Престижное удовольствие. Социально-философские интерпретации «сериального взрыва»

Как считает исследователь репрезентации теории заговора в популярной культуре Питер Найт, убийство Кеннеди стало «первосценой постмодернизма» в политике – оно на долгие годы определило координаты для функционирования медиакультуры. Упоминаемый американский марксистский философ Фредрик Джеймисон отметил, что убийство Кеннеди стало таким важным для истории современной Америки не потому, что на президента возлагали большие надежды (на момент смерти популярность Дж. Ф.К. была не так высока), но потому, что это стало «инаугурационным событием» для 1960-х и нескольких последующих десятилетий и имело далекоидущие последствия. Реакция на все остальные громкие убийства или покушения (Мартин Лютер, Малколм Икс, Рональд Рейган) строилась в соответствии с уже имеющимся опытом понимания, как про это говорить и как думать. Но, как отмечает Джеймисон, все это было блеклыми копиями того впечатляющего момента, отмеченного «шоком коммуникационного взрыва». Опять же дело не в том, что нация приобрела новый коллективный опыт восприятия доселе неизвестного события, но в том, что событие ознаменовало новую эпоху медиакультуры. Шестидесятые «…начались, можно сказать, с этой смерти, но не в силу этой утраты или динамики коллективного горя, а потому, что это был повод (как позже май 1968 года) для шока, вызванного коммуникационным взрывом, который мог и не иметь дальнейших последствий для системы, но в сознании все равно оставил шрам, нанесенный радикальным отличием, в какой-то момент осознанным, опытом, к которому коллективная амнезия бесцельно возвращается в более позднем забвении, воображая, что она размышляет над травмой, тогда как на деле пытается породить новую идею утопии»[27 - Джеймисон Ф. Постмодернизм, или Культурная логика позднего капитализма. М.: Издательство Института Гайдара, 2019. С. 684.].

Вот всего лишь несколько примеров отражения убийства Кеннеди в популярной культуре. Оливер Стоун снял фильм про убийство Кеннеди в тот момент, когда еще пользовался уважением на Западе (американские СМИ в последние годы не жалуют Стоуна, особенно после того, как он снял документальный фильм о Владимире Путине). Картина «Дж. Ф.К.» в принципе стала одной из самых известных картин Стоуна. Например, другой его байопик про американского президента, «Никсон» с Энтони Хопкисном, не обрел такую же репутацию, как «Дж. Ф.К.». Кстати, все это подтверждает высказывания Бодрийяра и Джеймисона. Кроме того, про Кеннеди писали такие именитые литераторы, как Томас Пинчон и Дон Делилло. Написал про него и Стивен Кинг, текст в итоге лег в основу сериальной экранизации «11.22.63», о которой пойдет речь ниже.

Конечно, Дж. Ф.К. стал темой популярной культуры именно потому, что был трагически убит, так и не успев воплотить свои планы на посту президента. И во многом вся литература или же кинопроизведения на эту тему, так или иначе, строятся на версиях его убийства, зачастую имеющих весьма конспирологический характер. Более того, «убийство Кеннеди» стало синонимом самого понятия «конспирологическая теория», как отмечает Питер Найт[28 - Найт П. Культура заговора: от убийства Кеннеди до «Секретных материалов». М.: Ультракультура 2.0. С. 143.]. В целом подробный обзор того, какое отражение получило убийство Кеннеди в популярной культуре, включая художественную литературу, можно прочитать в книге Найта. Исследователь замечает, что из массовой культуры тема убийства Кеннеди никогда не исчезала надолго. Однако книга Найта была написана в 2000 году, и вопрос состоит в том, остается ли Кеннеди для современного общества все еще важной фигурой, а если даже и нет, то актуальна ли теория заговора его убийства. Ввиду размаха, с которым отмечался столетний юбилей Дж. Ф.К., можно сказать, что он все еще важен. А что же с культурой? Здесь Найт тоже оказывается прав. Например, в апреле 2011 года на экраны вышел телевизионный сериал «Клан Кеннеди», а в 2016-м – упоминаемый выше «11.22.63».

