Дубровский: по мотивам фильма «Дубровский»

– Садись в машину, – сказал Дубровский и открыл перед Ларой заднюю дверь.

Про свою обиду она уже забыла. По дороге Лара, ни на минуту не останавливаясь, рассказывала какую-то смешную историю, услышанную от подруги, а потом задремала, привалившись лбом к стеклу. Владимир даже не заметил этого – он смотрел на мешанину огней, несущихся снаружи, и старался не провалиться в дрему.

Лара была еще пьянее, чем могло показаться сначала, – она еле передвигала ноги, что-то бормотала себе под нос, то и дело заливисто смеясь, цеплялась за шею Владимира и каждую минуту пыталась поцеловать его. Дубровский терпеливо подставлял ей свое лицо, и вскоре его щеки были перемазаны блеском для губ.

Дома она упала на кровать.

– Полчаса, всего полчаса, а потом снова поедем куда-нибудь, я хочу еще выпить, – сказала Лара себе под нос и тут же заснула прямо в платье и шубе.

Владимир повесил пиджак на стул, рывком сдернул с себя галстук и сел за стол. Буквы на экране ноутбука расплывались перед глазами, работа не шла. Он проверил почту и тут же захлопнул экран, решив, что сегодня все равно уже ничего не сделает. Владимир закурил и подошел к окну – внизу текли красные и желтые огни машин.

– Маньяк, – раздался сонный голос Лары. – Иди сюда.

Он затушил сигарету в горшке с цветами и сел на край кровати. Лара лениво потянула его на себя за расстегнутый рукав рубашки. От нее пахло теплом и алкоголем, Дубровский лег рядом и уткнулся лицом в ее шею. Ему подумалось, что сейчас он наконец-то сможет заснуть. Минут пятнадцать прошло в абсолютной тишине, которую нарушало легкое дыхание Лары. Усталость брала свое.

– Муж завтра прилетает, – вдруг прошептала Лара сквозь сон.

– Познакомишь? – Владимир старательно изобразил сонный голос.

Лара подняла голову, посмотрела со злостью и сильно ударила его локтем под ребра, так что Дубровский, не успев опомниться, скатился с кровати на пол. Лежа на ковре, он смотрел на потолок, в желтом свете уличных огней четко виднелась длинная трещина.

…Сон так и не пришел к Владимиру. В пять он, устав от попыток заснуть на диване, встал и оделся. Лара, свернувшись под шубой калачиком, спала поверх одеяла. Дубровский не стал ее будить и ушел не позавтракав. Она ему надоела, просто он сам еще этого не понял.

В девять он уже сидел за столом в просторной переговорной. Холодный свет люминесцентных ламп и плотные шторы из неяркого синтетического материала ограждали всякого, кто сюда входил, от всей потусторонней суеты. Владимир вдруг подумал, что день за днем проводит в таких переговорных и месяцами почти не видит дневного света.

За дальним концом стола сидела Елена Викторовна. Ее тоже явно мучила бессонница – глаза запали, а само лицо будто сползло вниз. Жалкое зрелище. Владимир уткнулся в свой телефон и копался в нем, пока заседание не началось.

По лицам собравшихся можно было легко догадаться не только о том, кто они такие и зачем тут собрались, но и об исходе дела. Тимофей Сергеевич, директор фирмы, которая со дня на день должна была закончить свое существование, говорил вяло и без всякого энтузиазма. Он уже прекрасно знал, что обречен.

– Если ровно через неделю сделка не будет закрыта, мы выходим на банкротство, и тогда… ну, вы знаете. Это не наша блажь, поймите. Это решение Арбитражного суда… Понятно, что с вами нам, конечно, выгоднее, чем с любимым государством. Так что надо поторопиться.

Дубровский буравил взглядом столешницу. Его младший партнер Олег вообще не слушал Тимофея Сергеевича, полностью занятый изучением стройных ног местной секретарши, которая стояла у кофе-машины, разливая эспрессо в маленькие бумажные стаканчики. В общем, не заседание, а обычный фарс. Впрочем, примерно так по большей части и выглядели трудовые будни Дубровского.

– Если я правильно понимаю состояние дел, обе стороны готовы для подписания, – сказал Тимофей Сергеевич.

Олег тут же засуетился и полез в свою папку, чтобы извлечь нужные документы.

Дубровский пару раз моргнул и поднял глаза на Тимофея Сергеевича.

– Мы, наконец, пришли к варианту договора, устраивающему обе стороны, поэтому предлагаю назначить дату сделки, – натянуто улыбнулся он.

– Как насчёт двадцать второго, во вторник? – подхватил Олег и с готовностью щелкнул ручкой.

И тут Елена Викторовна, до этого момента сидевшая с плотно сжатыми губами, встала и хлопнула ладонями по столу, привлекая к себе внимание.

