Сыскное агентство

Кару стало противно.

– Господин директор, – холодно произнес Лоридан, – вы догадываетесь, зачем мы пришли?

– Честно говоря – нет, – снова усмехнулся директор, – представьте себе – нет! Что вам нужно? Чего вы еще не знаете? Какие вам нужны сведения? Вы же поймали преступника? Да? Так чего еще?

– Одного преступника действительно поймали, – сказал Лоридан, делая ударение на слове «одного». – Но есть другой и…

– Да? Есть другой? – перебил его директор и разразился пьяным смехом. Он попытался налить себе еще, но бутылка была пуста, а новой он открывать не стал. – Значит, есть другой. И кто же?

– Вот что, господин директор, хватит валять дурака! – Лоридану надоела вся эта комедия. – Вы отлично знаете, о чем идет речь. У вас нет желания написать собственноручно признание?

– Нет! – сказал директор, он вдруг выпрямился, хмель словно сошел с него, лицо приняло высокомерное выражение. – У меня другое желание – чтоб вы убирались вон! Слышите? Вы кто – полицейские, прокуроры? Вы сыщики-любители, жалкие пинкертончики! Вынюхиваете, выслеживаете… Небось сами при случае готовы грязную деньгу в карман положить! Вон отсюда!

Он повернулся к ним спиной и устремил взгляд в окно, откуда открывался вид на город, на пляжи, на уходящее за горизонт море, на голубое, усеянное мелкими белыми облачками небо. О чем думал сейчас этот человек, вознесенный жизнью к вершинам успеха, а теперь неминуемо летящий в пропасть?..

Когда Кар и Лоридан выходили из величественного подъезда банка, вокруг распростертого на асфальте тела директора уже собралась молчаливая толпа прохожих…

– Вот так, – рассуждал Лоридан, пока их машина неторопливо катила к агентству. – Вот до чего может довести женщина. Может поднять на подвиг, а может толкнуть на преступление.

– Как ты заговорил, – усмехнулся Кар, – прямо оратор! Знаешь, что я тебе скажу, – если любишь женщину, нечего ради нее становиться преступником. Она сама тебе этого не простит. Если, конечно, стоящая женщина, – добавил он, подумав о Серэне.

Он любит ее. Да, да, любит! Хотя всегда посмеивался над людьми, когда они начинали рассуждать об этом мифическом, по его мнению, чувстве. Увлечься немного, вместе повеселиться… Но любить… Теперь он честно признавался себе в том, что потому посмеивался над своими влюбленными товарищами, что сам этого чувства еще не испытал. И, кроме того, что такое влюбленный? Это зависимый от женщины человек! А настоящий мужчина зависимым быть не может. Однако его логика страдала одним существенным изъяном. Это мужчина не мог любить, а вот женщина могла. Он, конечно, никого не полюбит, не испытает этого унизительного чувства, а вот она (а точнее, бесчисленные «они») его может и полюбить. Даже должна. И такие встречались.

Но сейчас он вынужден был признать, что влюблен.

Так вот, если б он совершил ради нее преступление, что бы она сделала? Ведь тех троих он избил ради нее, за то, что они оскорбили, испугали ее. А что она сказала? Что испугалась его, Кара. И если теперь еще узнает, что один из тех подонков умер, еще неизвестно, как она к этому отнесется.

Значит, не убивать таких? Прощать? Может, в этом и состоит суть того, что женщина возвышает, очищает мужчину. Так, по крайней мере, показывают в разных слюнявых фильмах, от которых тошнит, или пишут в романчиках. Очищает! Кстати, об «Очищении». Надо будет поинтересоваться в информационной картотеке «Ока», что это за общество, чем они там занимаются. «Панки», «хиппи», «Поборники Христа», «Слуги Иеговы», «Наследники Гитлера», «Противники войны», «Долой Хиросиму!», «коричневые», «красные», «черные», «зеленые»… Их сотни, этих обществ. И все чего-то хотят или, наоборот, не хотят, за что-то или против чего-то борются, митингуют, демонстрируют, протестуют. И вот «Очищение». Конечно, это плохо, когда реки отравляют – не поудишь рыбу. Или, вот, в жару в центре не продохнешь от машин, он бы тоже продемонстрировал за то, чтобы скорей все машины перевели на электродвигатели. Но ведь там они и против разных «элементов» борются. Каких? Ну ладно, против полицейских и судей, «слуг господствующей верхушки». Среди этих «слуг» действительно полно взяточников и продажных шкур. Но где гарантия, что завтра они не начнут бороться против сыскных агентов? А мы чьи слуги? Кто нам платит? Что-то я не знаю, чтобы рабочий нанимал себе телохранителя. Или платил, чтоб мы выясняли, не изменяет ли ему жена. Сам выяснит и, в случае чего, так вздует, что она его еще больше полюбит.

Между прочим, «господствующая верхушка» не очень-то любит, чтобы против нее и ее «слуг» боролись. Особенно этого не любят сами «слуги». И как они с такими борцами поступают, уж кому-кому, а Кару хорошо известно. Так что надо все-таки поинтересоваться, чем они там, в «Очищении», занимаются, и, в случае чего, вытащить оттуда эту наивную овечку Серэну.