И все же в 2017 году в популярной культуре интерес с самого Кеннеди сместился на его супругу Жаклин. Так, в феврале 2017 года в прокат вышел фильм «Джеки», который трижды номинировался на «Оскар», но не получил ни одного, а также продолжение сериала «Клан Кеннеди: после Камелота». Если учесть, что продолжение посвящено не Роберту Кеннеди, а Жаклин, то это кое о чем говорит. История начинается с убийства Роберта, и таким образом промежуток между смертью Дж. Ф.К. и Роберта фактически остается неосвещенным. Ясно одно: в 2017 году зрителям показывали Жаклин.

Но давайте вернемся к двум ключевым сериалам про самого Дж. Ф.К. Важно то, что они принципиально разные. Первый максимально реалистичный, исторический и претендует на объективность. «Клан Кеннеди» – это взгляд на то, как Дж. Ф.К. пришел к власти и в итоге был трагически убит. Второй – фантастический, драматический и, по большому счету, вообще не про Дж. Ф.К. Это субъективный взгляд, фантазии на тему возможности разобраться в том, что произошло 22 ноября 1963 года, до того, как это случилось. И хотя Кеннеди остается ключевой темой сериала и одной из главных проблем, все, что мы видим, происходит с другим главным героем. В этом смысле оба сериала как бы дополняют друг друга – объективный реализм уравновешивается субъективной исторической фантастикой.

Сериал про одну из самых любимых и популярных семей в США – семью Кеннеди – с успехом прошел на экранах американских телевизоров в апреле 2011 года. Восемь серий по сорок минут каждая зрители могли наслаждаться рассказом о персонажах американской истории – рассказом, который берет начало с выборов «Джека» и заканчивается убийством «Бобби». Хотя, надо сказать, в основном повествовании есть и флэш-беки в еще более далекое прошлое, например история о рьяном желании Джозефа Кеннеди-младшего стать президентом Соединенных Штатов. В целом это качественный телевизионный продукт со звездами первой величины.

Главный плюс сериала в том, что он жестко концентрируется исключительно на внутрисемейных отношениях и касается других тем лишь походя – для того чтобы показать, как повели себя герои в некоей ситуации и каким образом те или иные события отражались на их общей жизни. Так, в каждой серии речь идет о той или иной проблеме, с которой сталкивался Джон Фицджеральд Кеннеди, будучи президентом: об операции в Заливе свиней, о сегрегации, о конфликте с Эдгаром Гувером, о многочисленных интимных «тайных связях», в том числе и с Мэрилин Монро. Несмотря на то что в сериале зрителю показали и многочисленных любовниц Джона, и мафию, с которой у семейства была связь, и, пускай хотя бы походя, Ли Харви Освальда, в шоу все же нет ни изобличительных историй о том, кто же все-таки убил братьев Джона и Роберта, ни других конспирологических сюжетов, витающих вокруг клана. Все исторические события фильма – лишь фон одного сюжета.

И поскольку про Кеннеди и без того все знают всё, а некоторые – и того больше (это, конечно, касается неразгаданных загадок, связанных с кланом), то в данном случае мы будем говорить исключительно о сериале и о том, как именно были изображены герои, независимо от того, насколько образ персонажей, представленных в шоу, вписывается в наши представлении о них. Если бы нам пришлось найти концептуальную рамку, чтобы описать этот восьмисерийный фильм, то можно было бы предложить слово, которое как нельзя лучше описывает патронаж-клиентельные отношения клана – «патернализм». Это слово происходит из латинского языка и в самом широком смысле означает покровительство старшего (а лучше сказать – отца) по отношению к младшим, что предполагает уважение и покорность со стороны подопечных. И хотя сторонники так называемой «Теории», все еще сильного течения в кинематографических исследованиях, настаивают на том, что любой фильм нужно интерпретировать, исходя из философских разработок Маркса, Фрейда и Лакана, этот подход во многих отношениях является ограниченным. Ограниченным потому, что лучше всего модель клана Кеннеди помогает описать не психоанализ, а, скажем, теория французского политического мыслителя и юриста XVI столетия Жана Бодена. Что же это за теория?

