внутри самой религии существует весьма точная система логических выводов и оценок, которую использует теология для анализа религиозных высказываний и отделения «святых» мыслей от многочисленных ересей. Более того, статья Б.В. Раушенбаха «Логика троичности» (опубликованная и в журнале «Экология и жизнь», 2005, № 1) свидетельствует, что логический путь к анализу отношений догматов церкви не только существует, но практически совпадает с путем рассуждений математики.[26 - Речь идет о том, что Раушенбах стремился наглядно показать, что логика образования понятия Троицы и логика образования вектора из его проекций на три оси координат – одна и та же. Он проанализировал шесть необходимых свойств Троицы, выделенных в основном догмате церкви (Триединость, Единосущность, Нераздельность, Соприсущность, Спецефичность, Взаимодействие), и показал, что все эти определения можно отнести к получению вектора из его ортогонального разложения на три оси координат. Надо сказать, что, несмотря на общность логики объединения, объекты веры остались объектами ментального мира и потому никак не соотносятся с «грубым материализмом» математики. Поэтому прорыва математики к ментальности пока не наметилось, тем более что такой прорыв вызывает у многих серьезные опасения, связанные с неприкосновенностью и суверенностью личности. Для самих же математиков трехмерный мир – лишь частный случай среди многомерных миров и потому мало чем выделен среди остальных.Тем не менее наука имеет определенные успехи в исследовании восприятий человека, которые служат «входом» в ментальный мир, и здесь очень ярко проявляется ограниченность числа измерений. Например, модель восприятия цвета опирается на три основных цвета, и объяснение этого – в устройстве зрения человека. Работа с цветом основана на построении треугольника Юнга: вводится тройка векторов ощущений и проводится плоскость, отсекающая равные величины на этих осях. Так осуществляется процедура цветоделения, необходимая в полиграфии. При этом несмотря на то, что базовым остается разделение на три цвета, существуют разные модели цветоделения: используется как трехмерная модель – RGB (аббревиатура английских слов Red, Green, Blue – красный, зеленый, синий), так и четырехмерная – CMYK (Cyan, Magenta, Yellow, Key colour), расширенная измерением черного цвета.** Поэтому становится понятной и позиция православия, где все усилия направлены на сохранение неизменности «базиса». – А.С.]

Принципиальное преимущество математического способа умозаключений – быстрота, с которой может быть достигнута ясность в проблеме, если задан аксиоматический базис рассуждений, в то время как самые незначительные изменения базиса порождают теологические споры, которые могут длиться сотни лет.** В математике отход от пятого постулата Евклида породил к жизни неевклидовы геометрии, существование которых не решился публично признать даже Гаусс – король математики. В то же время те автоматизм и скорость, с которыми работает аппарат математики, часто вызывают у ученых парадоксальное чувство «непостижимой эффективности».

Почему же наука, имея столь совершенный аппарат, не в состоянии оправдать людских ожиданий? Эти ожидания наука сознательно изгоняет из себя, занимая позицию «внешнего наблюдателя», и тем самым лишает себя опоры в самом человеке, забывая, что сама является не чем иным, как плодом человеческой мысли. «Одно мне более или менее ясно, – писал Н.Н. Моисеев, – мировосприятие большинства русских философов и естественников, при всем их различии во взглядах – от крайних материалистов до идеологов православия, – было направлено на отказ от основной парадигмы рационализма, согласно которой человек во Вселенной лишь наблюдатель <…> в России утверждалось представление о том, что человек есть лишь часть некой более общей единой системы».[27 - Здесь и далее Н.Н. Моисеев цитируется по его книге «Универсум. Информация. Общество» (М., 2001).]

