– Возможно. Но еще раз повторяю – нужно отбрасывать маловероятные, неправдоподобные объяснения. То есть, иными словами, если мы хорошо слышим топот копыт, то это скорее лошадь, чем зебра. Я понятно говорю? А вам, как врачу по образованию, должно быть известно, что современная медицина, официальная разумеется, вовсю пользуется этим, например, при определении болезни.
– Я поняла. Во время диагностики медики рассматривают все симптомы болезни, которые есть у пациента, а затем постепенно, на основе анализов, исключают не подтвердившиеся и маловероятные диагнозы. Так, при эпидемии банального гриппа пациента, проявляющего симптомы этой вирусной инфекции, скорее всего, будут лечить именно от него, а не от чего-то более редкого и экзотического. Другими словами, лечить его будут сначала от гриппа и в последнюю очередь от пляски святого Витта. Согласна. Но все же я считаю, что принцип упрощения при недостатке информации крайне опасен, – не сдавалась я. – Ведь еще Эйнштейн говаривал: «Все следует упрощать до тех пор, пока это возможно, но не более того».
– Рассматривая простое и сложное объяснения с точки зрения этого принципа, вы можете легко увидеть, что если простое объяснение является полным и исчерпывающим, то для введения в рассуждение дополнительных фактов просто нет достаточных оснований. Как в нашем случае, – парировал генерал.
– Но посмотрим с другой стороны, если такие основания есть – значит, простое объяснение уже не является полным и исчерпывающим, то есть условия для применения вашей «Бритвы Оккама» уже не выполняются.
– Тогда, Ростова, – уже не на шутку рассердился генерал, – раз вы снова уперлись и вас, так сказать, на кривой козе не объедешь, потрудитесь собрать больше фактов. Реальных весомых фактов, а не этих ваших домыслов и фантазий. Пока я ваш начальник, я буду придерживаться своей гипотезы. Нулевой гипотезы; и принимать по умолчанию, что не существует связи между двумя наблюдаемыми нами событиями, во всяком случае, пока вы не сможете мне доказать обратное.
Иными словами – If it looks like a duck, swims like a duck and quacks like a duck, then it probably is a duck[1 - Если нечто выглядит как утка, плавает как утка и крякает как утка, то это, вероятно, и есть утка (англ.). – Прим. автора.]. Проще, Ростова, проще нужно быть. А то вас опять поволокло незнамо куда. Я молчу, не прерываю, а вы и рады стараться…
– Я считаю, что «duck-test»[2 - Ути?ный тест, иногда дак-тест (англ. duck-test). – Прим. автора.] хорош, но абсолютно неприменим к нашей ситуации, у нас слишком мало информации, – не сдавалась я. – Я бы здесь процитировала первое следствие закона Мерфи: «Все не так просто, как кажется на первый взгляд».
– Теперь обратите внимание на лица погибших. – Генерал сделал вид, что не слышал ни моей реплики, ни вопроса. – Вне всякого сомнения, все эти люди перед смертью испытали сильный испуг. Причем и в первом, и втором случаях, – генерал повысил голос, но так и не удостоил меня даже взглядом. Хотя по его интонации даже мне стало понятно, что терпение моего начальника уже на исходе.
Но я решила просто так не сдаваться.
– А есть данные, какие повреждения были зафиксированы на телах погибших? Я имею в виду американцев, – спросила я, все еще находясь под впечатлением от увиденного.
– Ну, Ростова, вы как всегда. Слишком много хотите. Американская сторона нам свои результаты, как вы сами понимаете, никогда не предоставит. Поскольку экспедицию они снаряжали в обстановке строжайшей секретности и мы, по идее, о ней ничего знать не должны. Впрочем, я жду дополнительной информации от нашего агента, предоставившего нам эти снимки. Возможно, что-то он и сможет добавить. Но маловероятно. Поскольку наш человек занимает там должность руководителя среднего звена и необходимой степени допуска к секретной информации такого рода не имеет. Но в любом случае он уже и так сделал немало. Так что, за неимением большего, будем исходить из того, что есть. А именно, судя по внешнему виду тел, повреждения если и были, то внутренние. Заслуживает внимания и внешний вид глаз пострадавших. На снимках вы можете хорошо видеть, что глазные яблоки у всех трупов напоминают сваренные вкрутую яйца. Пока это все. Суходольский, вам слово.
