Рим должен пасть

Федор не спрашивал Акира, куда они идут, но путь в Африку по морю здесь предполагался один, через знакомые даже Федору проливы, первым из которых должен показаться Боспор, как его здесь называли греки, давно обжившие его берега. А за ним и теплая Пропонтида[9 - Пропонтида – Мраморное море.].

Магон, видно, торопился быстрее вернуться домой. Хотя, наблюдая за скоростью передвижения каравана, Федор пришел к выводу, что движутся они со скоростью примерно трех-четырех узлов. И, если дальше все пойдет так же, они должны достигнуть Боспора к исходу четвертых суток, то есть завтра вечером.

Но еще сегодня Магон, наконец-то, пригласил бывшего пленника на трапезу в свою каюту. Время случилось как раз почти обеденное – не имея часов, Федор, тем не менее, в этом не сомневался, поскольку ориентировался не по солнцу, а по сигналам, поступавшим из желудка – и потому бывший морпех принял предложение с удовольствием.

За столом они сидели втроем, поскольку без Акира разговор бы все равно не получился. Сенатор не владел родным наречием Федора, а сержант еще не настолько освоил финикийский, чтобы свободно беседовать на нем с представителем местной власти.

Каюта сенатора располагалась тоже на корме квинкеремы, под верхней палубой, имела узкие окна, но занимала пространства всего лишь втрое больше кубрика, доставшегося Федору, и делилась на две комнаты перегородкой. Несмотря на свои приличные для античного мира размеры, корабль был все же плохо приспособлен к дальним плаваниям, на взгляд Федора, видевшего в своей прошлой жизни огромные круизные лайнеры. По сравнению с квинкеремой они представляли собой настоящие корабли-монстры. А здесь не хватало места даже под бытовые нужды. О чем говорить, если в каюте сенатора умещался только массивный стол, несколько резных кресел вокруг него да две полукруглые тумбы, не считая пары статуй, служивших украшениями. А из-под расписного полога, перекрывавшего вход во вторую комнату, виднелась кровать средних размеров.

Впрочем, Федор всегда был уверен, что ради прибыли, купцы способны на многое. В том числе и на безграничную терпеливость по отношению к временным неудобствам. Болтливый Акир успел рассказать ему, что в Карфагене у хозяина есть «большой дом», который занимает много земли. Не считая многочисленных загородных имений. Из чего сержант немедленно сделал вывод – Магон имел свой особняк (если не дворец!) в столице и несколько загородных вилл. А как еще мог жить олигарх в купеческом государстве?

Утешало только то, что это все же был боевой корабль, предназначенный для ведения войны. А значит, здесь все жертвовалось в угоду боевой мощи. И основное пространство на борту отводилось под гребцов, метательные машины и сотню морских пехотинцев, от которых в абордажной схватке зависела победа. А если дело предстояло жаркое, или намечалась крупная десантная операция, то пехотинцев распихивали по всем щелям, почти удваивая имевшийся на борту отряд. Федор читал и об этом. В конце концов, не будь у Карфагена таких мощных кораблей, вести торговлю у далеких берегов, населенных недругами и просто пиратами, представлялось бы весьма затруднительным.

Все полы и даже стены в каюте Магона украшали живописные циновки и ковры, на которых Федор заметил разнообразные сельские мотивы: уборка урожая, финиковые пальмы, женщина с кувшином вина, дерущиеся львы. Акир указал ему на ближайшее кресло, сообщив, что он может сесть за стол, где уже находился сам сенатор. Магон, не дожидаясь гостя, уже с удовольствием расправлялся с зажаренной ножкой. Аромат свежеприготовленного мяса соблазнял настолько, что у проголодавшегося от постоянного пребывания на свежем воздухе морпеха, просто слюнки потекли.

Он сел, учтиво поклонившись сенатору. На столе, прямо перед ним, стояло несколько расписных глиняных блюд с запеченным мясом, рыбой, покрытой золотистой корочкой, овощами и экзотическими фруктами, из которых он узнал только апельсин, а также низкий серебряный кувшин с вином и несколько изящных чаш. От качки посуда на столе слегка подрагивала и позвякивала.

