Мелодия Второго Иерусалима

У Ваньки над кроватью повешен рисуночек: под кокетливой надписью «РАR I S, писают нарисованные мальчик и девочка. Они, тоже…пожалуй… будут хохотать. В комнате в это время будет греметь какая-нибудь карнавальная музыка «BОNY M»…

…Еще Игорь припомнил, как совсем еще недавно, после занятий они втроем тащились на Бессарабский рынок воровать у торговок соленые огурцы и яблоки. Воровал только один Кабаев. Они с Ванькой со стороны наблюдали, как в цирке. Одессит был в своем пиджаке с глубокими боковыми карманами. Скрестив руки на груди, он почти вплотную подходил к торговке, и, уставившись на нее мутным взглядом, начинал ее заговаривать, в то же время, нагло сметая из-под своей лежащей на груди руки свободно работающей под низом кистью с прилавка лежащие на нем овощи и фрукты; засовывая их в боковые карманы пиджака.

Казалось, что торговки, завороженные его искусством, тоже пришли сюда поучаствовать в этих репризах.

Отойдя от прилавка, он раздавал «заработанные» во время представления дары садов и огородов, нисколько не стесняясь самих же торговок. Возможно, те, понимая все, считали, что эти копеечные соленые огурцы и яблоки пойдут платой за свое участие в этом захватывающем шоу.

Назад они возвращались через Центральный стадион.

– Это еще что? – Забегая наперед, весело делился опытом выживания в большом городе Ванька. – Мы так целое лето прожили! В первом потоке мы не поступили. Остались на следующий…Когда деньги у нас закончились, мы ходили сюда уже, как в столовку. Однажды, помню, мы настоящую охоту на голубей устроили!

– Да, если б не я, ты б, батенька, с голоду «боты» задвинул! – Похвалил себя одессит.

– Это я-то! – Завёлся Ванька. – Да ты вспомни сам, как ты мазал?.. Нет, ты только вспомни? Забыл?.. Так я тебе напомню. – И начинает рассказывать. – Кабаев затаился за углом… Слышь! Я гоню на него целую стаю… А он… как выскочит! Такие прыжки делает! Гляди!.. Ну, думаю: «Сейчас наделает шороху!» Глазища – во! По пятаку! Прохожие от него – в разные стороны! А он?! Нет, ты только послушай, Игорёк! Ррраз!… И – мимо!.. Что? Разве не так было? – Ванька выразительно смотрит на одессита. – Че, молчишь? Мазила!.. Не надо нам мозги пудрить! Двух голубей я сам, потом, замочил…

Кабаев только улыбается в свои гангстерские усики.

– Голубей мы жарили на Трухановом острове, – продолжает Ванька. – Мы обмазывали их глиной, и зарывали в угли…– Зато овощи всегда были за мной, – уверенно, говорит Кабаев.

– Овощи?! – Зачем-то повторяет Ванька, и тут же воинственно добавляет: – А то я тебе живо напомню, как все было…

…Вот и Летняя улица. От выхода с Центрального стадиона идти до нее совсем не долго.

Все же лучше начать идти от станции метро Печерская, что на бульваре Леси Украинки и продолжать по Щорса в сторону, не поменявшую еще на историческое название – Большую Васильковскую – Красноармейскую улицу. Сколько еще жутких и отпугивающих названий из своего недалекого колониального прошлого держит в себе этот город?

В отличие от этого сами же эти улицы изменилась неузнаваемо. В проулках и на самой Лабораторной и пересекающей ее Анри Барбюса ведется престижное строительство. На Летней улице осталось всего лишь одно здание общежития геологоразведочного техникума, к которому присоседилась индийская кухня в подвальном помещении. Когда-то в этом месте, если мне не изменяет память, был студенческий буфет, в котором можно было за считанные гроши купить зеленую пирамидку с кефиром и сочник, чтоб заморить после занятий червячка…

…Той осенью их отправили собирать яблоки в Дмитриевку, что в Святошинском районе…

Вновь поступивших студентов ожидала работа в огромных садах. В течении, почти месяца, они вынуждены будут жить в палатах какого-то летнего пионерского лагеря, который располагался в красивом сосновом бору на берегу большого зарыбленного озера.

К умывальникам и в туалет там вели крутые деревянные лестницы.

