Черная от туши слеза упала на руку, сползла с руки и растеклась по зеленому «глазу мухи» лежащих на столе очков. Я продолжал говорить вслух, обращаясь то ли к Кате, то ли, в большей степени, к себе самому:
– Что ты сделала для мира на планете? Что я сам для него сделал? Я-то точно не могу избавить мир от войн и стихийных бедствий, не могу изменить политику. Но я могу зажечь круг света вокруг себя, – я споткнулся о тавтологию «круг» – «вокруг» и безрезультатно пытался найти хорошую синонимическую замену, но сама эта мысль, спонтанно пришедшая в голову, очень меня вдохновила. – Я ведь могу радоваться и сделать свой смех заразным? Нет? Что ты чувствуешь?
– Мне грустно.
– Ты можешь усилить это плечами, дыханием? Напряги затылок, диафрагму, чувствуешь?
– Да, – бледно-кукольное лицо ее покрылось румянцем, лоб расслабился, дыхание участилось. Теперь она плакала, как грибной дождик, частыми слезами с ясной улыбкой на лице. Я тоже улыбнулся:
– Твое переживание – это ты, Катя. Единственное, на что ты можешь положиться в мире, – то, что ты чувствуешь сейчас.
– А ведь я не знала, как меня воспринимают коллеги, когда я смеюсь.
– Что будет страшного, если они хлопнут дверью перед тобой? Проверяй. Что будет, если они назовут тебя русской свиньей?
– Да ничего не будет. Мне можно быть русской. И мне можно радоваться.
Вчера я консультировал украинку, а позавчера – многодетную еврейку и трансвестита из Дании. Такие разные судьбы, но все эти люди искали приблизительно одного – человеческого права быть счастливым в этом треснувшем мире.
Перламутровые очки глухо стукнулись об пол. Катя наклонилась было за ними, но подняла голову и улыбнулась мне. Передо мной сидела добрая и веселая сорокапятилетняя женщина в нелепо-откровенных бархатных трико, с веснушчатым носом, русыми волосами и смазанной тушью у глаз.
В этом месте мы встретились.
Я повторил:
– Я, так же как и ты, не могу установить мир во всем мире, не могу управлять политикой и лечить рак, но я могу радоваться и веселиться, как Бог велел. Почитать на ночь дочке, поцеловать жену, укрыть одеялом сына… Могу дать своим детям счастливого отца. Так же, как и ты можешь дать своей дочке веселую, счастливую маму.
Зажигая круг света вокруг себя, мы можем сделать светлей мир людей, с которыми соприкасаемся. По крайней мере, кусочек нашего мира.
И это – не так мало.
Кухня Ройтмана
В хорошем обеде, как в опере и в человеческой жизни, происходит действие с заданной темой и определенной последовательностью ритуалов, декораций и мизансцен, от которого не оторвешься.
Вячеслав Ланкин
Свежее медвежье мясо для рыцарей круглого стола
Меня так часто спрашивали, как я работаю, что в итоге сам задумался о своей профессиональной кухне.
Восхищаюсь людьми, наделенными множеством талантов, но радуюсь, что у меня – единственный. Отсутствие сомнений в сфере приложения себя дало мне не обреченность, а устойчивость. Психотерапия – моя профессия, сфера интересов, область поисков и открытий, заработок, образование, тридцатипятилетний опыт, пространство жизни, возможность быть востребованным и полезным людям. Психотерапии я обязан всем, что у меня есть сейчас, от знакомства с любимой женой до золотой медали за книгу.
В настоящей монографии я открываю свою кухню перед читателями и прежде всего перед самим собой – стараюсь вербализировать, назвать, проанализировать, объяснить методы и инструменты своей терапевтической практики.
Пожалуй, «кухня» – достаточно точное слово, которое объемлет не только авторские методики, но также интонацию повествования. Кухня – это место, где, сидя напротив за столом, мы ведем задушевный и честный разговор со своими. В последние годы я веду ежемесячный цикл авторских мастер-классов. Эти интерактивные встречи пятидесяти психологов со всего мира называются «Мастерские Ройтмана». Уникальность подобной формы мастер-классов укладывается в два постулата. Во-первых, это всегда круглый стол коллег, равных перед лицом общего дела. Во-вторых, мы накрываем этот круглый стол над краем пропасти – в сакральном месте, где плоский мир обретает новое измерение, где пустота становится глубиной, а одиночество – отдельностью, где говорят не о победах, а о провалах. Да и что такое победа? Очередная медвежья шкура или звезда на фюзеляже?
Опыт поражений и потерь освобождает нас от гордыни и комплекса бога. Страдания учат великодушию, мудрости и смирению. Это делает нас людьми, позволяет нам встретиться с собой. И затем именно из этого места возможна встреча с другими. На «Мастерских» я часто представляю стол на краю пропасти, за которым ведут обсуждение коллеги – рыцари круглого стола.
Говоря о трапезе, можно понимать кухню как концептуальный набор рецептов и блюд, предлагаемых клиенту. Но метод Ройтмана – это не рецепт, а почерк.