Прислуживал сам Акир, состоявший при сенаторе ближайшим помощником на все руки. Федор видел вокруг сенатора и других слуг, которые вполне могли бы прислуживать за обедом, но никого их них сейчас рядом не было. И Федору показалось, что разговор пойдет не только о погоде.

Он не ошибся. Некоторое время в каюте висела тишина, гость и хозяин насыщались. Расправившись с ножкой и отхлебнув из чаши вина, Магон некоторое время внимательно изучал гостя, а затем сделал знак Акиру. Тот быстро достал из тумбы свиток и, отодвинув крайнее блюдо, разложил его прямо на столе. Свиток был испещрен надписями на незнакомом языке, но его основное предназначение не вызывало сомнений. Приглядевшись, Федор узнал в нем карту обитаемого моря. Причем, карту довольно точную. На ней оказались нанесены известные карфагенянам земли, включая Крым. С западной стороны свиток показывал край африканских земель, Испанию, земли галлов и острова бриттов. А вот дальше на севере, там, где должно простираться Балтийское море, почти ничего не прорисовывалось. Только датские проливы и, похоже, часть современной Федору Германии с большой рекой. Совсем не имелось дальней части моря, где, спустя много сотен лет, должен был возникнуть Питер. Да и вверх от Крыма на карте виднелась масса пустых пятен. Северная акватория и земли славян лежали, вероятно, за пределами интересов карфагенян. Зато морпех с большим удивлением увидел почти правильно очерченные Африку, Индию и даже большой остров, напоминавший Австралию.

Магон что-то спросил, указав на карту.

– Ты понимать, что это? – перевел Акир.

– Понимать, – кивнул Федор. – Обычная карта.

Услышав это слово, оба карфагенянина переглянулись, словно Чайка сотворил какое-то заклинание. Удивленный их реакцией, сержант припомнил, что финикийцы были мореплавателями и корабелами больше тысячи лет. За это время они познакомились и повоевали с многими народами. Но в отличие от прочих, полученные знания они не забывали, а накапливали. И фиксировали, потому что у них уже существовала письменность. Современные Федору ученые утверждали, что именно финикийцы придумали тот алфавит, который стал основой многих языков[10 - Финикийская письменность основана на использовании очень древнего прото-ханаанского алфавита. Благодаря его успешному финикийскому потомку протохангэнский стал предком почти всех алфавитов мира, находящихся сейчас в использовании, – от греческого, еврейского, латинского и берберского на западе до монгольского и тайваньского на востоке. Финикийская письменность – одна из первых зафиксированных в истории человечества систем фонетического письма. Появилась около XIII века до н. э. Использовала консонантный принцип. Текст записывался справа налево.]. Писали финикийцы, в отличие от будущего населения Европы и Америки, справа налево. Но это сержанта не смущало. Хоть снизу вверх, какая разница, если тебя с детства так научили, и сможешь потом прочесть.

А кроме алфавита, считалось, что те же финикийцы придумали первые морские карты и множество других полезных технических изобретений, оставшихся в памяти потомков в виде конкретных образов. Насчет компаса Чайка, правда, уверенности не испытывал.

Магон снова что-то спросил, указав на карту. Видимо, Федор его интересовал, как источник информации. Умудренный опытом сенатор не зря занимал свой пост – не владея языком, он словно чуял, что его визави знает много такого, что даже ему неведомо.

– Где твой дом? – перевел Акир.

Федор решил не темнить и ткнул пальцем в пустое пространство неизведанных северных земель.

– Здесь.

Магон проследил за жестом своего гостя и с неподдельным интересом посмотрел на странного варвара, задав следующий вопрос.

– А как ты стать здесь? – озвучил его толмач, проведя пальцем от белого пятна до побережья Крыма.

– В армии служил, – просто ответил сержант, которому этот званый обед стал все больше напоминать допрос или деловой разговор, не способствующий повышению аппетита.

Поэтому, не дожидаясь нового вопроса, он с хрустом оторвал зубами кусок мяса и закинул в рот сразу горсть вычищенных оливок, запив все это большим глотком терпкого вина. На душе стало веселее.