Вслед за Аристотелем Жан Боден предлагает рассматривать отношения в «семействе» в трех аспектах: отношения мужа и жены, отца и детей, господина и раба. Третий пункт мы вычеркиваем за ненадобностью. Касательно супружеских связей, говорит Боден, власть всякого государства основывается именно на них, и, сказав «да», женщина подпадает под власть мужчины настолько, что он становится руководителем всех ее действий. Однако есть и исключение: если муж не является главой семьи и, в свою очередь, подвластен отцу, то он теряет права руководить женою. Боден настаивает, что семейная власть должна быть едина, иначе в семье будут конфликты. Примерно так и ведет себя Джозеф Кеннеди-старший (Том Уилкинсон), глава клана. Он не только позволяет себе принимать решения единолично, например не обговорив с женой того, что договорился сделать лоботомию их умственно неполноценной дочери, но еще и указывает на место Жаклин (Кэти Холмс), когда та собралась оставить мужа. Что характерно, те же беседы ведет с Жаклин и ее свекровь, призывая невестку быть хранительницей семьи, пусть муж и гуляет направо и, по большей части, налево. Что касается детей, то Боден отдает отцу еще большие права над ними, мотивируя это тем, что отеческая власть – столб государства, ведь это единственная власть, созданная природою по образцу всемогущего Бога. Именно этой властью Джозеф Кеннеди-старший в сериале упивается. Он предстает человеком, уже давно принявшим решение за своих детей, чем и как они будут заниматься в будущем. Хотя по большей части внимание в сериале уделяется Дж. Ф.К. в исполнении Грега Киннера, главный персонаж шоу все же – Джозеф Кеннеди-старший. Недаром сериал заканчивается тем, как он, будучи парализованным, беспомощным стариком, пережившим своих сыновей, карьеры которых оборвались столь трагически, вспоминает, как они узким семейным кругом отмечали с шампанским избрание Джека (то есть Джона Кеннеди) президентом Соединенных Штатов.

Отношения отца «семейства» с тремя сыновьями, занимавшимися политикой в 1950-е и 1960-е, можно было бы описать цитатой из сочинений Петра Ершова. Как говорится в «Коньке-горбунке»: у старинушки три сына. Старший умный был детина. Средний сын – и так и сяк. Младший вовсе был дурак. Умный, старший сын Кеннеди, Джозеф-младший, погиб на войне, на которую пошел лишь потому, что хотел получить медаль, ведь это чрезвычайно сильно помогло бы его политической карьере. Отец прочил ему будущее в большой политике, и, когда сына не стало, он переключился на то, чтобы продвигать на самый верх политического Олимпа среднего. Правда, этот не был столь целеустремленным и алчущим власти и, по его же словам, не хотел быть президентом, а мечтал всего-навсего преподавать в университете и бегать за девушками. Тем не менее отец его образумил и президентом все же сделал. Сложнее всего было с Бобби: он не изменял жене, обожал своих многочисленных детей, не хотел делать политическую карьеру и, когда брата избрали президентом, настаивал на том, что более не будет иметь дело с политикой. Ну, действительно, не дурак ли? Очень примечательно, что в последней серии «Клана Кеннеди», во время одного из многочисленных флэшбеков, этот хороший, добрый молодой человек показывает воистину «дурацкую удаль», когда напоминает отцу, что энергию «Джека» нужно беречь и неплохо было бы использовать козырь в политической игре – их маму. Этот же «козырь» он положит на стол политической игры и во время своей президентской избирательной кампании.

В целом же, если как-то и можно охарактеризовать Джозефа Кеннеди-старшего, то термином «инстинктивный макиавеллист». Определенно, все те конкретные исторические кейсы, которые описывал в своем «Государе» Макиавелли, не были актуальны для Кеннеди, да он вообще мог о них позабыть. Зато он удачно использовал все возможности, в том числе и весьма грязные, чтобы обеспечить победу старшему сыну, «Джону», сначала в Сенате, а затем и в президентской гонке. Но этим его «макиавеллизм» не ограничивался. Как известно, Макиавелли написал не только «Государя». В другом своем сочинении «Рассуждения о первой декаде Тита Ливия» он говорит о том, что политику должно иметь главную политическую добродетель – патриотизм. Именно ее и проповедовал Кеннеди-старший. Он не один раз повторяет: эта страна дала мне и моей семье все – деньги, славу и почести, – почему бы мне не отплатить ей? Иногда в разговорах Кеннеди-старший использует карту патриотизма в качестве последнего аргумента. И, что важно, как показывает нам сериал, у нас нет права сомневаться в его искренности, так как делается это не на публику.