– Касательно результатов вскрытия погибших членов экспедиции Тетерникова: внешние повреждения на самих телах незначительные. Ушибы, ссадины. А вот внутренние повреждения достаточно серьезны. В отдельных случаях имеют место даже множественные переломы ребер. Все это, конечно, как вы сами понимаете, никак не может быть вызвано падением с высоты человеческого роста, и, естественно, возникает целый ряд «непоняток». Простите за выражение. Теперь, что касается глаз потерпевших. Состояние сетчатки вызывает еще большее количество вопросов. Дело в том, что у всех членов экспедиции глаза подверглись, как утверждают эксперты, воздействию неизвестного происхождения. Возможно, это было какое-то излучение. Какое, пока не ясно. Но, вне всякого сомнения, оно вызывает полную и необратимую слепоту вследствие сильнейшего ожога сетчатки и следующего за ним обширного отека тканей глазного яблока.
– То есть все члены экспедиции по неизвестной нам пока причине ослепли? А разве сильная вспышка неизвестной природы не может вызвать такого рода повреждения глаз? – не унималась я.
– Нам об этом ничего не известно. Во всяком случае, пока. Хотя, возможно, подчеркиваю, возможно, вы в чем-то и правы. Если все же отталкиваться от официальной версии, то все они погибли от переохлаждения. Вероятно, именно слепота не дала возможности потерпевшим, во-первых, выбраться из-под снега, а во-вторых, развести костер и обогреть себя. Упреждая ваш следующий вопрос, Ростова, сразу уточню: у членов экспедиции следов алкоголя в крови не обнаружено.
– А… – открыла было я рот.
– А тот медицинский спирт, который был во флягах ученых, был именно этиловым, – перебил меня генерал. – То есть метилового спирта у погибших не было. Хотя я понимаю, что на первый взгляд картина смерти от метанола очень типична. И дает полную клиническую картину, возникающую у человека при употреблении внутрь, по ошибке либо в результате чьего-либо злого умысла, метилового спирта. Если, конечно, не брать в расчет состояние тканей глаз потерпевших.
– А вы не допускаете вероятность того, что все-таки мы имеем дело с банальным отравлением метиловым спиртом? – прямо спросила я. – Клиническая картина действительно типична для отравления метанолом. Результаты экспертизы не могли были подтасованы?
– Что вы имеете в виду? – нахмурился генерал.
– Ростова, по-видимому, имеет в виду, что членам экспедиции по ошибке, а может, и умышленно могли выдать вместо безвредного, а в зимних условиях даже полезного медицинского спирта – метанол, – подал реплику Суходольский.
– Вот именно. И чтобы скрыть чью-то преступную халатность, результаты экспертизы… как бы это покорректнее выразиться… ну, немножко изменили, что ли. – развела я руками.
– Ну, допустим, что все так и было. Хотя это и маловероятно, – задумчиво произнес Тарасов. – Но как тогда быть с американской стороной? У них тоже перепутали и выдали отраву вместо качественного продукта? Что-то я не верю в такие совпадения. Кроме того, когда вы ознакомитесь с материалами вскрытия и судебно-медицинской экспертизы, то, вне всякого сомнения, обратите внимания на тот факт, что у потерпевших зафиксированы разной степени ожоги сетчатки. И это – следствие именно внешнего воздействия. А вот какого, это вам, Ростова, и предстоит выяснить.
– Разрешение на эксгумацию мы сможем получить? – решила я сразу взять быка за рога.
– Сможем, – сразу согласился генерал. – Необходимо будет сделать повторную судебно-медицинскую экспертизу. Думаю, что при грамотной аргументации мы получим необходимые бумаги. Хотя подозреваю, что это будет очень непросто, – заерзал начальник в кресле. – В этой связи вам в срочном порядке необходимо подготовить мне обзорную справку по причинам смерти всех участников алтайской экспедиции. В оной все изложить предельно коротко. Отразив только суть вопроса. Все самое, на ваш взгляд, важное. И главное – к завтрашнему вечеру доложить мне рабочие версии. Ростова, вам все понятно? Под рабочими версиями я имею в виду именно рабочие версии. И чтобы ни о каких инопланетянах, шаманах и прочей нечисти я больше от вас не слышал! Свободны! А тебе, Ростова, что, письменное распоряжение нужно? – генерал повысил голос, видя, что я продолжаю сидеть, несмотря на то что остальные ринулись из кабинета, что называется, теряя тапки.