Но тут он подумал о другом. А что, если поинтересуется работой Кара она? Как она воспримет его деятельность? Не отнесет ли своего любимого к «слугам господствующей верхушки»? И не перестанет ли он в этом случае быть любимым?

Он не успел додумать свои невеселые мысли до конца. Машина остановилась у подъезда агентства.

Шмидт горячо пожал им руки.

– Молодцы, мальчики! – рокотал его бас. – То-то мы Ренуару нос утерли. Компьютеры, ЭВМ, дисплеи, процессоры, диоды, триоды, бам-бам-бам, бум-бум-бум! Все ученые, все инженеры! А как потребовалось раскрыть трудное дело, так к нам прибежали: «Господин Шмидт, пожалуйста, помогите, спасите!» Нет, мальчики, без нашего брата, человека действия, никакого преступления не раскроешь! И не совершишь, – добавил он несколько неожиданно.

Передав им благодарность от директора агентства, Шмидт пожелал им веселого вечера.

Когда Лоридан и Кар уже выходили, Шмидт, словно забыв что-то, окликнул Кара:

– Да, Кар, останься на минутку. – И когда тот вернулся к столу, Шмидт тихо сказал: – Директору понравилось, как ты высчитал этого банкира, расспрашивал о тебе. Не удивлюсь, если вызовет на беседу. Я сказал, что ты ас.

– Спасибо, – искренне обрадовался Кар.

А кому не радостно, если его отметит начальство.

Они поехали обедать к Лоридану.

Элизабет по случаю удачного завершения операции закатила пир. Во всяком случае, на столе возник роскошный пирог и множество напитков, к которым, по наблюдениям Кара, его друг проявляет с течением времени все больший и больший интерес.

На этот раз и Кар незаметно для себя опорожнял одну за другой пивные банки и вообще как-то весь расслабился, поэтому, когда Лор ушел в спальню прилечь, что случалось с ним после сытного обеда, у оставшихся вдвоем Кара и Элизабет возник доверительный разговор.

В тот день хоть Элизабет и веселилась вместе с ними, радуясь их удаче, но казалась усталой.

Кар спросил у нее о причине.

– Ах, – махнула она рукой, – представляешь, у нас, видите ли, в школе бунт устроили старшеклассницы – им не разрешают ходить на дискотеку.

– Ну и что? – не понял Кар.

– Как что! Они требуют. Директорша не соглашается – как можно, там аморально, там мальчики, а они, как известно, все развратники, наркоманы, преступники и вообще исчадия ада. И вдруг наши чистые, непорочные девы пойдут на дискотеку! Ах-ах! А эти девы, между прочим, давно уже встречаются с исчадиями ада, по ночам спускаются по веревке со второго этажа в сад, курят под одеялом. А в прошлом году двоих пятнадцатилетних пришлось срочно вернуть родителям – они забеременели.

– Ну да? – удивился Кар. – Я думал, у вас вроде монастыря.

– Именно, – многозначительно поддакнула Элизабет. – Сплошной грех.

– Ну и чем кончился бунт?

– Фарсом! – Элизабет расхохоталась. – Прогресс не остановить. Куда от дискотеки денешься? Договорились на компромиссе: ходить будут, но только в субботу, до десяти вечера и в сопровождении дежурной воспитательницы. Но участницы бунта – их семнадцать – будут наказаны, то есть выпороты. Вот я сегодня весь день и работала. Ты думаешь, так просто выпороть семнадцать здоровых девок! Устала как черт.

– Бедняжка, – посочувствовал Кар, – в следующий раз позови меня, я тебе помогу.

Посмеялись, помолчали. И вдруг Кар начал исповедоваться:

– Знаешь, Бет, я, кажется, влюбился.

– Ну да! – Элизабет чуть не выронила стакан, который держала в руке. – Почему ты так решил?

– Во-первых, я должен ее все время видеть. Не могу долго без нее, – деловито перечислял Кар, – во-вторых, она мне кажется лучше всех на свете; в-третьих, понимаешь, в-третьих, мне хорошо с ней, в общем, как тебе объяснить, раньше такого не бывало.

– Да-а, – протянула Элизабет, она серьезно обдумывала услышанное. – Похоже, что влюбился. Но это же здорово, Ал! А кто она?

– Да никто. Преподает язык в Университете. Помнишь дело, когда мы выясняли по просьбе одной жены, куда мотается муж? Не помнишь? Ну, мы еще смеялись: он язык учил, хотел жене сделать подарок. Ну?

– Да, да, припоминаю…

– Вот эта преподавательница, которую мы подозревали, что она дом свиданий содержит. Вот она. Начал с ней из-за того дела встречаться, а потом пошло.

– Ты счастлив, Ал, скажи, счастлив? – глаза Элизабет сияли, она сама была искренне счастлива.

«Как она может пороть девочек? Ума не приложу!» – подумал Кар.

– Счастлив? – переспросил он задумчиво. – Не знаю. Наверное.

– То есть как не знаешь? – возмутилась Элизабет. – Или она к тебе равнодушна?