– Знаю. – Он тронул машину с места, осторожно объехал открытый люк и стал набирать скорость. – Там кладбище.
– Ты не понял, – Синичка подняла голову, губы ее дрожали, – они не на кладбище, они под домами. Это плохо. Это тяжело…
– Не может быть…
Синичка не ответила, она закрыла лицо ладонями и заплакала.
Саше очень хотелось прижать ее к себе, приласкать, поцеловать, просто погладить по голове, как маленького ребенка, успокоить. Синичкины слезы жгли душу, но бросить руль он не мог и пытался успокоить словами, убедить, что она ошиблась, что могил под домами быть не может, а если и были, то перед строительством их наверняка перенесли. И плакать совсем не нужно. Плакать бесполезно. И что он ее очень любит.
Постепенно Синичка успокоилась. Она не улыбалась, не разговаривала, но хотя бы не лила слезы. Саша тоже замолчал, не желая лезть ей в душу. Так, не проронив ни слова, они и доехали до стадиона мясокомбината.
– Спасибо, Саша, – наконец заговорила девушка.
– Уходишь? – Он остановил Пешку. – Уже?
– Ты меня любишь, – опять не столько вопросительно, сколько утвердительно произнесла она.
– Да, – сказал он.
– И я, – наконец-то улыбнулась Синичка. Саша взял ее за руку, потянул к себе. От поцелуя она уклонилась, но напомнила: – В полнолуние. Здесь.
И выбежала на улицу.
Яр и Млада уже исчезли. Последним выходил старик.
Опираясь на посох, он медленно спустился по ступенькам, одобрительно похлопал по двери автобуса:
– Вы делаете хорошие вещи. – Посох с хрустом вошел в наст, Велемир оперся на него и жестко закончил: – Но дома на костях строите зря. Они прочнее, но в них не бывает счастья.
Он спустился на дорогу и пошел к деревьям.
* * *
Минут пять Олег бессмысленно таращился в подушку, не в силах понять, где он и что с ним. Ведь он же только что, ну только-только лег спать, только заснул… И вдруг – на тебе! Проснулся. Да еще в белой чистой постельке под толстым одеялом, а не среди душистой травы…
Но тут заорал будильник, и все сразу встало на свои места. С ярким солнечным миром предстояло распрощаться до вечера. Создателя ждал серый, сырой питерский день, муфельная печь и груда восковок.
АПРЕЛЬ
На этот раз Олег вернулся домой в полдвенадцатого ночи. Сашка должен был уже спать, и замок пришлось открывать осторожненько, «шепотом». Таня сидела на кухне у раковины и вязала. Альфонс пристроился рядом, на кране с холодной водой. Попугай втянул голову глубоко в плечи – если таковые у птиц имеются – и тихонько, по-стариковски, посапывал. Возможно, спал, а может, прикидывался.
– Что-нибудь случилось? – тревожно спросила Танюшка. – Почему так поздно?
– Да так, еврейка одна задержала, – потоптавшись возле крана, Олег махнул на попугая рукой и отправился мыть руки в ванную.
– Кто-кто тебе помешал?! – отбросив вязание, Таня устремилась за ним.
– Еврейка одна. – Олег открыл воду, намылил руки. – Да ты не беспокойся, она толстая и некрасивая.
– И поэтому ты приходишь домой заполночь?!
– Мне что, уже и женским телом заняться нельзя? – с деланным удивлением поднял брови супруг и, не выдержав, расхохотался: – Да статуэтка это! Так и называется: «Лежащая еврейка». Степаныч слепил. Похоже, специально для надежного вложения капитала.
– Почему?
– Да у нее в одном животе две плавки! – Олег сполоснул руки и старательно вытер. – Ты можешь представить себе такое произведение искусства: лежит на боку полуприкрытая девушка, а рядом с ней – живот в полтора раза больше по размеру.
– Бр-р! – поежилась Таня, мысленно оценив достоинства красавицы. – И чего в ней хорошего?
– Как чего? – поразился Олег. – Полтора килограмма чистейшего серебра. Всегда можно отпилить кусочек и отнести в ломбард. Главное – художественные достоинства статуэтки от этого не пострадают. Что мы будем сегодня кушать?
– Жрать хочу! – мгновенно проснулся попугай. – Голодом зам-морили!
– Заткнись, курица белая, – устало огрызнулся хозяин дома, усаживаясь на стул. – Сейчас моя очередь.
Олег откинул голову на стену, прикрыл глаза, и в тот же миг перед ним вспыхнул свет. От толчка неудачно повернулась голова, и в ухо больно вонзилась соломина.
– Ты просил разбудить тебя, Создатель…
– А-а… – вскинулся Олег.
– Жрать хочу! – откликнулся Альфонс.
– Ты чего, Олежка? – жена суетилась у стола. – Не спи! Я сейчас, только салат заправлю.
– Не могу… Уже глюки появляются… Пойду-ка я спать.
– Ну, потерпи минутку.
– Через минуту в постель меня придется нести на руках. Давай отложим еду на завтрак, хорошо?
Перед глазами опять поплыло. Олега стало слегка подташнивать. Он с силой тряхнул головой, отгоняя сон, встал, быстро прошел в комнату, раздеваясь на ходу, и рухнул в постель…
– …Ты просил разбудить тебя, Создатель, – Дьявол стоял перед деревьями, держа коней в поводу.
– …И совершенно напрасно, – Олег сел, отряхнул одежду. – Выспаться так и не успел.
– Может, отдохнешь еще?
– Да чего уж теперь! – Олег встал, потянулся. Под ясным небом настроение быстро улучшалось. – Раз поднялись, так уж поехали. Море ждет.
Создатель вскочил в седло – теперь это у него получалось довольно ловко, и Джордж сразу перешел на рысь. Олег еле успел пригнуть голову, спасаясь от ударов ветвей с тяжелыми, налитыми яблоками.
Минут двадцать они скакали по свежевспаханному полю, потом миновали заросший душистым горошком луг и оказались на широкой утоптанной тропе. Здесь Олег нагнал Дьявола:
– Слушай, рогатый, а как это у местных крестьян получается: поле только вспахано, а в садах уже урожай созрел?
– Мне показалось, что тебе нравится только лето, Создатель. Поэтому в твоем мире нет времен года. Землю каждый засевает тогда, когда захочет. А деревья плодоносят круглый год.