– Товарищ генерал, разрешите задержаться? – спросила я, дождавшись, пока наконец за Суходольским закроется дверь.
– Ну, что там еще у тебя? – устало заворчал Тарасов. – Излагай, только быстро. – И посмотрел на часы: – У меня селектор через десять минут.
– Товарищ генерал, я вас дольше пяти минут не задержу. Может быть, я, конечно, непроходимая дура, но мне пока совершенно неясна задача, которая перед нами стоит. Какова цель всех наших последних, так сказать, телодвижений? Что мы должны найти? Или кого? Понимаете, я не могу плодотворно работать, не видя перед собой конечной цели…
– Да… – развел руками генерал. – Поверить не могу, что во всем нашем отделе только у одного сотрудника возник этот вопрос. – Поскольку времени у нас мало, поясню вкратце. Наша задача – найти бумаги Тетерникова. Выяснить, какими исследованиями он занимался, и если результаты его работ оказались за океаном, то каким образом. А уже имея эту информацию, оценить весь, так сказать, масштаб. То есть дать предварительное заключение относительно того, представляют ли те давние научные наработки профессора в настоящее время какую-либо угрозу обороноспособности нашей страны. А окончательное и авторитетное мнение выскажут уже ученые мужи. Но для этого им нужны документы и научные выкладки профессора Тетерникова. Без них мы не поймем, с каким именно феноменом столкнулись наши ученые. Поняла?
– Теперь более-менее все ясно. Спасибо.
– Ну, а раз тебе теперь все ясно, то вперед и с песнями…
Москва, июль, наши дни
– Наташка, что ты там сегодня так упорно плела генералу про легенды древнего Алтая? – Мишка повернулся и достал из холодильника запотевшую бутылку водки. – Зря ты злишь старика.
– Мы, конечно, не можем судить о том, что именно воздействовало на американских ученых… – проговорила я, задумчиво глядя на Суходольского, накрывающего на стол. – Но вот что касается группы Тетерникова… Понимаешь, Мишка, какая петрушка, в материалах дела зафиксировано, что у членов нашей экспедиции было в общей сложности шесть фотоаппаратов. Два «ФЭДа» и четыре «Зорких». Так вот, эти два «ФЭДа» так и не нашли, но вот остальные аппараты были обнаружены и приобщены к делу. И самое интересное то, что в одном аппарате хорошо сохранилась отснятая пленка. Мне удалось посмотреть несколько снимков, сделанных членами экспедиции. Так вот, на последнем кадре пленки, заряженной в фотоаппарате «Зоркий», запечатлена очень яркая вспышка. По данным экспертизы, это именно вспышка света, причем очень мощная, засветившая почти весь кадр. О дефекте пленки в данном случае речь не идет. Мало того, ты обратил внимание, как генерал рявкнул на меня, едва я заикнулась про группу Дятлова? А ведь дятловцы погибли при точно таких же обстоятельствах! Конечно, навскидку, но параллель – налицо. Как думаешь, чего это Тарасов так взъелся, услышав о Дятлове?
– Наташка, ты же знаешь, – Суходольский ловко свернул пробку с аппетитно запотевшей бутылки водки и продолжил, – старик терпеть не может всех этих твоих мистических составляющих. А на Урале… Нет, ты только почитай, что в интернете про экспедицию Дятлова пишут. То это инопланетяне, то испытания секретного оружия, то… Генерал дал тебе понять, чтобы ты не лезла туда. Вот и не лезь.
– Ладно. Его недвусмысленный намек я поняла, все же не дура. Но согласись – все равно это странно.
– Ростова, ну что ты за человек такой непонятливый? Тебе сказали заниматься Алтаем, а ты уже на Урал нос суешь!
– Ладно, поняла я. Хотя, насчет интернета… Я посмотрела мельком… Там, на Урале, тоже нашли несколько фотоаппаратов, и на одном снимке – такая же вспышка…
– Ростова! Садись уже за стол и забудь про Урал. Там и без нас разберутся.
