Возвращение. Лимб – 1

Глава 1

Разлепив веки, я увидел над собой нечто белое. «Потолок, – пришла в голову мысль. – Похоже, меня приютила постель».

Я попробовал повертеть головой – не сразу, но получилось. «Это какая-то клиника», – догадался я, разглядывая помещение. Действительно, комната, в которой я находился, очень походила на больничную палату. Крашеные стены, матовые плафоны светильников, казённого вида мебель и стерильная чистота, ощущавшаяся везде, даже в воздухе.

Я наморщил лоб, пытаясь припомнить, как очутился в лечебном учреждении. Но у меня ничего не вышло. То, что звалось памятью, упорно не желало предоставлять нужную информацию. Более того, я вдруг осознал, что вообще ничего о себе не помню. Кто я такой? Как меня зовут? Мимо. Где я живу, есть ли у меня семья? Опять мимо. Какова моя профессия, чем я занимаюсь в этой жизни? Мимо, мимо и ещё много раз мимо. Меня прошиб холодный пот – что может быть хуже полной амнезии? Смерть личности, чем она отличается от обычной смерти? Стоп! Нельзя подаваться панике. Это ещё не конец. Память обязательно вернётся, нужно лишь хорошенько постараться… Я опять попытался напрячь извилины. На какое-то мгновение мне показалось, что успех близок… но нет, ничего. Моё прошлое упорно не желало ко мне возвращаться.

Так, нужно успокоиться. Я принялся убеждать себя, что неудача в первой попытке ровным счётом ничего не значит. Сейчас я справлюсь с волнением и попробую снова. И буду пробовать до тех пор, пока не добьюсь желаемого результата. Эх, хорошо бы заполучить какую-нибудь подсказку…

Я ещё раз окинул взглядом своё нынешнее пристанище. Заметив в углу палаты дверцы встроенного шкафа, я страшно обрадовался. Отлично! Вполне возможно в этом шкафу находятся мои личные вещи. Вдруг они подскажут что-то такое, что поможет мне вспомнить? Я откинул одеяло с твёрдым намерением встать и проверить содержимое шкафа, но в этот момент в палату вошла медсестра. Я сразу понял, что заглянувшая ко мне на огонёк женщина была медсестрой. Для врача она выглядела слишком… возбуждающе, что ли? Моя гостья держала в руках небольшой поднос, на котором лежал шприц.

– Я должна сделать вам укол, – безо всяких приветствий и предисловий произнесла она.

Поправив решительным жестом откинутое одеяло, сестричка с укоризной посмотрела на меня.

– Вам нельзя вставать, – сказала она тоном, не терпящим возражений. – У вас внутренние повреждения и сотрясение головного мозга. В вашем состоянии необходим покой.

– Но я чувствую себя совсем неплохо, – я попытался ей возразить.

– В данный момент вы находитесь под воздействием лекарственных препаратов, – медсестра присела на табурет, стоящий рядом с моей кроватью. – Но на самом деле, вы серьёзно пострадали и должны постоянно находиться в постели.

Она взяла мою руку, перетянула её резиновым жгутом чуть выше локтя и постучала пальцами по набухшим венам. Затем сделала укол, предварительно протерев место инъекции ваткой. Я почувствовал холодок на коже и знакомый запах – спирт! Великолепно! Что-то из прошлой жизни я всё-таки помню.

Медсестра положила использованный шприц на поднос и поднялась с табурета. Я понял, что сейчас она просто уйдёт и схватил её за руку.

– Подождите, – в моём голосе прозвучала мольба. – Пожалуйста, скажите, что же всё-таки со мной случилось, и как я попал сюда?

«Сестричка» повернула голову и посмотрела мне в глаза. И этот взгляд заставил меня судорожно вцепиться в простыни…

На вас когда-нибудь обращала внимание красивая женщина? А «моя» медсестра была красива, потрясающе красива. Высокая, стройная, с осиной талией… достоинства её сногсшибательной фигуры короткий белый халат, который, как я сразу догадался, был надет прямо на голое тело, нисколько не скрывал, наоборот, он их всячески подчёркивал. Длинные, что называется, «от ушей» ноги, шикарная грудь, не нуждавшаяся ни в каких лифчиках, бёдра идеальной формы и потрясающие ягодицы… Однако не вид этих роскошных форм вогнал меня в ступор. Её лицо, вот что чуть не стало последней каплей. Ибо оно… светилось.