В единой системе пути «через человека» и «через внешний мир» должны сходиться; человеческая субъективность устанавливает паритет с объективным миром (см. статью «Коэволюция интерпретаций» настящего сборника, с. 115–122), и мы назвали место встречи границей рациональности. Науки о природе выбирают путь, на котором человека нигде нет, тогда как гуманитарные науки следуют тезису «все, что мы знаем – это человек». Растет пропасть между науками естественными и гуманитарными, представляющими по сути два равноценных пути познающей мысли; схождения интерпретаций порождает «момент истины», но происходит только в результате кризиса – научного или социального.[28 - Любой кризис объективно является «решением» разнородных и разнонаправленных устремлений, а субъективно воспринимается как «явление лика истины». Субъективно этот лик может быть ужасен. В объективном описании тот же самый момент «зашкаливания» называют асимптотой, разрывом определенности. Заметим, что именно анализу неопределенностей наука обязана многими своими успехами: в математике при раскрытии неопределенностей родилось дифференцирование, в физике открытие соотношения неопределенностей сформировало квантовую механику. Важным примером аналитики кризисов являются особые точки динамических систем – и это именно те точки, где решение динамических уравнений теряет единственность. В этих точках лежат центры притяжения и отталкивания, формируются как устойчивые, так и неустойчивые состояния, рождаются бифуркации. И оказывается, что существуют различные области состояний систем – например, в одних областях возможны только колебания, тогда как в других – только вращения. Внутри каждой области состояний поведение систем обратимо, однако переход через границу области рождает необратимость. Найдены объекты с необратимым поведением, которые «прыгают» или «туннелируют» между областями – это странные аттракторы. По всей видимости, мир объективный и мир ментальный можно мыслить как области различных состояний движения – в одном состоянии движение «реализовано» на материальных частицах, тогда как в другом движутся нервные импульсы; при этом, однако, существуют такие линии, где эти миры соприкасаются. Точки касания служат «границей реальности», распознаваемой как пересечение объективных и субъективных истин. На мой взгляд, перед лицом многообразных кризисов, грозящих человечеству, изучение именно этих состояний, отвечающих необратимому процессу – формированию реальности, представляется наиболее перспективным. – А. С.]

Постановка системной задачи

Что побудило в свое время В.И. Вернадского сформулировать признак вступления в ноосферу как взятие человеком на себя ответственности за судьбу биосферы? В понятии ответственности существен момент субъективно-личностного участия, именно это отличает его от обычного управления. В техническом понимании управления напрочь отсутствует стадия осознания управляющим субъектом самого себя, поэтому невозможно и поставить задачу единства мира внутреннего и мира внешнего, так же как и движения вдоль такой траектории, где это единство сохраняется, хотя, быть может, это и есть единственно возможная траектория устойчивого развития.

Поиски гармонии внутреннего и внешнего мира пронизывают все великие религии; но эти поиски пока коренным образом отличаются от поиска единства мира в рамках той же физики, где человеческая субъективность – синоним ошибок. Тем не менее именно в физике XX века Нильсом Бором введен принцип дополнительности описания состояний в терминах волн и частиц; в физике эти состояния отделены сепаратриссами граничных условий. (Интересно, что это произошло на фоне математических баталий об отношениях континуума и числового ряда, где продвижение вперед, связанное с созданием представлений о фракталах, было надолго отложено.) Однако в этом вопросе математика вплотную подошла к проблеме осознания важности самоприменимости операций. Характерно, что именно в этом вопросе ответственность расходится с управлением.[29 - Ответственность подразумевает библейское: «не делай другим того, что не желаешь себе», тогда как управление связано с оптимизацией и произволом при выборе критериев. Можно сказать, что ответственность есть особый, выделенный тип управления, как некоторые типы движений выделены среди остальных. Это управление характеризуется самоприменимостью, и выделейность его – в соразмерности действия на разных уровнях иерархии, когда исполнение команды обязательно, как для приказывающего, так и для исполняющего. Тем самым управление реализуется как некое преобразование подобия; хотя можно назвать его и «преобразованием справедливости». И «золотой век» можно трактовать как ситуацию, когда власть была одинаково справедлива и к людям, и к природе. Самоприменимость, или самоподобие, является одной из характерных черт фрактальных преобразований, поэтому «справедливость» можно представить как фрактальное соответствие между системами различной размерности – такими как природа и общество.]

