Колобок

– Да не торопись, студент.

Она весьма строгим взглядом обвела группу собравшихся на площадке соседей, а потом, приподняв бровь, кинула взгляд на Бориса Ильича.

– Значит, вы пострадавший, – обратилась она к нему, а вслед кинула помощнику:

– Запиши адреса свидетелей и пусть покинут место преступления.

Когда люди рассосались по своим квартирам, причем их двери по причине любопытства остались не до конца закрытыми, Надежда Ивановна приступила к допросу потерпевших.

– Шарики на цепочке? Оригинал, нечего сказать. Акунина, видать, начитался, – следовательница писала протокол допроса, примостившись на ступеньке, подложив под себя те самые брошенные преступником рекламные газеты.

Во время допроса Борис Ильич очень нервничал. Он не хотел, как уже говорилось, огласки, поэтому говорил Надежде Ивановне, что лучше вообще уголовного дела не заводить, потому что все равно оно окажется «глухим». Но та усмехалась, качала головой и возражала, что рано или поздно так называемый почтальон где-нибудь да проколется.

4

Светлана Рязанцева, секретарша (по штатному расписанию – делопроизводитель) Максима Павлодаева была родом из Любани, и на выходные всегда приезжала к матери, если, конечно, шеф не просил остаться, чтобы заехать к ней, когда его жена Наташа делала в субботу визит своим родителям, жившим на другом конце города. Но такое случалось редко, и поэтому Света садилась в пятницу вечером на электричку, и через пару часов входила в скрипучую дверь небольшого, деревянного, крашеного охрой, родного дома. Здесь прошло ее детство. Мать Светы замужем никогда не была, да и не слишком к этому стремилась, в отличие от многих других женщин. Она ставила приоритет женской свободы выше семейного рабства. Мужчины, хоть и занимали в ее жизни не последнее место, однако никому из них не удавалось поселиться в ее сердце надолго. Дочку она родила, когда ей было уже далеко за тридцать. Ее бабка была, как тогда говорили, ворожеей, причем потомственной (ее мать, любанская мещанка Пелагея, привлекалась полицией по обвинению в колдовстве). Ну а мать Светы, Вера Олеговна, говорила, что бабка передала ей все секреты ведовства и гаданий. У Веры Олеговны был спрятанный за занавеску старинный книжный шкаф, где стояли потрепанные, изданные до революции, книги по магии. Тусклое золото их корешков тонуло в глубине полок, которые служили также пристанищем сотен всяких баночек и мешочков, где хранились всевозможные сушеные травы, а также те самые колдовские предметы, какие обязаны быть у всякой ворожеи. А это, если читатель смотрел фильмы о колдуньях, вещи странные и всегда вызывающие пугливое любопытство, – змеиная кожа, к примеру, сушеные жуки, какие-то косточки, спутанные клубочки выпавших волос, куриные лапки, свиные копытца и все такое прочее.

К услугам Веры Олеговны прибегали не только местные жители, к ней приезжали и из Питера. В основном, конечно, женщины, которые хотели приворожить того или иного мужчину. Но были среди ее клиентов и представители сильной половины человечества. Помогало ли обрести счастье шептание на воду и сделанные неизвестно из чего порошки, сказать утвердительно никак нельзя. Но если обстоятельства складываются так, что мечта клиентки сбывается, то авторитет гадалки растет, а вместе с этим растет и число тех, кто хочет повернуть фортуну к себе лицом.

Так что, когда приехала дочь, Вера Олеговна была занята с очередной несчастной дамой, муж которой изменяет ей со своей секретаршей. Каково же было Светино удивление, когда из комнаты, где ее мать проводила встречи с клиентами, вышла Наталья Сергеевна, жена ее босса. Она тоже очень удивилась, увидав тут секретаршу мужа. От неожиданной встречи обе соперницы минуту разглядывали друг дружку, соображая, как они могли тут встретиться. Хотя, догадаться было не трудно, – обе женщины нуждались в помощи ворожеи, потому что одна из них была женой Максима Павлодаева, а другая – любовницей. Первой заговорила Света:

– Ой, Наталья Сергеевна, это вы?

– Да, Светочка, а вы тут тоже…

В это время появилась Вера Олеговна и, увидев дочь, обняла ее и сказала:

– Ой, доченька, а я и не услыхала, как ты пришла.

И добавила, обращаясь к Наталье Сергеевне:

– Дочка моя, Светочка.

– Интересно. Ничего не скажешь. А я уж подумала…

Светлана перебила ее:

– Нет, нет, что вы. Мне не надо.

– Чего не надо? Ну да, конечно. Зачем тебе, если у тебя такая мама. Ну, я пойду, боюсь, на электричку опоздаю.

И она решительным шагом вышла. Света сначала подумала, что жена шефа приехала по ее душу, на разборку, но потом поняла, что это случайное стечение обстоятельств. Но почему она приехала в Любань? В Питере достаточно гадалок и экстрасенсов. Может, она кому-то проболталась насчет занятий своей матери, и об этом узнала Наталья Сергеевна? Все было как-то непонятно.

Вера Олеговна между тем внимательно посмотрела на свою дочь и спросила:

– Ты ее знаешь? Это кто?

– Жена моего шефа.

– Вон оно что! Так это, значит, я на тебя порчу наводила! Господи, что ж это я натворила! Ну-ка, раздевайся и пошли скорей, надо теперь с тебя порчу снимать. Господи, что же делается на белом свете!