Пусть старший Кеннеди не во всем прав, но это его решения и его отеческая власть. Все начинает идти под откос именно тогда, когда дети отвергают власть отца. На протяжении половины сериала Джозеф-старший руководит сыновьями и говорит им, кто, чем, когда и где будет заниматься; оплачивает победу сына и не устает напоминать об этом; вмешивается в межличностные отношения детей и их жен; пытается решать вопросы за спиной «своих мальчиков», например посещая чикагскую мафию с тем, чтобы та помогла Джеку одержать победу в городе. Он важно принимает посетителей в своем кабинете и гордится тем, кем стали его сыновья. Но вот он допускает ошибку: его младший сын, занимая пост генерального прокурора, начинает преследовать тех самых людей, что помогли «Джеку» в Чикаго. И хотя сам отец не заключает договоренностей с мафией, это за его спиной делает Фрэнк Синатра, любимец клана Кеннеди. Так или иначе, проблема есть, и у всемогущего Кеннеди не получается решить ее самостоятельно. Тогда сыновья приглашают его в Вашингтон, чтобы объяснить, что тот должен отойти от дел. В тот самый момент система дает сбой: дети больше не уважают отца, хотя и безмерно благодарны ему; он им не нужен. Патернализм больше не работает. По возвращении Кеннеди-старший впадает в депрессию, не играет в гольф, не ест, и спустя короткое время его постигает инсульт. Всю оставшуюся часть сериала он будет сидеть в инвалидном кресле и смотреть в телевизор, наблюдая за успехами сыновей и не имея ни малейшей возможности хоть как-то повлиять на ход истории. Что поделать, видимо, таков бывает удел патернализма.

Каким же образом про Кеннеди повествуется в сериале «11.22.63»? Главный герой, Джейк Эппинг (Джеймс Франко), работает учителем литературы в старшей школе. У него непростой этап в жизни: он разводится со своей чернокожей женой, и, кажется, инициатором разрыва был не он. В этот момент Эл Тэмплтон, владелец кафе, куда Джейк постоянно приходит есть бургеры, рассказывает Джейку, что в подсобке заведения есть дыра, которая позволяет путешествовать в прошлое, а именно всегда в 1960 год и всегда в определенное место. И сколько бы путешественник во времени ни пробыл в прошлом, если он вернется назад, с того момента пройдет всего две минуты. Эл делится тайной с Джейком потому, что у него рак и он не успел закончить свои планы – понять, что же все-таки случилось 11 ноября 1963 года. Эл отдает Джейку все собранные им материалы, благословляет его в путь и умирает. И хотя к сюжету сложно предъявлять претензии, потому что история рассказана именно так, а не иначе, все же мы должны отметить высокие моральные принципы Джейка. Окажись в 1960 году кто-то еще, зачем ему рисковать жизнью и пускаться в авантюры, если можно просто хорошо проводить время в прошлом и заниматься там своими делами? Видимо, Джейк, как и Эл, является человеком с целью: вместо того чтобы предаваться удовольствиям (например, в 1960 году было «все вкуснее»), Джейк решает изменить историю и помешать убийству Кеннеди. Что же происходит в итоге?

Джейк пытается исправить некоторые другие неприятные случаи, которые произошли в прошлом. В частности, сделать так, чтобы мужчина не убил почти всю свою семью. Единственный выживший тогда ребенок, получив психическую травму, вырос и стал уборщиком в школе, где преподает Джейк. Кроме того, Джейк знакомится с Биллом Теркоттом, который начинает помогать Джейку в расследовании. Они поселяются рядом с Ли Харви Освальдом, ведут прослушку, параллельно следя за теми, с кем он был связан, или теми, кого отметил в своем досье Эл. Но главное, Джейк влюбляется в Сэйди Данхилл и заводит отношения с ней. Из-за всех его новых контактов с людьми прошлого и вообще социализации в 1960-х происходит много непредвиденного. Возникает конфликт с Биллом, что не приводит ни к чему хорошему, Джейку не раз угрожает смертельная опасность, когда он решает разобраться с мужем-диктатором, в итоге убившим семью, и т. д. В конце концов муж Сэйди, с которым она рассталась, но не развелась, тоже начинает преследовать пару, и девушка в итоге получает серьезные травмы. Да, как говорится в сериале, прошлое сопротивляется, когда его пытаются изменить. Однако Джейку все равно.