Сегодня перед лицом энергетического кризиса находится физика – это кризис темной энергии и темной материи; выход из кризиса ведущие теоретики видят в новом великом объединении – соединении понятий общей относительности и квантовой теории. Накал противоречий этих теорий необыкновенно велик: сам Эйнштейн, создавший первую квантовую теорию – теорию фотоэффекта, так и не принял вероятностного образа мира. С тех пор, как его не стало, прошло полвека, но некоторые из ранее отвергнутых его идей – такие как космологическая, или антигравитационная постоянная, – возродились. Возможно, и история вероятностного образа мира еще далека от завершения![30 - Об этом подробнее см. в статье «Феномен свободы» настоящего сборника (с. 88-103).-Л.С.] Показателен сам образ драмы идей в науке: это не только проявление подлинного драматизма человеческих судеб там, где, казалось бы, нет места человеческой субъективности; но в первую очередь это проявление вечного поиска, вечного приближения к недостижимой истине, и этот поиск подчинен тем же законам, что и другие поиски – смысла жизни, счастья и справедливости.

Поиск такого рода представляется вечным, и столь же вечными – неудачи на этом пути. Особенно ярко драма всего пути человечества предстает в вечном поиске надежных способов выйти победителем из противостояния с природой и в вечном кризисе этого подхода. Н.Н. Моисеев видит выход из положения во введении новых «опорных» точек не только в путь технического развития, но в область нравственной эволюции: «В какой уж раз в истории антропогенеза развитие технических возможностей оказывается несогласованным с возможностями Природы. И всякий раз человечество оказывается неготовым встретить во всеоружии очередной кризис. И даже предугадать его неизбежность и подготовиться к ней. Вот и сейчас становится все более очевидной необходимость новых запретов, новых табу, т. е. формирования новой нравственности, способной восстановить утраченный режим коэволюции».

Не менее драматичен вопрос о поиске бескризисного пути развития – режима коэволюции. Замечательность этого режима в том, что это подлинно системное решение, в котором развитие есть результат взаимодействия частей и целого. Различные общества, живущие на Земле, находят разные пути – именно поэтому единственной модели и единственно верных заповедей такого развития быть не может: «В национальных программах «устойчивого развития», которые так распространены сегодня, не должны фиксироваться ценности западного мира как некоторые абсолютные ценности, годные для всей планеты. Но самым тщательным образом следует изучать универсалии устойчивого развития и разрабатывать систему специальных мер, необходимых для их утверждения в сознании различных цивилизаций» – пишет Моисеев.

Поиск универсалий, системы запретов или системы аксиом очень характерен для современной науки – это стадия Л в схеме Эйнштейна (см. ниже рисунок из письма Эйнштейна Соловину от 7 мая 1952 г.[31 - Эйнштейн А. Собрание научных трудов. – М.: Наука, 1967. T. 4. С. 570.]). Эйнштейн утверждает, что все научные теории строятся именно таким образом.

Однако стоит заметить, именно на этой стадии в науку проникает субъективность – теории несут на себе отпечаток личности создателя и тем самым содержат в себе неустранимое в рамках теории искажение. Модели системного подхода более объемлющи, так как при совместном рассмотрении системы и погруженных в нее элементов число необходимых аксиом уменьшается. Коэволюционный подход в идеале предполагает отсутствие абсолютной жесткости любых установок – все они подвижны, отвечая требованию совместности изменений.[32 - Понимая совместность как подобие, можно моделью коэволюции сделать линейное пространство. Тогда все множество векторов, наполняющих пространство линейной системы, можно выразить через малое число измерений этого пространства – независимых векторов. – А.С.]

Переход от теорий современной науки к стратегии коэволюционного подхода можно сравнить с превращением теории в человеческий язык, где любое понятие начинает определяться через все остальные. В ходе эволюции языка значение отдельных понятий постепенно меняется, хотя смысловые инварианты сохраняются; в той же мере меняется и содержание запретов-ограничений, сохраняя инварианты морали.

Споры, которые кипят вокруг Киотского протокола и проблемы глобального потепления, по сути обнажают слабость любых теорий развития и силу субъективных факторов в принятии решений, касающихся судеб человеческого общества. Но решение проблем, связанных с выживанием человечества, не может и не должно быть только выигрышем во всемирном политическом «казино», тем более что в казино можно и проиграться в пух и прах. Поэтому следует искать некие решения на основе системного подхода, максимально свободные от склонения к тем или иным априорным установкам – к приоритетам Запада или Востока, Севера или Юга, глобализма или национализма. Именно в отказе от абсолютных догматов ньютоновского мировоззрения происходило становление теории относительности, поэтому анализ отношений этих теорий послужит в дальнейшем изложении иллюстрацией системного подхода.