Света относилась к занятиям матери с иронией, если не сказать больше. Она едва ли всерьез верила, что все эти заговоры, шептания, травки и порошки могут как-то повлиять на ход человеческой судьбы. Она верила, что не только браки, но и разводы, происходят на небесах. Иногда она заходила после работы в храм, ставила свечки и молилась, читая про себя текст, написанный церковнославянским шрифтом под иконами. Мать же ничуть не сомневалась в своих способностях, и приводила сотни примеров, когда ее умелые действия приводили к нужному результату.

Света на этот раз покорно и без обычных пререканий пошла вслед за матерью в соседнюю комнату, где та усадила ее в широкое, покрытое разноцветной накидкой, кресло, зажгла свечи и стала чародействовать: покурила ладаном, сожгла какие-то травки, потом зашептала заговор и все такое прочее.

Наталья Сергеевна, между тем, тряслась в электричке и думала о том, что напрасно поехала в Любань по совету подруги, которой эта Вера Олеговна якобы помогла вернуть мужа. Теперь-то она поняла, что будет еще хуже, коль скоро соперница-то, оказывается, дочь гадалки. Теперь та такого наворожит, что мало не покажется. Это несколько напугало, однако, ненависть к сопернице еще больше подогрелась этим обстоятельством. И в голове Натальи стал вызревать новый план. Ясно, что к гадалке она приехала зря. Устранять секретаршу надо другим способом.

Когда Наташа приехала домой, муж в футболке и шортах лежал на кожаном диване в гостиной и смотрел телевизор, потягивая пиво прямо из бутылки. Другая, уже пустая, стояла на полу в соседстве с носками. На кресле висели рубашка, пиджак и галстук. Наташа терпеть не могла этой мерзкой привычки Максима разбрасывать свои вещи, где попало. И сразу пошла в атаку:

– И когда только ты перестанешь устраивать бардак? Мало в доме шкафов? Неужели трудно повесить одежду на плечики? А уж твои грязные носки меня просто достали.

На мужа эти привычные монологи никак не действовали. Он меланхолично сосал свое пиво и смотрел футбол. Но счел нужным огрызнуться:

– Если тебя это раздражает, возьми и убери.

– Я тебе что, прислуга?

Ну и так далее, пусть читатель сам представит дальнейший монолог жены, которая пилит мужа. Но, в конце концов, даже самый флегматичный мужчина не выдерживает. И Максим уже намеревался трахнуть об пол бутылкой так, чтобы стекло зелеными брызгами ударило по стенам, но тут раздался звонок в дверь. Наталья пошла открывать. По привычке, глянула в глазок и обомлела. За дверью стояли почтальоны-тинейджеры. А ведь она говорила им, чтобы по выходным не приходили. Что делать? Открыть дверь? Так они сразу дадут понять мужу, зачем они сюда ходят. Нет, пусть открывает Максим, так они все поймут и уйдут.

– Там какие-то пацаны, спроси, что им надо, – сказала она мужу.

Максим увидел в глазок ухмыляющиеся, наглые и похотливые рожи, и спросил, кто там. Они ответили, что принесли телеграмму. Он открыл дверь, взял телеграмму, расписался, но мальчики не уходили и ухмылялись. Максим понял, что они ждут чаевых. Он крикнул жене:

– Наташа, расплатись за доставку, – и пошел в гостиную.

И, уже лежа на диване, услышал странную в прихожей возню и хихиканье. Потом хлопнула дверь, и в гостиную вошла Наташа с румянцем на щеках. Происхождение такого раскраса на лице своей супруги ему объяснять было не нужно. Ну и ну, подумал он, неужели ее на юнцов потянуло? Максим усмехнулся, и ему в голову пришла шальная мысль. Обыкновенно жены прячут любовников в шкаф от своих мужей. А не спрятаться ли мужу в шкаф, чтобы застукать жену на месте преступной измены?

5

В кабинете следователя Игоря Андреевича Макарова сидела знакомая нам Надежда Ивановна, курила и вываливала кучу сплетен о начальстве.

– Что и говорить, – вздохнул майор Макаров, – коррупция достигла опасного предела. Ладно, что там у нас с мелочовкой?

Надежда Ивановна рассказала о нападении на гинеколога и Машу, при этом обратила внимание начальника, что эта самая девица проходит по явно дутому делу об изнасиловании. По ее мнению, не случайно она оказалась с врачом-экспертом. Ей надо было от него, чтобы он подтвердил факт изнасилования, которого, ясно, как Божий день, никакого не было.

– Да, – подтвердил Макаров, – похоже, девчонка блефует. А врач описал преступника?

– В общих чертах: высокий, длинноногий, одет во все черное, лет на вид двадцать. На цвет глаз не обратил внимания, лицо описывает как узкое. И еще он, да и соседи подтверждают, что по двору преступник бежал невероятно быстро, как спортсмен на соревновании, со скоростью мотоцикла. При этом как будто лязганье какое-то слышалось. А вот девчонка чего-то не договаривает. Мне показалось, она с преступником знакома. Или, может, видела его где-то раньше. Мне так кажется. Потому что она, якобы от страха, ничего не видела: ни как он был одет, какого роста и вообще никаких особых примет. Заметила только, как шарики мелькали у него в руках, и все.

– Зацепки есть?

– Немного. Вся надежда на соседей.

– Ну, работайте, Надежда Ивановна, работайте.

Когда она ушла, Макаров почесал затылок, подошел к сейфу, открыл, вынул оттуда початую бутылку коньяка и налил в стакан на четверть. Выпил и закурил. Зазвонил телефон.

– Привет, Юра – сказал в трубку Игорь Андреевич. – Через полчаса? Да, буду у себя, подъезжай.