Помимо фоновой политической линии с расследованием, в шоу обсуждаются важные социальные проблемы. Оказывается, 1960-е не были такими уж идеальными, какими кажутся на первый взгляд: чернокожих обязательно не уважают, женщины, конечно, не могут получить развод, домашние тираны могут делать с женами все что заблагорассудится, а в благопристойных школах не позволяют читать «Над пропастью во ржи» и т. д. Одним словом, старые добрые темы либералов – расизм, сексизм, цензура и ретроградство. Но что с заговором? Как бы ни шел Джейк по следу Освальда, какие бы предположения ни строил и какие бы открытия ни совершал, общая картина все равно остается неясной и со множеством неизвестных элементов. То есть ключевой тезис «11.22.63» таков: даже зная, что случится, и имея все возможности для расследования, понять, что привело к убийству Кеннеди, невозможно. Важно, что как таковой конспирологии в сериале нет – есть лишь домыслы и художественный вымысл создателей. Сам жанр и развитие сюжета подсказывают нам, что к идее расследования убийства Кеннеди не нужно относиться слишком серьезно. В конце концов, можно сказать, что главным теоретиком заговора оказывается сам Джейк: это он строит догадки о том, кто с кем связан и что в итоге будет, а история между тем идет своим чередом.

Основная же мысль сериала, конечно, в другом. Прошлое принадлежит истории, и его нужно оставить в покое. Дело в том, что Джейк все же предотвратил убийство Дж. Ф.К. и, вернувшись в настоящее, обнаружил жуткую картину. Всюду разруха, по улицам ходят редкие люди в лохмотьях и т. д. – постапокалипсис сегодня. Джейк встречает на улице Харри Данинга, того самого, что работа(ет)л уборщиком в школе, и тот рассказывает, что нынешняя ситуация стала таковой благодаря Кеннеди. То есть самый прогрессивный президент, на которого возлагали такие большие надежды, натворил бед. Придя в ужас, Джейк бежит назад к «черной дыре», чтобы перезапустить прошлое и вернуть все на свои места. Иными словами, сериал говорит нам: мы живем в лучшем из возможных исторических миров, и, что бы ни казалось нам ужасным из случившегося сегодня, все равно это окажется для нас наибольшим благом.

И раз прошлое нельзя трогать, следовательно, Джейк должен отказаться от того, чтобы быть вместе с Сэйди. Так, «11.22.63» оказывается примерно тем же, чем и «Титаник» Джеймса Кэмерона: эпохальные исторические события – лишь фон для романтической истории, которая должна закончиться смертью или расставанием. Последний, восьмой эпизод посвящен рассказу о том, чем стало бы будущее, останься Кеннеди в живых, но больше все же романтической линии. Фактически в сериале без каких-либо последствий можно было оставить две серии, первую и последнюю: вся суть именно в них. Вернувшись в настоящее, Джейк решает проверить, что стало с Сэйди. Он отправляется в город, где она живет, и приходит на вечер, организованный в ее честь. Джейк приглашает ее на танец и спрашивает, счастлива ли она. И да, Сэйди прожила хотя и не без трудных моментов (вероятно, имеется в виду ее неудачное замужество), но все же счастливую жизнь без Джейка; она счастлива. Равно как счастливы и все остальные. С 1960-го и по 2017 год история и в глобальном (для всех), и в личном плане (для каждого) не могла сложиться лучшим образом.