– Уже забыла. Вернемся к Тетерникову. Вот скажи мне на милость, что могло на столь удаленном и труднодоступном горном плато дать такой яркий световой эффект?
– Наташка, ты просто неисправима. Да такой эффект могло дать все что угодно. Бортовая фара воздушного судна, например, – предположил Мишка, продолжая ловко кромсать докторскую колбасу.
– Мимо. Я уже проверила. Над этим районом в 1959 году не было зарегистрированных воздушных коридоров. И потом, члены группы Тетерникова были отнюдь не дикарями, и их, согласись, вряд ли бы так сильно напугал мирно следующий своим курсом воздушный лайнер. И уж тем более я абсолютно уверена, что прожектор, каким бы мощным он ни был, вряд ли способен вызвать у человека такой сильнейший ожог сетчатки, следствием которого стала бы полная и необратимая слепота. Хотя знаешь… – задумалась я на секунду, – надо проверить, а не было ли, ну так, чисто случайно, у кого-нибудь из членов экспедиции телескопа? Я где-то читала, что если посмотреть в мощный телескоп на солнце, то можно ослепнуть… Хотя нет, все это бред сивой кобылы. Не могли же все девять человек смотреть в телескоп одновременно. Да и портативных телескопов, в смысле переносных, тогда еще не выпускали…
– Ну не знаю, – пожал плечами Суходольский, – ладно, давай по маленькой, а потом покумекаем. – Мишка выпил, закусил хрустящим огурчиком и, откинувшись на спинку стула, спросил:?—Слушай, Ростова, а ты сама-то во все это веришь? Только честно? И потом, откуда, по-твоему, Тетерникову было известно о местонахождении пещеры с мумией? Все это как-то шатко. Ты не находишь?
– В общем-то, нахожу. Но все равно в этом всем есть что-то такое. Понимаешь, в материалах дела упоминается о каком-то древнем скифском щите. Якобы профессор взял его из Исторического музея для исследования, причем всего за несколько дней до того, как отправиться в экспедицию. И не вернул. А при обысках на квартире и в кабинете профессора реликвию так и не нашли. Хотя вывезли, по словам вдовы, все что можно, включая даже мебеля. Для чего-то же он этот щит взял? И не просто забрал из музея, а, по всей вероятности, еще и потащил с собой в экспедицию. Непонятно. Может, именно на щите было что-то написано про пещеру или о том, как ее найти? Ладно, завтра утром, – я посмотрела на часы, – часикам к десяти заеду к вдове профессора, нам нужно получить ее согласие на эксгумацию. Если все будет нормально, отзвонюсь тебе. А ты с утреца дуй прямо к генералу, заберешь у него постановление на эксгумацию. Потом бери за хобот следователя и сразу – на Ваганьково. Надеюсь, с эксгумацией ты справишься и без меня.
– Но, Наташка… – попробовал завести старую пластинку Суходольский.
– Ладно. Пошутила я. Завтра на Ваганьково вместе поедем. Все равно мне туда Маргариту Петровну везти. Заодно папину могилу навещу.
Москва, Ваганьковское кладбище, июль, наши дни
Следователь прокуратуры, молодая красивая девка из нашего Следственного управления, сразу видно, вчерашняя выпускница Академии, вырядилась на подобного рода следственное действие, мягко говоря, слегка вызывающе. Молодежный тонкий пуловер, переливающийся всеми цветами радуги, яркая клетчатая мини-юбка. Завершали прикид цветные полосатые гольфы, как у клоуна, и кроссовки совершенно невообразимого ядовито-желтого цвета.
– Ну и цаца, – присвистнул Суходольский, едва она вылезла из черной служебной «Волги», поправила роскошные темные волосы, упавшие на лицо, и стремительным шагом направилась к нам.
– Всем привет, – панибратски поприветствовала она нас, хотя видела впервые. – Ну что, все в сборе? Вдова и понятые на месте? Возражений не имеется?
– Маргарита Петровна не вдова, а мать, – тихо поправила я ее.
– Хорошо. Я вас услышала. Судмедэксперт на месте? Отлично. Понятые? Это, я вижу, вы, молодые люди?