Наступило время золотой осени. Ступеньки лестницы покрывала рыжая хвоя осыпающейся с сосен…

Однажды им по каким-то веским причинам не подали в краны воду, и тотчас же стала популярной песенка о евреях, якобы выпивших ее… Запевалами, нетрудно было догадаться, были Кабаев и Жирков. Поддавшись воцарившемуся возле умывальника настроению, Игорь тоже спел один актуальный куплет, – когда идущий рядом с ним, мешковатый на вид паренек, вежливо попросил его:

– Не надо уподобляться Ване и Олегу! Ты нормальный человек и совсем не похож на этих… Я – еврей!

…Потом они вместе ходили с Дмитриевку. Они шли по улице села, когда их позвала какая-то бабулька. Она просила обтрусить ей высокий грецкий орех. За это она снабдила их мешочком с орехами. Потом они, сидя над озером, крошили толстую скорлупу плодов, доставая оттуда ядреные зерна…

Он читал Михе свои стихи.

Стихи Михе понравились настолько, что он просил Игоря переписать их, чтоб понести своей бабушке. Она, по словам его, неплохо разбиралась в настоящей поэзии. В то же время, в голове у Михи, вызрела неплохая идея помочь своему новому другу. Миха сказал, что поможет Игорю устроиться в секцию бокса, чтоб он мог защищаться себя по жизни: от таких, как Кабаев …

Показав дорогу, хитро-мудрый еврейчик, посчитал свою миссию законченной. Сам он не находил в себе желания тратить на это свое свободное время, поскольку, было время, когда тренерам так и не удалось в нем открыть никаких боксерских способностей. Руки в него были слишком короткие; да и сам он имел мешковатый вид еврейского юноши, больше склонного к коммерции. На ринге он выглядел очень суетливо и мало убедительно. Участие в юношеских соревнованиях по боксу, не оставили в нем больше никаких иллюзий на этот счет…

Почти что уже через три десятка лет мне удается побывать в этом месте.

Капитановка, Мила, Дмитриевка…

Земля здесь баснословно выросла в цене, и стоит теперь огромных денег. На ней, во всю идет строительство коттеджей для новых нуворишей. Я ничего здесь не нахожу, что может кардинально изменить или чем-то дополнить этот мой рассказ; придать ему новую силу. Я начинаю понимать, что брожу здесь всего лишь ради этих нескольких строчек…

…Вернувшись тогда в Киев, Игорь обнаружил себя изгоем в новой комнате. Проснувшись ночью от сильного грохота потрепанного кассетника. Парни из группы "Иглз" рассказывали об отеле, который называется: «Калифорния».

– Можно там сделать потише? – Попросил он Кабаева.

– Да ты чё, Игорёк, оборзел малёхо? – Спросил Кабаев. В щёлках глаз его заметались озорные искорки.

Ванька выкатил глаза, готов в сию же минуту прыснуть своим заразительным смехом.

Дальше: все развивалось слишком быстро.

Осетин тут же подорвался на свои кривые ноги, подскочил к его койке, и, сняв джинсы, показал Игорю свой зад. Ванька сразу же повалился на кровать, и начал заливисто хохотать. А злодей Кабаев, – ловко увернувшись от пинка, – загадочно улыбаясь в свои гангстерские усики, медленно заправился, стоя посредине комнаты, и, не сводя глаз с заливающегося смехом Жиркова, молча подсел на край своей койки. На тумбочке, разрываясь, гремел на всю катушку, какими-то задавлеными, посторонними шумами, неестественными, дребезжащими голосами, Сюзи Кватро, АВВА, БОНИ М и прочими разными забгорными группами, перемотанный синей изоляционной лентой, чей-то принесенный магнитофончик…

По жизни Олег руководствовался только верой в свою особую исключительность. Эта болезненная самовлюбленность его, ни к чему хорошему не приводила. Считая себя выше других, он быстро потерял интерес к определенным наукам; появилась академическая неуспеваемость. Вначале пришлось перевестись на буровое отделение, где требования к учебе и посещаемости занятий были на порядок ниже. Туда же он увлек и Ваню Жиркова. Главным своим занятием Кабаев по-прежнему считал не только бесцельное брожение по тем же комнатам общежития, где жили те старшекурсники, которые занимались фарцовкой.