Но что делает два этих разных сериала такими похожими в контексте заданной нами изначально темы популярности Кеннеди в массовой культуре, на что указал еще Питер Найт? Дело в том, что если Найт совершенно прав в главном (Кеннеди востребован в популярной культуре, и два разбираемых сериала – тому подтверждение), то в двух оценках он заблуждается, что опять же доказывают два этих сериала. Как бы ни были непохожи друг на друга два этих шоу, они сходятся в одном. «Клан Кеннеди» старается быть объективным: в нем важна не столько история убийства президента, сколько сам политический портрет Дж. Ф.К. и его семьи. Оказывается, что рассуждения Бодрийяра и Джеймисона сегодня не так актуальны: американским лидерам теперь вовсе не обязательно платить по счетам за смерть Кеннеди, а медиакультура с тех пор изменилась радикальным образом. Кеннеди может быть интересен для культуры и без теории заговора. «11.22.63» фактически расправляется с другим ключевым тезисом Найта. А сформулирован этот тезис так: «Таким образом, в разных сферах массовой культуры убийство Кеннеди рисуется не просто как особенно яркая встреча с историей, творящейся на глазах у современников, и даже не как своего рода водораздел между двумя историческими эпохами, но в качестве причины, вызвавшей исторический упадок»[29 - Найт П. Культура заговора: от убийства Кеннеди до «Секретных материалов». М.: Ультракультура 2.0. С. 148.]. И если раньше это утверждение точно было истинным, теперь ситуация, кажется, изменилась. Идея о том, что останься Дж. Ф.К. в живых, и американская история была бы совсем иной, то есть куда лучше, чем есть сейчас, оказывается упраздненной. Никакого упадка, только процветание.

В конце концов, не умри Кеннеди, смотрели бы мы сегодня такие интересные сериалы, ему посвященные, читали бы тексты Делилло и Пинчона? И, конечно, Кинга? Существовала бы вообще популярная культура?

Это – Англия. «Шерлок», «Черное зеркало» и «Утопия»

Упоминавшася во ведении культуролог Инна Кушнарева, исследуя «сериальную ре(э)волюцию», отмечает в своей статье «Как нас приучили к сериалам», что до сих пор существовало две модели телевидения – британская и американская[30 - Кушнарева И. Как нас приучили к сериалам // Логос. 2013. № 3. С. 10–11.]. Вторая ориентирована на коммерческий эффект, а следовательно, на развлечения. Американские сериалы всеми силами стараются адаптироваться к вкусам телезрителя, ориентируясь на рейтинги и внимание особенно преданной аудитории. Как пишет Кушнарева, в последнее время сериалы «социализируются»: несмотря на то что у некоторых шоу может быть не так много зрителей, важно, чтобы их обсуждали в социальных медиа и вообще всячески продвигали в сфере популярной культуры. К этому можно было бы добавить, что многие сериалы «социализируются» между собой, постоянно ссылаясь друг на друга или на топовые вещи, вошедшие в пантеон современной культуры. Британская модель совсем иная. Англичане стараются уравновесить развлечения приобщением зрителя к высокой культуре, преследуя просвещенческие цели. И хотя такой левый философ, как Марк Фишер, позитивно относится к подобной патерналистской модели телевидения, считая подобный подход более умным и прогрессивным, более востребованными сегодня все же являются американские сериалы. Не так много британских шоу, которые бы были у всех на слуху и пользовались спросом. Наиболее важными английскими сериалами остаются «Шерлок», «Черное зеркало» и «Утопия».

В этом смысле более чем показательно, что только один из трех сериалов произведен Би-би-си. Это, разумеется, «Шерлок». Именно Би-би-си олицетворяет собой британский культурный патернализм в рамках телевидения. И мы видим, что фактически «Шерлок» является «имперским проектом». Хотя это развлекательное шоу, оно все же возвращается к корням – классической британской культуре и ее национальной гордости. А вот два других сериала представляют собой своеобразную конкуренцию патерналистским установкам Би-би-си. Оба сериала транслировались и некоторым образом даже производились компанией Channel 4[31 - «Утопию» сделала компания Kudos Film and Television для Channel 4, а «Черное зеркало» было сделано при посредничестве Channel 4.], ориентированной преимущественно на развлекательный контент. Изначально Channel 4 импортировал американские сериалы, однако, впоследствии осознав, как и американские компания HBO и Netflix, что в новых условиях необходимо создавать что-то свое, стал производить собственные продукты. И тогда уже британскую продукцию стали закупать американцы. Показательно, что это была компания Netflix. «Черное зеркало» и «Утопия» отличаются от монументальности и некоторой заносчивости «Шерлока». Но и они далеки от того, чтобы быть исключительно развлекательными продуктами. «Черное зеркало» слишком моралитарское шоу без всепроникающей иронии, а «Утопия» представляет собой сложное социально-политическое высказывание, аналогов каковому среди американских шоу не так уж и много.