Я комкал простыни не в силах победить судороги в пальцах. Поэты и романтики разного рода при описании своих возлюбленных и муз часто используют всяческие метафоры, но это был не тот случай. Лицо медсестры на самом деле испускало, пусть и едва уловимое, но всё же вполне заметное сияние. И это сияние придавало её коже глубину флуоресцирующего перламутра. От такого зрелища не мудрено было и свихнуться! Помнящий или нет, но я точно был не готов встретиться со светящейся женщиной.

– Вы попали в автомобильную аварию, – она ответила на мой вопрос и всё волшебство как ветром сдуло. Сияние погасло. Я даже моргнул пару раз – передо мной стояла самая обычная женщина. Хотя и очень, очень привлекательная.

Приняв мой ошарашенный вид за удовлетворённость её ответом, медсестра развернулась и направилась к выходу из палаты. Чуть повиливая своей восхитительной попкой, она успела сделать ровно четыре шага.

– Но я ведь совсем ничего о себе не помню! – закричал я вслед уходящей медсестре.

Женщина дёрнулась и остановилась. А затем она медленно обернулась. На её необычайно красивом, но уже ничуть не сверхъестественном лице мелькнуло что-то похожее на любопытство.

– Вы совсем ничего не помните? – вкрадчиво спросила она, сделав ударение на слове «совсем».

В эту минуту я заметил, как белая дверь за спиной медсестры тихонечко приоткрылась. В щель между дверным полотном и косяком мне удалось разглядеть мужчину – явно кого-то из больных, судя по одежде. Несколько секунд этот мужчина смотрел на меня, но заметив мой взгляд, осторожно притворил дверь.

– Что значит, вы ничего не помните? – медсестра, не дождавшись от меня ответа, повторила свой вопрос, немного изменив его.

– Да то и значит, – с горькой ухмылкой ответил я. – Даже имени своего не могу назвать. Я не помню, кто я. Ничего о себе не знаю.

Интерес в глазах медсестры стал читаться явственней.

– Очень странно, – вполголоса проговорила она, – обычно такого не бывает. Нужно обязательно рассказать… доктору.

И уже громче, обращаясь непосредственно ко мне, добавила:

– Я немедленно поставлю в известность вашего лечащего врача. Амнезия, это, конечно, плохо, но мы с этим разберёмся. Не волнуйтесь, с вами всё будет хорошо.

– Может, ещё скажите, «вы в надёжных руках»? – я опять невесело усмехнулся.

– Вы в надёжных руках, – кивнула сестра.

А потом достала из кармана халатика маленький блокнот. Перелистнув несколько страниц, она вполголоса зачитала:

– Анатолий Николаевич Шорин, тридцать четыре года. Холост, детей нет.

Оторвав взгляд от блокнота, женщина с сочувствием посмотрела на меня:

– Большего, к сожалению, я вам сообщить не могу, Анатолий.

– Подождите! – я не хотел успокаиваться. – Может, у меня есть другие родственники?

– Про других родственников нам ничего неизвестно, – она покачала головой.

Я вздохнул.

– Я могу идти? – спросила медсестра.

Я, проглотив комок, кивнул.

Покачивая роскошными бёдрами, сестричка выплыла из палаты.

Я устало опустил голову на скрипящую чистотой наволочку. Анатолий Николаевич Шорин. Это имя мне ни о чём не говорило. Однако теперь я хотя бы знаю, как назвать себя, если потребуется представиться.

***

Я, наверное, всё-таки задремал. Иначе, зачем бы понадобилось меня будить? А в том, что меня будили, не было никаких сомнений – кто-то настойчиво тряс меня за плечо.

Открыв глаза, уже второй раз за сегодня, я увидел сидящего рядом с моей кроватью мужчину лет пятидесяти пяти от роду. Я сразу узнал его – это был тот самый хмырь, что заглядывал в палату во время моего разговора с медсестрой.

– Проснулись? Вот и славненько.

– Кто вы? – плохо соображая спросонья, спросил я.

– Сухов, Игорь Евгеньевич, – назвался посетитель. – Разрешите представиться.

– Очень приятно, – пробурчал я. – Шорин…

– Да, да, я знаю. Анатолий Николаевич, – радостно закивал мужчина.

– Откуда вам это известно? – встрепенулся я. – Мы что, уже встречались когда-то?

– Нет, – покачал головой Игорь Евгеньевич, – мы раньше не были знакомы.

– Тогда как… – я непонимающе уставился на мужика.

– Так уж вышло, не обессудьте, – он виновато развёл руками. – Я подслушивал.

