Созерцатель

Я же в это время наблюдал странное зрелище: из подземного перехода вышел потрёпанный мужичок маргинальной внешности в линялом спортивном костюме. Его неопрятные длинные волосы торчали во все стороны, по обросшей щетиной физиономии блуждала улыбка тихопомешанного, поэтому вряд ли опасного, человечка. В руках его болтались, задевая прохожих, две сетки-авоськи, набитые мятыми пожелтевшими газетами. Он смотрел на небо, разглядывал голубей на крышах домов, слегка жмурился от солнца и совсем никуда не спешил.

Наконец, мужичок поравнялся с нами, остановился, положил авоськи у ног банкира и голосом Игоря Беклемишева сказал: «Валерий Васильевич, ваше поручение выполнено». Пожалуй, я не стану цитировать то, что сказал антиквар, когда увидел, завернутые в мятые газеты полтора миллиона долларов, валяющиеся на заплеванном жвачкой асфальте…

Дальше была скучная процедура пересчета денег в кассе под судорожное бульканье виски в глотку банкира, который не уставал поучать нас: «Деньги, ребятки, в нашем мире дают человеку свободу! Если хочешь быть свободным, необходимо зарабатывать много-много денег!».

И, наконец, мы с Игорем вышли из мрачного здания банка на улицу. Спустились по лестнице на тротуар и уже порядочно отошли от банка, направляясь в метро, а нам вслед сипло кричал и кричал возбужденный банкир-антиквар: «Ну ты, Гошка, и лох! Ну ты и гений! Да чтобы я еще раз!.. Да чтобы я с тобой хоть раз! Псих сумасшедший!» Но мы его не слушали, нам было не до него. Нас окружали ярко-бордовые всполохи роскошного заката, а в наших карманах лежало по пятнадцать тысяч долларов – так распорядился Игорь, а я лишь подчинился его решению. Еще Игорь посоветовал не показывать и не отдавать Ларисе деньги. На вопрос почему, ответил туманно, мол, сам скоро поймешь.

Разумеется, в тот вечер мы долго разговаривали. Во-первых, Игорь мне пояснил свою систему перевоза ценностей. Главное не привлекать внимание криминальных элементов. А кто может быть менее привлекательным, чем нищий пассажир без серьезного багажа с хламом в авоськах. Во-вторых, объявил, что всё это ерунда, прах и суета. Главное, чем он занимался в дороге, – это созерцание. И если первую часть своего рассказа он озвучивал монотонно, безжизненным голосом, то вторую – взволнованно, как важное открытие, а глаза его сияли. Меня эта тема очень интересовала, поэтому я попросил его как можно больше рассказать об этом загадочном явлении.

Игорь обрушил на мою бедную голову ливень цитат. Я слушал, почти не вникая в суть, просто открыл этому сердце и впустил внутрь поток слов, которые казались мне корпускулами божественного света. Потом он порылся в книжных рядах, достал несколько фолиантов, потрепанную общую тетрадь и протянул мне для изучения теории. Потом он рассказал о поиске Точки покоя. Прежде чем начинать её поиск, мне надлежало очистить душу от грехов в таинстве исповеди. Потом отречься от мира страстей и полностью положиться на волю Божию. Конечно приучить себя к ежедневной молитве и ежевоскресному посещению церкви с регулярным причастием. Ну а уж потом, не спеша, непрестанно и упорно искать эту самую таинственную Точку покоя.

– А это не разрушит мою жизнь? – малодушно поинтересовался я.

– Нет, что ты! Такой образ жизни не разрушает, а созидает. Ведь что нам с тобой сказал Господь? «…Не заботьтесь и не говорите: что нам сеть? или что пить? или во что одеться?… потому что Отец ваш Небесный знает, что вы имеете нужду во всём этом. Ищите же прежде Царства Божия и правды Его, и это всё приложится вам» (Мф 6,31–33). То есть, наше дело, человеческое, служить Богу, в первую очередь молитвой, а остальное Он сам так устроит, что и беспокоиться не придется.

– А помнишь, чему нас учил антиквар? Что-то вроде: деньги дают свободу. Разве не так?

– Давай попробуем и с этим разобраться, – сказал Игорь. – Вот смотри. Антиквар имеет много денег, а разве можно сказать, что он свободен от болезней, голода и холода? А возьми самый ужасный страх богатых людей – потерять состояние. Ты же видел, как он ожидал деньги, которые я доставил ему?

– Да, он был на грани истерики или даже припадка, – кивнул я.