«Шерлок» оказался одним из самых популярных не только британских сериалов, но и западных сериалов вообще. Фактически шоу, стартовав в 2010 году, стало важной частью сериального бума. С «Шерлоком» Великобритания наконец смогла составить хоть какую-то конкуренцию Соединенным Штатам. Не случайно американцы, признав первенство англичан, почти мгновенно сняли ремейк «Элементарно», пригласив на главную роль британского актера Джонни Ли Миллера. Так ли много в последнее время было американских ремейков британских сериалов? Разговоры были, например, о том, что Дэвид Финчер переснимет «Утопию» для американской аудитории, но в итоге проект не состоялся. Конечно, это не гонка вооружений, но «Шерлок» по праву может быть национальной гордостью Великобритании: его смотрел весь мир и смотрит до сих пор.

Каким образом можно объяснить феноменальный успех сериала? Игрой Бенедикта Камбербэтча? Да, но скорее это он прославился, сыграв очередного Шерлока. Благодаря статусу литературного источника и вообще месту персонажа Шерлока Холмса в популярной культуре? Но в таком случае от шоу нельзя было ожидать какого-либо прорыва. Ведь это могло оказаться всего лишь очередной экранизацией хорошо знакомой истории или же ее вариацией. А вариаций легенды о Шерлоке Холмсе было немало. Возможно, отчасти именно в возвращении к классике следует искать секрет успеха сериала.

Некоторые авторы делали с Шерлоком то, что, скажем, Том Стоппард делает с сюжетами и продуктами истории культуры от Шекспира до Александра Герцена и других русских радикалов XIX столетия. Так, Николас Мейер написал знаменитую книгу «Семипроцентный раствор» (или «Вам вреден кокаин, мистер Холмс»). В версии Мейера Холмс, страдая от кокаиновой зависимости, все более деградирует, и Ватсон, опасаясь за здоровье друга, делает так, чтобы Шерлок последовал за профессором Мариарти, скромным ученым, относительно которого параноит Холмс, в Вену. Однако это ловушка: приехав в Австрию, Холмс попадает прямиком к Фрейду (тоже знавшему толк в кокаине), который и должен помочь Холмсу избавиться от аддикции и прийти в себя. Книга Мейера вышла в 1974 году, а в 1976 году была экранизирована.

Или другая версия. Доктор Ватсон (Бен Кингсли), как очень умный человек, однажды помог инспектору полиции раскрыть преступление. Однако он, ожидая назначения в штат одного консервативного университета, не мог присвоить славу себе, в противном случае его бы никуда не взяли. Поэтому Ватсон придумал Шерлока Холмса и стал публиковать про него рассказы в прессе и журналах, естественно, раскрывая все преступления самостоятельно. Но однажды от Ватсона потребовали представить Холмса миру, и тогда Ватсон нанял безработного актера-неудачника (Майкл Кейн) изображать гениального сыщика, что положило начало их приключениям. Таков взгляд на историю детектива в фильме «Без единой улики» (1988). В 2019 году мир увидел очередную комедию Стивена Коэна на ту же тему – «Холмс и Ватсон», получившую в итоге очень много золотых малин как худшее кино. И хотя фильм имеет крайне низкие оценки, сама попытка сделать историю про приключения двух детективов «американской комедией» достойна уважения и даже восхищения.

Это лишь некоторые примеры того, как культура переосмысляла легенду о Шерлоке Холмсе. В то же время Холмс, каким его изобразил Конан Дойл, все более вытеснялся из культурного контекста, что мы и наблюдаем сегодня. Кульминацией этого тренда могла стать версия жизни Шерлока Холмса Гая Ричи, в которой жанр детектива превращался в чистый экшен. Вероятно, в 2010 году стоило всего лишь представить, а что бы было с прописанным Дойлом Шерлоком, живи он сегодня, и прийти к успеху. Но ничего особенного не было. Ватсон вел бы блог, а Шерлок бы лепил на себя никотиновые пластыри, распутывая те же самые дела, что и в XIX веке. То есть мир хотел бы увидеть что-то проще, чем боевик от Гая Ричи, который, впрочем, тоже был интересным вариантом. Дело в том, что Ричи мог подготовить почву для успеха сериала. Посудите сами: сначала вам показывают неклассического Холмса в классической ситуации (время действия и сюжетная линия), а затем предлагают прямо противоположное – классического Холмса в неклассической ситуации. «Шерлок Холмс» Гая Ричи вышел в 2009 году, а сериал «Шерлок» – в 2010-м. И хотя это трюизм, но нелишним будет сказать, что чем дальше сценаристы «Шерлока» отходили от литературного источника, тем больше зрители негодовали по поводу сериала. Достаточно вспомнить, с какой ненавистью зрители выплескивали свои эмоции в социальных сетях в момент трансляции третьего и четвертого сезонов шоу. Да, это старый анекдот: кормежка в этом санатории ужасная, но порции такие маленькие.