Насколько уместна аналогия психотерапии с едой? Задолго до Федерико Феллини люди говорили про «сладкую жизнь», замирали перед «острой» темой. Нас раздражает «приторность» происходящего или влечет «горячий» спор. Кого-то настораживает «сухой» ответ, который собеседнику приходится вежливо «съесть». Немецкий психолог Альфред Адлер назвал свою психотерапевтическую технику «Плевком в суп клиента» [2]. Я именую «консервами» клише и домашние заготовки, которые не беру в работу. На кухне Ройтмана все свежее и живое – здесь и сейчас…
Кухня у меня очень разная. С кем-то мы греемся у первобытного костра. Иногда это кухня замка с готическими подсвечниками, огромным вертелом и застольной песней. Это может быть пятиметровая кухня «хрущевки» с запретной беседой и приглушенным светом. Порой это фастфуд. В другой раз – грузинское застолье с бесчисленным количеством яств. Сейчас часто случается походная кухня и армейский сухой паек без кухни вообще. А на следующий день кухня Ройтмана – это барочная веранда с серебряными столовыми приборами, путеводными звездами в небе и мишленовскими звездами в меню. Но ни с чем не сравнится для меня стол над пропастью, который я накрываю для своих коллег – рыцарей круглого стола.
Что может быть общим и характерным в столь разнообразных контекстах?
Основное блюдо – по-настоящему теплое, сырое медвежье мясо! Его не перепутаешь ни с чем – оно живое! Оно тревожно пахнет кровью. Сочится густой кровью, капающей на пол. В нем – настоящая жизнь, истинная боль и огромная сила. В нем – истинное желание жить и нативный яростный выбор. В нем живет пронзительное неистребимое либидо. Вы не перепутаете никогда этот тревожащий и пугающий запах вашего прихода ко мне!
Архаическая фигура медведя – вечного антагониста – присутствует в разных томах библиотеки «ехидного психолога». Медведь олицетворяет юнговское бессознательное [3]. В теории коллективного бессознательного противопоставляется личность и тень – наша осознанная часть и то, чего мы не принимаем и стараемся избежать. Встреча с собственной тенью рушит привычные представления, защиты, установки, запреты и поэтому страшна. Медведь огромен, архаичен, неодолим и неизбывен.
Многосерийный поединок с хищником опасен и кровав, но – нескончаем. С другой стороны, медведь – это мощный ресурс, в образе медведя живет агрессия, сила, либидо, бессознательная мудрость, великодушие, широта… Образ не-убиваемого медведя – проекция нашего бессознательного, нашей собственной тени, которая никуда не денется от нас. Даже поджаривая куски медвежьего мяса, мы все равно видим рядом живого опасного хищника.
Не умаляя высокой кухни fine dining, на кухне Ройтмана мы говорим о подлинности. Каждое блюдо, съеденное нами здесь, каждый его кусок приготовлен из настоящего горячего мяса медведя, поверженного нами в честной встрече!
Интимность взаимоотношений личности и тени простирается от примитивной заботы о сохранении жизни до мистической чистоты в самом возвышенном служении. От физиологической потребности в качественной пище до насущно необходимой здоровой подпитки в душевном, психологическом плане.
Сегодня кухня Ройтмана – это не набор рецептов, а то место, где ужин дает нам желание, силы и радость проводить солнце и встретить с любовью ночь… Где завтра состоится самый лучший в нашей жизни восход!
И завтрак.
Важное замечание. На кухне Ройтмана вы можете постепенно научиться готовить сами. Серия моих «Мастерских» является интерактивным курсом по практической психотерапии, а данная монография – ее кратким текстовым аналогом. Овладение мастерством требует не только суммы знаний, но и определенного мужества, честности, упорства, решимости встретиться со своим медведем и готовности однажды ему проиграть. Однако научиться – реально.
По крайней мере, для этого пишется монография «Кухня ехидного психолога».
Концепция
Дело не в цифрах и не в технологиях, все должно начинаться с концепции. Любую можно воплотить, надо только выяснить подходящие условия для этого.
Вячеслав Ланкин
Стол над пропастью и человек, который не знает
В чем состоит работа психотерапевта? Чем наши профессиональные функции отличаются от задачи священника, врача, учителя или, скажем, гадалки?
Расскажу вам древнюю легенду о людях, которые столетиями жили у моря, ловили рыбу и ели ее. Когда рождался ребенок, ему делали люльку в форме рыбы, а вырастая, он становился рыбаком. Женщины назывались рыбачками и носили украшения в виде рыб; особой доблестью считался большой улов. Люди молились Великой Рыбе, а когда умирали – на их могиле вырезали изображения рыб. Эти люди, понятное дело, не мучились по поводу того, какую профессию выбрать, чему научить детей и где провести лето. Если у них все-таки случались проблемы – старейшина племени знал ответы на все вопросы, потому что был старейшиной рыбаков. Исходя из многолетнего опыта он давал однозначное предписание, как снискать благосклонность Великой Рыбы и исправить ситуацию. В этом линейном мире совершенно не нужен был психотерапевт!