– А ведь теряют деньги очень многие. У меня есть знакомый по имени Гарик. Он еще в девяностом заработал свой первый миллион. Я тогда сводил его с людьми, которые занимались валютой. В те времена, хоть валюта уже ходила по рукам, но статью за незаконные валютные операции никто не отменял, и грозила та статейка серьезной карой «вплоть до расстрела». Да, Гарик купил у них миллион долларов! И что? Звонит недавно и просит полсотни рублей опохмелиться. Во-первых, он никогда не пил: у него с детства язва и больное сердце. А во-вторых, что за мелочная просьба для миллионера? Оказывается, отобрали у него всё до нитки, до копейки, даже квартиру и загородный дом отняли. Ну и запил наш эксмиллионер вчёрную. Вот так. У нас в стране можно заработать состояние за месяц, а потерять за один день. Ну и о какой свободе богатых людей можно говорить? Иллюзия!

– Похоже на то, – кивнул я.

– А знаешь, давай попробуем мысленно пожить в богатстве, – предложил Игорь, загораясь идеей. – Это должно быть очень интересным.

– Что ж, давай, – согласился я. Мысли моего собеседника представлялись мне непредсказуемыми, но потому и занятными.

– Итак, начнём, – сказал он и откинулся на кресло, прикрыв глаза. – Ты оказался в нужном месте и в нужное время… Да, это очень важно в подобном деле. Заработал первичный капитал на какой-нибудь шальной сделке, допустим, на посредничестве по продаже ста тысяч тонн цемента. Затем один очень умный человек предложил тебе вложить деньги в акции «Газпрома». Со временем цена твоих акций выросла в сотни раз. Часть вырученной прибыли ты, опять же по совету того же умного дядечки, вложил в жилищное строительство. Получил прибыль и на перепродаже домов. Твой капитал за три года вырос до ста миллионов долларов. Теперь у тебя есть налаженный прибыльный бизнес, офисы и квартиры в центре Москвы, Парижа и Лондона.

– При таких деньгах я серьёзно занялся своей внешностью, – подхватил я течение мысли. – Накачал мышцы, сделал пластическую операцию лица и стал писаным красавцем. Ко мне потянулись длинноногие красотки из лучших модельных агентств. Я с ними путешествую на собственной яхте и личном самолете по самым красивым уголкам земли.

– Да, ты уже посетил страны Европы, объездил всю Северную и Южную Америку, пляжи Карибов, чудные острова Океании, пострелял носорогов и леопардов на Африканском сафари, познакомился с аборигенами Австралии и вежливо отказался от поедания живых червей и кузнечиков… Ты продегустировал лучшие вина всех стран, самые выдержанные коньяки, ром и виски. Перепробовал мясо и рыбу, овощи и фрукты – в самых изысканных блюдах.

– Я поездил на самых дорогих и мощных автомобилях, – продолжил я. – Поднимал паруса роскошных яхт и летал по океанской волне на самых быстроходных суднах. В моих объятиях побывали лучшие красотки всех цветов кожи. Перезнакомился со знаменитыми актерами, политиками, учеными…

– И в один хмурый ненастный день проснулся поздним утром… – кивнул Игорь.

– Разбитым, похмельным, истасканным… – добавил я.

– И смертельно усталым… – дополнил он.

– Тело болит всюду, – мрачно изрёк я, – а в душе такой чернющий мрак, что единственный выход – пустить пулю в лоб… или глотнуть цианид с приятным вкусом абрикосовых косточек… ну, в крайнем случае, лечь в теплую ванну и острейшей золингеновской бритвой полоснуть по запястьям обеих рук.

– Но перед тем, как решиться на последний поступок в жизни…, – медленно произнес Игорь и повёл рукой: продолжай.

– …Я вспоминаю свой жизненный путь и прихожу к печальному выводу: с тех пор как я заработал миллионы, меня будто большую белую акулу окружали одни прилипалы. Они не могли любить, дружить, говорить по душам о смысле жизни. Цинизм, пошлость и вымогательство – вот всё, на что они способны. А мне с ними всегда было тоскливо и одиноко. И от этой пустоты я трусливо сбегал в омут алкоголя, кокаина, экстремальных приключений… Но каждый день такой бессмысленной жизни всё глубже загонял меня в трясину отчаяния. Много раз подумывал я о перемене образа жизни…

– …А тот, кто позволил тебе попользоваться временными игрушками, душу твою вечную цепко держал в черных когтистых лапах и считал её своей собственностью. Ведь он крестил тебя кровью твоих конкурентов, а в обмен на временные игрушки, востребовал у тебя вечную душу! И ты стал его рабом. Так где тут свобода?