Наверное, мои мысли достаточно ясно отразились у меня на лице. Во всяком случае, Сухов поспешил объясниться.

– Не подумайте, что я быдло какое-то невоспитанное, просто… – он легонько прищурил левый глаз, – одним словом, нам с вами нужно о многом поговорить.

– С чего вы так решили? – удивлённо спросил я и не очень дружелюбно посмотрел на Игоря Евгеньевича. – Если мы с вами до сего момента не были знакомы, откуда могут взяться темы для нашей беседы?

Однако моё недружелюбие быстро испарилось. Я вдруг подумал, а почему бы и нет? Беседа с человеком, пусть даже и незнакомым, вполне может помочь мне в решении моей проблемы.

Игорь Евгеньевич, похоже, почувствовал мои сомнения.

– Видите ли, я в курсе того, что с вами случилось, – закивал он. – И ради Бога, простите меня за назойливость, но я считаю, что вы имеете право знать, что сейчас происходит на самом деле.

Я усмехнулся.

– Вы так загадочно начинаете… право, не стоит, Игорь Евгеньевич, – я покачал головой. – Амнезия, это конечно весьма неприятно, но я надеюсь, что смогу вскоре всё вспомнить. Медсестра рассказала мне про аварию и про сотрясение мозга.

– Да при чём тут сотрясение! – воскликнул Сухов. – Вы что, и впрямь не догадываетесь куда попали?

– То есть, как? – я с подозрением посмотрел на Игоря Евгеньевича. – Разве это не больница?

– А вы посмотрите в окно!

Я машинально повернул голову. И опешил. Только сейчас я удосужился это заметить…

Нет, окна в палате, конечно, имелись. Но совсем не такие, к каким я привык. Окошки представляли собой узкие амбразуры и располагались под самым потолком. Заглянуть в них не было никакой возможности. Ничего не понимая, я повернулся к Сухову. И увидел в его глазах целую гамму чувств, из которых сожаление читалось явственнее всего.

– Сотрясение мозга тут ни при чём, – тихо произнёс Игорь Евгеньевич. – С вами случилось нечто гораздо более печальное.

– Более печальное? – переспросил я, совершенно сбитый с толку. – О чём это вы?

– Как ни прискорбно мне сообщать вам об этом, мой друг, но вы мертвы. Вы умерли, уж не знаю, как это произошло. А то, что нас с вами сейчас окружает… – Сухов обвёл палату рукой, – это вовсе не больница. Это… признаться, я и сам точно не знаю, что это такое. Может, Чистилище, может, преддверье Ада… а может, некий сортировочный пункт, потусторонний вокзал, где томятся неуспокоенные души.

Я застыл с раскрытым ртом, не в силах что-либо выдавить из себя.

– Что за бред! – мне, наконец, удалось кое-как справиться с оцепенением. – Как вам в голову могла прийти такая гадкая идея! Преддверье Ада! Нет никакого Ада! Я в больнице! Со мной случилось несчастье. Вероятно, меня сбила машина. Но я поправлюсь, обязательно поправлюсь!

Игорь Евгеньевич досадливо поморщился.

– Я понимаю, поверить в то, что я сказал чрезвычайно трудно, тем более, современному человеку, признающему цифровые технологии, но отрицающему всё остальное. Однако ваше неверие ровным счётом ничего не меняет, – Сухов поднялся с табурета. – Вы мертвы и находитесь на Том Свете. И чем скорее эта истина дойдёт до вас, тем легче вам будет её принять.

– Стойте! – я откинул одеяло и поспешно уселся на кровати.

К моему огромному удивлению, тело оказалось лёгким и послушным. Но разве такое возможно? У человека, серьёзно пострадавшего в автокатастрофе, никак не могло быть подобной лёгкости. Впрочем, медсестра что-то говорила о медикаментах. Вероятно, меня под завязку накачали обезболивающими препаратами. Может быть даже наркотиками. В таком случае перенапрягаться не следует.

Я решил вернуться в горизонтальное положение. Но Сухов твёрдо придержал меня за плечо.

– Вставай, вставай, хватит уже на койке валяться, – Игорь Евгеньевич, похоже, решил, что мы с ним достаточно сблизились, чтобы перейти на «ты». – Тебе сейчас марафон пробежать – как два пальца обоссать. Ты даже не запыхаешься. И не верь всему, что говорят здешние красавицы. В этом мире физической боли нет, как нет и усталости. Во всяком случае, до сих пор я с этими вещами здесь не сталкивался.