Спор парадигм

В «Автобиографических заметках» (1945) Эйнштейн восклицает: «Прости меня, Ньютон!», имея в виду провозглашенный в ОТО (общей теории относительности) отказ от знаменитых законов динамики, постулированных Ньютоном, и введение взамен схемы нелинейного поля, содержащего в себе самом уравнения динамики как характеристики кривизны поля.

Сегодня принцип «мирного сосуществования» теории Ньютона и ОТО действует де-факто прежде всего в астрономии, где к ОТО прибегают лишь в исключительных случаях – практические вычисления проще проводить «по Ньютону». В качестве «абсолютной системы отсчета» выступает реликтовый микроволновой фон – его распределение настолько однородно, что движение по отношению к нему стало измеримым по эффекту Доплера. Само разлетание Вселенной, известное как закон Хаббла, может быть сведено к рассмотрению системы покоящихся фундаментальных частиц – галактик, т. е. к ньютоновой Вселенной; для этого достаточно ввести особое время t, которое логарифмически соотносится с нашим собственным временем т (1гй = т; эту замену предложил астроном Эдвард Милн в 1932 г.[33 - Милн, опираясь на собственную концепцию «кинематической теории относительности», которая является альтернативой общей теории относительности, создал модель Вселенной, построенную на кинематическом подходе к явлению разбегания галактик. Систематическое изложение теории дано им в работах «Относительность, гравитация и строение мира» (1935), «Кинематическая теория относительности» (1948). —А.С.]). Поэтому вполне закономерен вопрос: а не являются ли теории Ньютона и Эйнштейна дополнительными и «де-юре» – по образцу квантовых и волновых представлений или же подобно различным состояниям движения динамических систем?[34 - Здесь выражается сомнение не в эффективности принципа соотвествия Бора, который утверждает, что новая физическая теория должна в некотором пределе воспроизводить результаты старой, а в том, что картина мира Эйнштейна более прогрессивна, чем картина мира Ньютона, – просто они использовали различные подходы, каждый из которых не потерял своей эффективности от существования другого.]

В пользу этого предположения говорит прежде всего то, что сравниваются задачи в принципиально разной постановке: вместо классической задачи двух тел Эйнштейн ставит системную задачу взаимодействия элемента (тела) и системы (поля). В постановке Эйнштейна задача тяготения оказывается самосогласованной; ее можно описать следующей словесной «формулой»: пространство – время искривляется, указывая телам, как им двигаться, а тела указывают пространству и времени, как изогнуться. По своей сути такая постановка задачи характерна для теории систем, где взаимодействие элементов и объемлющей их системы полностью укладывается в рамки формулы самосогласованного взаимодействия, приведенной выше. Для сравнения приведем аналогичную формулировку в биологическом варианте системного подхода: организм (система) обеспечивает связность частей (органов или элементов), в свою очередь своей работой отдельные органы обеспечивают гомеостазис организма, поддерживая тем самым связанность воедино всех его частей. Сегодня уже достаточно понятно, что теория относительности являлась системной теорией изначально, так как проводила совместное рассмотрение системы (отсчета) и вида законов (природы), которые в этой системе действуют. В то же время теория систем и теория относительности не «слились в экстазе». Работы Эйнштейна в Швейцарии и Богданова в России появились практически одновременно, однако теория систем оформилась почти на 50 лет позже, в работах Берталанфи. При этом ни в «Тектологии» Богданова, ни в теории систем Рапопорта и Берталанфи не содержится математического аппарата, который бы позволил перекинуть мостик взаимопонимания между этими теориями.