– А есть ли она вообще?

– Есть, – кивнул Игорь. – Господь, создавая человека, ограничил Своё всемогущество, в пользу свободы любимого Своего создания. Вот смотри: любой человек в любой момент может сказать прямо в лицо Бога: я отвергаю Тебя! И Господь позволяет этому быть. Мог бы Господь чисто теоретически пресечь любую попытку такого бунта? Конечно! Но Он этого не делает. Потому что только свободный человек способен любить. Раб может из-под палки подчиняться, тихо ненавидя хозяина. А сын Божий имеет возможность по собственной воле прийти к Отцу или… отвергнуть Его. Именно поэтому только Господь, даровавший свободу, как величайшую святыню оберегает свободу человеческую. А враг человеческий всегда старается отнять у него эту святыню, повязать человека цепями долгов, обязательств, страстей разной масти, короче – сделать человека своим рабом. Итак, свобода только у Бога и с Богом! Только так и не иначе.

– Здорово, – сказал я. – Мне это нравится.

– Итак еще и еще раз! – возвысил он голос, – Это очень важно – иметь безукоризненную веру в то, что сказал нам Господь: «Ищите же прежде Царства Божия и правды Его, и это всё приложится вам»!

– Всё-всё?

– Да! Вот ты скажи мне, Андрей, – он внимательно смотрел мне в глаза, – чего ты хочешь в жизни?

– Ну, не знаю, – протянул я, застигнутый врасплох. – Наверное как все, хорошую верную жену. Ну, чтобы, конечно любовь у нас была. Детей хочу. И чтобы в деньгах не нуждаться. Но при этом, неплохо бы иметь свободное время, чтобы заниматься творчеством. Я, видишь ли, вижу себя в будущем писателем.

– Хорошо, – кивнул ободряюще Игорь, – а где бы ты хотел жить? Можешь описать то место, где тебе было бы хорошо и приятно?

– Мне почему-то кажется, что лучше всего мне подошел бы юг. Ну, может, какая-нибудь тропическая страна или наше черноморское побережье, Крым… Наверное, это так, пустые мечты?

– Не скажи, брат. А ты не задумывался, какой он – рай? Тебе не кажется, что в нашем земном представлении южные красоты – море, горы, деревья, цветы – всё это как-то подсознательно ассоциируется у нас с раем.

– Знаешь, Игорь, кажется. Или даже так: я в этом уверен.

– А теперь послушай, что мне видится в твоем будущем. Всё это у тебя будет! Не могу сказать когда и в каком виде, но обязательно ты получишь всё, что желаешь. Ведь твои пожелания не так уж несбыточны. Мне они представляются вполне естественными. И знаешь, ты их заслужил. Всё будет. По нашим с тобой молитвам. И созерцание будет.

– А почему созерцание?..

– А потому что молитва без созерцания Бога мертва, холодна и бесплодна. Это как шепот в темноту, никому и никуда. А когда человек созерцает Бога, его молитва превращается в живое общение твари с Творцом, сына с Отцом. Понимаешь? Это придет потом, обязательно придет к тебе с живым опытом. Поверь, брат мой, это созерцательное общение с Богом Любви ненасытно и удивительно прекрасно! Ты веришь мне?

– Да, Игорь, верю. И очень хочу этому научиться. Ты не представляешь, как мне надоела моя нынешняя жизнь! Она бессмысленна, как у скота, которого откармливают, чтобы отправить на бойню.

– А это означает только одно, – сказал он полушепотом, – ты, брат, уже избран, внесен в список гостей и приглашен на пир. Тебе надо лишь помыться, одеться во все чистое, прийти и сесть за праздничный стол. И созерцать!..

На следующий день Игорь приготовил меня к первой исповеди. Я перебрал жизнь от самого детства до последнего часа по дням и написал на листочке бумаги огромное количество грехов. Довольно часто переспрашивал: неужели и это грех, неужели и это нельзя? Какая чистота требуется от нас, сейчас и навсегда! Пока я этим занимался, то страх, то отчаяние, то брезгливость к самому себе накатывали на меня мутной тягучей волной. Чем дальше, тем больше я ощущал себя грязным, смердящим дикарём, не знающим ни мыла, ни горячей воды. Меня сильно тянуло в церковь, к священнику, чтобы всю эту грязь из души выскрести и отмыть до полной чистоты. Наконец, мы с Игорем вышли из дому и дошли до церкви, я встал в очередь исповедников и погрузился в предчувствие близости чего-то очень хорошего и светлого.