Иностранцы, в основном негры с Африки, привозили из Европы некоторые вещи, в основном обувь. Им, надо было содержать большое количество киевских проституток. Кабаев начал тоже приторговывать для них некоторыми вещами…

В это время многие негры выглядели в этом общежитии очень нагло, и, казались, совершенно непугаными. Администрация настоятельно рекомендовала своим учащимся терпеть все их выходки, не ввязываться с ними ни в какие драки, потому как это всегда будет дороже себе; потому что могут вызвать в комитет госбезопасности, а там уже в любом случае по головке не погладят. Девушек с этого общежития давно уже перевели в общежитие во дворе техникума, по улице Анри Барбюса 9. Поскольку до того, – пока здесь обитали представительницы прекрасной половины человечества ( О том славном времени здесь остались ходить настоящие легенды), не спасали никакие возведенные в коридорах перегородки, – их разбирали в одну ночь. Случалось, что раздетые девушки выпрыгивали с этажей… Насколько подобные сведения были правдой, теперь никто не собирался перепроверять. Многие годы, за этим общежитием прочно закрепилось звание «мужского монастыря»…

Теперь, по субботам сюда наведывались только проститутки…

…На следующий день Игорь снова занял исходную позицию под резным кленом. Миха снова обещал прийти, если, конечно, его бабушка снова не заболеет, как это случилось накануне. На этот раз Игорь решил не ждать Миху. Как только последний человек со спортивной сумкой за плечами скрылся за заветной дверью, он, выдержав небольшую паузу, и, преодолев в себе врожденную робость, направился в здание с большими окнами, поднялся на второй этаж, откуда доносились характерные удары, и предстал перед стеклянной дверью.

Дальше все было, как в тумане. Дверь ярко освещенной комнаты как-то вроде сама по себе отворилась. Кто-то звал тренера. Через весь зал к нему в коридорчик вышел невысокий, лысенький мужичок, и начал расспрашивать. Он ставил конкретные вопросы, желая разглядеть в этом нескладном пареньке, будущего чемпиона. Ему нужны были такие волевые ребята, с помощью которых он желал осуществить свои амбиции, которые не удалось реализовать, когда он сам был на ринге. Этот паренек, он видел, несколько дней караулил возле секции. Его давно приметили, стоящего одиноко на перекрёстке....

– Я беру тебя к себе, – сказал тренер. – Остальное все зависит только от тебя!

Свою первую тренировку Игорь не мог записать себе в актив. Боксерская «груша», звеня и шатаясь на цепях от неумелых ударов, толкнула, сбив его с ног. К нему тут же был приставлен умелый паренек, который быстро обучил его азам бокса. Остальное, ему пришлось брать тяжелыми изнурительными тренировками…

…Тренировки шли через день.

Он хорошо держал удар, этот мальчишка. К тому же Игорь научился бить жестко, сильно и акцентировано. Он быстро обратил на себя внимание своего тренера. После того как Игорь поколотил одной рукой какого-то малолетнего боксера, тренер ставил ему в ринг к нему только проверенных бойцов, которые уже давно занимались в разных секциях. Каждый из этих бойцов потом благодарили его за эти спарринговые бои…

Вернувшись в общежитие, Игорь развешивал в умывальнике свою мокрую от пота форму. После чего, ложился отдыхать или молча садился готовиться к завтрашним занятиям. Никто у него так не спрашивал: где он пропадает «унылыми декабрьскими вечерами»?..

В комнате теперь на него мало кто обращал внимания.

Осетин пропадал где-то в своих новых друзей, которых менял каждый день.

Потом случилось то, что заставило его бросить секцию. Очевидно, выпала не судьба ему стать великим боксером. Идя на тренировку, не справился с острыми приступами голода, которые всегда преследуют его после окончания занятий, и, рассчитывая в тот день только на легкую, субботнюю тренировку, плотно пообедал в столовке на углу напротив Бессарабского рынка. На его беду, в тот день началась подготовка какого-то опытного боксера к каким-то ответственным соревнованиям, и его поставили к нему в ринг, – и Игорь, отягченный пищей, стал легкой мишенью для мощных ударов боксера. После этого случая тренер как-то сразу охладел к нему; да он и у него к тому времени иссяк весь интерес к боксу. Жизнь в том бешеном ритме выбила его окончательно с привычной колеи, и он решил оставить секцию в пользу учебы…

Но это случилось уже после того, как он жестоко избил осетина.

…Он избил его в конце февраля, затеяв с ним в комнате какой-то нелепый спор о немецких танках. В таких спорах никогда нет правых, ибо они являются только прелюдией к выяснению каких-то мужских отношений. Игорь дважды сбил его с ног в комнате у всех на виду. После чего еще, выйдя с ним в коридор, нанес ему несколько сокрушительных ударов в челюсть. Потом вырвал у него с рук и тот стул, с каким Кабаев попер на него, чтоб компенсировать себе нанесенные побои в честной драке. Больше тот уже ничем ему не смог угрожать. Заполучив по «бестолковке», Кабаев отправился в умывальник освежать свою шальную голову…

Потом одессита отчислили за неуспеваемость.