– Игорь Евгеньевич…

Я запнулся, не зная, что сказать, но тут же нашёлся:

– Если вы хотели пошутить, то у вас получилась очень скверная шутка. Если же собирались напугать меня… зачем вам это надо?

– Я так понимаю, без весомых доказательств ты мне не поверишь? – Сухов криво усмехнулся.

Я настороженно посмотрел на Игоря Евгеньевича. Мне было непонятно, как относиться к стоящему рядом с моей кроватью человеку – после его несуразной выходки.

А Сухов продолжил как ни в чём не бывало:

– Я смогу доказать, что не обманываю тебя. У этого места имеется одно большое достоинство – оно ничего не скрывает. Это при жизни для человека существуют лишь две возможности. Он может верить, а может не верить. Но здесь ему дано право увидеть всё собственными глазами. И даже руками потрогать. Так что, вставай и пошли.

Сухов развернулся и направился к двери. Огорошенный, я не знал, как поступить. Меня наповал разили уверенность Сухова и его уравновешенный вид. Игорь Евгеньевич отнюдь не выглядел сумасшедшим. Однако же то, что он говорил, слишком уж походило на бред шизофреника. Мне необходимо было принять решение – забраться с головой под одеяло или последовать за Суховым. Первое оказалось бы самым простым. Но самое простое, далеко не всегда самое правильное. И…

И я решился. В конце концов, кровать от меня никуда не убежит. Если Сухов псих, я с лёгким сердцем вернусь в палату. Но если окажется… нет, об этом пока лучше не думать. Сунув ноги в шлёпанцы, которые нашлись на полу, я поспешил за Игорем Евгеньевичем.

***

За дверью оказался самый обычный больничный коридор, длинный и просторный. Номера палат обозначались трёхзначными числами и начинались с тройки. «Выходит, мы на третьем этаже», – подумал я. Совсем рядом распологался пост дежурной медсестры – сейчас там никого не было, но я видел лежащую на столе толстую книгу, раскрытую примерно на середине. Коридор был абсолютно пуст, ни больных, ни медперсонала. Метрах в тридцати от нас слабо светилась зелёным светом надпись «Выход». Сухов кивнул в ту сторону:

– Нам туда.

Проходя по коридору, я заглянул в какую-то распахнутую дверь. Судя по сваленной в кучу больничной мебели, это была подсобка. Пока всё говорило о том, что я действительно нахожусь в самой обычной больнице.

Наконец, мы подошли к нужной нам двери.

– Открывай, – сказал Сухов.

Я послушно дёрнул за ручку.

– Заперто, – недоуменно произнёс я, когда дверь отказалась открываться.

– Такие правила, – удовлетворённо хмыкнул Игорь Евгеньевич. – Таким, как мы с тобой, по мнению здешних заправил, снаружи делать нечего. Но я, к счастью, научился обходить этот запрет.

Сухов взялся за ручку, вплотную приблизил лицо к двери и начал что-то бормотать себе под нос. В первые секунды четыре ничего особенного не происходило. Я уже собирался вздохнуть с облегчением – Сухов точно псих и мне пора возвращаться в палату, как вдруг… глаза Игоря Евгеньевича закатились вверх, кожа на его лице мгновенно сделалась серой и гладкой как поверхность противогазной маски. Скулы проступили под этой жуткой кожей – лицо превратилось в чудовищную морду…

В таком виде Игорь Евгеньевич пребывал, наверное, целую минуту. Он всё бормотал и бормотал непонятные заклинания. Я почувствовал, как по моей спине стекают струйки холодного пота. Я не понимал, что происходит. Что если у Сухова какой-то припадок и нужно срочно звать на помощь? Я попятился назад, но в этот момент Игорь Евгеньевич резко дёрнул ручку на себя. Дверь распахнулась. А лицо Сухова сразу приобрело нормальный вид.

– Прошу, – произнёс Игорь Евгеньевич и картинно повёл рукой.

Я с опаской посмотрел на него, но мой «гид» сделал ещё один приглашающий жест и отодвинулся в сторону, освобождая для меня проход. Я осторожно заглянул в дверной проём.

За дверью… ничего не было. То есть «ничего» в полном смысле этого слова. Я ожидал увидеть лестницу, ведущую вниз, но там оказалась Пустота. Она начиналась сразу же за порогом и была не чёрная как космический вакуум, а какая-то серая, похожая на очень густой туман. Но это, несомненно, была Пустота, то есть полное отсутствие чего-либо.

– Необычно, правда? – прозвучал за моей спиной голос Сухова.