Передо мной стояла молодая семейная парочка. Они склонили головы и напоминали нашкодивших детей, пришедших к суровому отцу для получения подзатыльников. Когда подошел мой черед, я со стыдом и страхом, на негнущихся ногах, подошел к аналою. Несколько секунд, показавшиеся мне часами, я молчал, проглатывая спазм в горле и преодолевая острое желание развернуться и сбежать, потом, наконец, набрался смелости, чужим голосом прочел список своих преступлений и сжался от приступа страха. Священник успокоил меня, полушепотом задал несколько вопросов и… назначил мне епитимию: поклоны и чтение покаянного канона в течение ближайшей недели. «Приготовься к причастию, в следующую субботу вечером еще раз исповедуешься, а в воскресенье я тебя причащу», – сказал он.

Вышел я из храма в таком состоянии, как застарелый грязнуля впервые из бани. Только еще лучше. Меня словно облил яркий весенний свет. На улице смеркалось, нас с Игорем окружала толпа прохожих. Я смотрел на мужчин, женщин, детей, стариков, птиц и собак – мне они казались родными и близкими. Ни тоски, ни печали, ни страха, ни раздражения! Только любовь, только желание всех обнимать и прощать, а еще непременно каждому рассказать, как мне хорошо и легко! Любовь – незнакомая до сих пор, светлая и мощная, как луч света из прожектора, тихая и трепетная, как огонек свечи, как улыбка ребёнка или бабушки, восторженная, как птичье щебетанье – затопила меня с головы до пят…

Да, были потом ежедневные чтения канона, земные поклоны до боли в спине, голодный пост, увлекательное чтение жития святых. И, наконец, я причастился. В тот воскресный день кровь Христа пролилась на мой язык и заструилась по моим кровеносным сосудам, в то мгновение плоть Спасителя сладким комочком без остатка растворилась у меня во рту и стала прорастать во мне невидимым божественным огнём…

В тот счастливый воскресный день я стал другим. Во мне будто ожили, проснулись и запульсировали свежими струями алой крови токи обновления всего моего существа. Это происходило невидимо, но ощутимо: то одна позорная страсть, то другая, то дурная привычка, то дежурный грешок вдруг отмирали и спадали с тела души, будто засохшая висячая бородавка или бесследно исчезали, как затянувшийся уродливый шрам. Я оглядывался назад, на пройденный путь, возвращался в нынешнее состояние и понимал, что в моей жизни произошло невиданное и неожиданное открытие: я стою в безбрежном океане богатств, непомерной роскоши, сверкающих драгоценностей – и могу всем этим пользоваться без ограничений. Бери, сколько сможешь унести.

А однажды ночью, прекрасной теплой ароматной лунно-звездной ночью, я впервые молился настоящей живой молитвой. Она рождалась сама в глубине души, разливалась по всему телу и выплескивалась из гортани наружу в виде шепота. Потом я накинул шерстяной свитер и вышел на балкон. В груди, там, где пульсировало сердце, только гораздо глубже, настолько глубже, насколько выше человека небо и то, что превыше небес – там, на немыслимой глубине души, я увидел свет.

…Как-то в детстве меня возили в деревню. Во дворе дома стоял колодец глубины поразительной. Я ложился грудью на сруб и со страхом заглядывал вниз, в гулкую, сырую глубину. Вода голубым озерцом плескалась далеко-далеко, глубоко-глубоко, среди черных бревен, в черной глубокой дали. Оттуда, от поверхности колодезной воды, сквозь страшный-престрашный мрак, сиял голубоватый свет неба. Так и сейчас из глубины моей души сиял золотисто-голубоватый свет, отражающий сверкание невидимого солнца, круглого диска луны и россыпи звезд на небе. Я сидел неподвижно, опасаясь нарушить это дивное состояние светлого покоя.

Нет, мне еще далеко было до того, что описывал Игорь. Он созерцал невидимого и непостижимого Бога, а я лишь отсветы Его божественной любви, рассыпанные по бесконечным далям созданной Им вселенной. …И как часть этого Божиего мира, наблюдал таинственный отсвет в самом себе. «Бог, когда смотрит с отеческой любовью на человека, не замечает его ущербности, но видит Своё отражение в глубине человеческой души», – вспомнились вдруг слова из того бурного потока, излитого на меня Игорем. Наконец, прохлада ночи проникла внутрь, я ощутил холод, легкий озноб, встал и покинул балкон.