– Тимофей Сергеевич, я последний раз взываю к вашей совести, и настаиваю на том, чтобы был пересмотрен пятый пункт договора, в котором осталась незакрытой брешь…

– Елена Викторовна, мне кажется, мы закрыли с вами эту тему ещё неделю тому назад… – ответил Тимофей Сергеевич.

– …которая оставляет за «Санкорпинвестом» право на приостановку производства «Фернизолона»… – решительно продолжила адвокат.

Дубровский устало потер лицо ладонью. Сколько же можно об этом «Фернизолоне»?

– Всему есть предел…. Мы три месяца работаем над договором, с трудом достигли консенсуса… Ваши действия в данной ситуации откровенно деконструктивны.

– Я призываю вас… – сказала Елена Викторовна, взмахнув руками.

– Нет, это я призываю вас к порядку! – гневно прервал ее Тимофей Сергеевич. – Вы работаете на меня, а не я на вас. Прошу вас довести свою работу до конца. И без самодеятельности.

Она замолчала и опустилась на стул, еще плотнее сжав губы. Пора было заканчивать представление.

– Так, – чересчур бодро сказал Дубровский, – я предлагаю – двадцать второго, в понедельник, в полдень. Идёт? – Все закивали. – После этого мы приглашаем вас на обед. Не так ли, Евгений Палыч? – спросил он у своего клиента, который лениво наблюдал за происходящим, развалившись на стуле. Тот лениво тряхнул тяжелой головой в знак согласия.

– Что ж, тогда на сегодня – всё. До понедельника. – Дубровский встал. Все остальные заскрипели стульями, поднялись со своих мест и стали собираться. Олег зашептал что-то длинноногой секретарше, та смущенно прикрыла рот рукой.

Дубровский выходил из кабинета последним. Он хотел было выключить свет, но, уже положив руку на выключатель, вдруг заметил, что в кабинете не один. Елена Викторовна, ссутулившись, так и сидела на своем месте. На спинке ее стула висело вчерашнее потрепанное пальто. Олег поджидал Владимира в коридоре. Секретарша явно благоволила ему, так что он пребывал в приподнятом состоянии духа.

– Что она как с цепи сорвалась? – спросил Дубровский, когда они зашагали по коридору.

– Так у неё ребенок на «Фернизолоне» сидит. Она поэтому на них и работает. А наши, похоже, решили с ним завязать, – тут же пояснил Олег.

– Почему? – удивился Дубровский. – Не понимаю…

Вчера она ни слова об этом не говорила, подумал он.

– Так его ведь производили с господдержкой, а ее больше нет. Свои в это вкладывать нерентабельно, – пожал плечами Олег. – Она мне сама всё и рассказала. Я думал, ты знаешь…

Дубровский не дослушал – он уже бежал вниз по лестнице. Его недоумение сменилось злостью. Намытая до блеска машина клиента стояла в паре метров от крыльца, а ее хозяин уже расположился на заднем сиденье. Прижав телефон к уху, он объяснял что-то, а на лице его отражалась глубокая удовлетворенность.

– Евгений Палыч! – почти прокричал Дубровский. – Почему я ничего не знаю о «Фернизолоне»?

В первую минуту клиент, казалось, растерялся, но, увидев Дубровского, опустил трубку и произнес, тепло улыбнувшись:

– Знаешь что, друг мой ситный: за твой гонорар можно вообще ничего не знать, только подписи ставить. Готовь сделку и не морочь мне голову. Чтоб к дедлайну всё было. Трогай, – сказал он водителю, который курил неподалеку. Тот мигом выбросил окурок в снег и сел за руль.

Владимир, тяжело дыша после спонтанной пробежки, пустым взглядом проводил черную машину, а потом вернулся в здание, где оставил пальто и портфель.

…День оказался удивительно коротким. До вечера Дубровскому нужно было переговорить с еще одним клиентом, что он и сделал. Правда, беседу вел в основном Олег, а Владимир думал о своем, вспоминая серое лицо Елены Викторовны и ее идиотское пальто.

Когда он вернулся домой, Лара все еще была там. Она сидела в кресле с ногами, листала какой-то журнал, а волосы ее были убраны под полотенце. Владимир хотел поговорить с ней, но не смог придумать о чем. Тишина тяготила его и возвращала к мыслям о сегодняшнем инциденте. Покопавшись в подключенном к колонкам айподе, Владимир поставил первую попавшуюся песню. Как назло, это оказалась какая-то тягучая и бессловесная мелодия.

Лара бросила журнал на пол.

– А повеселей ничего нет? И так серость…

Владимир ничего не ответил. «И правда – серость», – подумал он.

– Володь, – звонким голосом спросила Лара. – Ты чего скучный такой все время, как рак желудка? Вот ты о чем сейчас думаешь?