Но развитие идей относительности привело к другому важному явлению в жизни науки – рассмотрению систем нелинейных уравнений, отвечающих за описание искривленного пространства – времени (исследованием нелинейных систем в дальнейшем занялась синергетика). В ОТО пространство искажается вблизи масс и тем самым теряет евклидову линейность. При этом появляются и асимптотические решения, и сингулярности – такие как «черные дыры» и «кротовые норы» в пространстве – времени. Если теория Ньютона была теорией взаимодействия отдельных тел, то теория Эйнштейна – это теория взаимодействия поля и «погруженных» в него масс, которые изменяют поле; закон сложения этих взаимодействий просто обязан быть нелинейным; результат не подчиняется принципу суперпозиции или аддитивности в той же мере, в какой система отличается от простой суммы своих частей. Таким образом, нелинейность системы заложена в самом ее описании. Проблема описания таких систем – основная задача тензорного исчисления[35 - «Основная задача тензорного исчисления заключается в том, чтобы научиться отделять результаты, относящиеся к самим геометрическим объектам, от того, что привнесено случайным выбором координатной системы». (Акивис М.А., Гольдберг В.В. Тензорное исчисление. – М.: Наука, 1972.)], которое избавляет нас от произвола в трактовке свойств объекта, связанного с выбором системы отсчета, путем отыскания инвариантных величин. Только для таких величин законы в разных системах отсчета одинаковы; поиск инвариантов – это «плата» за свободу, которую мы обретаем при переходе из одной системы в другую.

Когда одни и те же объекты могут описываться в рамках разных теорий, разных картин мира, разных онтологий, возникает неустойчивость восприятия. Возникает потребность рассматривать мир как вечное становление, а не как вечное возвращение; мир обретает подвижность и самоорганизацию, напоминая (по образному выражению Эриха Янча) «шепчущий сад». Переход от одной теории к другой сопоставим с такими явлениями, как религиозное обращение, а также с известным в психологии явлением переключения – одно и то же изображение можно увидеть по-разному. Томас Кун, рассматривая смену научных парадигм, приводит такой пример: если нарисовать объемное изображение куба на бумаге, можно увидеть его обращенным то в одну, то в другую сторону (чтобы убедиться в этом, достаточно изобразить куб в трехмерной перспективе). Такая неустойчивость – объект изучения синергетики, имеющей дело с принципиально неравновесными системами; переключение интерпретаций отвечает «прыжкам» между различными областями состояний таких систем. Однако при всей неравновесности этих систем представление о локальном равновесии является общепринятым приемом их описания.[36 - Этот прием ведет свое начало, по-видимому, от равновесной термодинамики Гиббса и его представлений о равновесии фаз. Значительно позже возникла кинетическая трактовка локального равновесия как постоянства отношения кинетических коэффициентов – скоростей «встречных» реакций. Одна и та же реакция записывается как две – одна идет в прямом направлении, другая – в обратном. Возникают образы двух «долин» – долины исходных веществ и долины продуктов, разделенных «перевалом». При этом равновесие есть «рабочая точка», где реакции удается перейти «перевал», тогда как в «долинах» устанавливаются стационарные значения концентраций исходных веществ и продуктов. Представление о встречных реакциях введено в химии Гилбертом Льюисом в 1930-х годах и с тех пор прочно вошло в обиход самых разных наук. Представление о локальном равновесии внутри «глобально» неравновесных систем существует и в качестве самостоятельного «эвристического» принципа, например, в неравновесной термодинамике. Это представление распространяется и на экономику, где подводят балансы потоков товаров и денег, опираясь на предположение равновесности среды общества на момент составления баланса; в рыночной теории равновесие достигается за счет «невидимой руки рынка». Однако предположение о локальной плоскостности (евклидовости) искривленного пространства выделено как базовая аксиома лишь при построении Римановых пространств. У Эйнштейна вся формулировка ОТО осуществляется локально – в малой области, т. е. там, где можно считать параметры поля (тяготения) неизменными, тогда кривизна (пространства-времени) заменяется постоянной силой, создающей ускорение «по Ньютону»; тем самым используется концепция Римана, основанная на предположении, что локально искривленное пространство сохраняет евклидовость – т. е. неотличимо от неискривленного, «плоского». В теории динамических систем, как правило, именно предположением о локальном равновесии и локальной линейности оправдывают использование гамильтоновых систем для анализа неравновесных процессов в нелинейных системах. Но роль топологии локального равновесия как модели «плоской арены» для различных процессов до сих пор теоретически не осмыслена. – А. С.]