Однако, вместо того чтобы радикально разворачивать сюжет, создатели могли остановиться на изначально выбранной ими стратегии – обыгрывать те социальные аспекты современной истории о Холмсе, которые закономерно могут вызывать вопросы сегодня. В частности, это вопрос о близости отношений между Холмсом и Ватсоном – в конце концов, эта одна из основных линий первого эпизода «Этюд в розовых тонах» (сезон 1, серия 1).

Итак, мы видим, что Холмсу симпатизирует девушка, которая специально красит губы, зная, что встретит его. Вместо того чтобы сделать комплимент или просто не обратить внимания, Шерлок издевается над ней, намеренно акцентируя то, что он заметил ее макияж, а после заявляя, когда она его стерла, что с ним ей было лучше. Иными словами, нам дают понять, что Шерлок не интересуется этой женщиной, а возможно, женщинами вообще. Мы очень быстро выясняем, что он проживает один и ему нужен сосед. В чем причина того, что Шерлок одинок? Несносный характер? Обычный путь гения? Когда Холмс приводит показать квартиру доктору Ватсону, то миссис Хадсон предупреждает, что наверху дома есть другая спальня, «конечно, если им нужна другая спальня, и они не будут жить в одной комнате. Ватсон немного смущается и говорит, что у них не такие отношения, на что миссис Хадсон отвечает, что сегодня всякое может быть. Иными словами, она намекает, что Холмс и Ватсон могут быть парой. И хотя нам известен феномен броманс – тесных несексуальных отношений между двумя представителями мужского пола, – «соседи» только что познакомились и не могли так быстро сблизиться. И если между ними еще не упрочилась дружба, почему Холмс мгновенно прикипел к Ватсону? Симпатия? Какого рода?

Со стороны создателей сериала эти намеки на нетрадиционные отношения Шерлока и Ватсона являются сознательным заигрыванием со зрителем, что очень важно. Нам не говорят сразу, что между ними ничего не будет, и мы какое-то время ожидаем, пока кто-то из героев не расставит все по своим местам. Самое удивительное в том, что когда Холмс говорит, что ему неинтересны женщины, а Ватсон пытается сказать Холмсу что-то такое, отчего тот мог подумать, что Ватсон – гомосексуал, то Шерлок реагирует: «Простите, но нет». В чем дело? Только что Холмс по мельчайшим деталям определял психологические портреты людей, а тут не разглядел в своем соседе гея?

Этот вопрос, например, не возникает во время просмотра фильма Гая Ричи, в то время как в «Шерлоке» на протяжении первого эпизода к этой теме возвращаются не раз. Таким образом, нас какое-то время водят за нос, прежде чем раскрыть карты. И это самое главное. Это создавало сериалу атмосферу загадки в уже знакомом детективе: действительно, все действие же происходит в наши дни, что там можно додумать? И если бы такие вещи присутствовали во всем сериале, было бы куда лучше, чем то, к чему в итоге пришел четвертый сезон. «Шерлок» стал очень плохой версией «Шерлока Холмса» Ричи – неклассическим Холмсом в неклассической ситуации. Но даже несмотря на это, сериал навсегда останется в истории популярной культуры как маленькая победа Англии в большом сериальном соперничестве с США.

Другой английский фаворит тех, кто любит сериалы вообще, а не только английские детективы, это, конечно, «Черное зеркало» – мрачный и очень печальный прогноз относительно нашего ближайшего будущего. Создатели шоу отвечают на вопрос, к чему приведут нас те или иные технологии и какие новые моральные проблемы возникнут в ситуации технологического прорыва. В настоящий момент вышло уже четыре сезона шоу и несколько специальных выпусков: «Белое рождество» – фактически полнометражный фильм, состоящий из трех новелл, и «Брандашмыг» – интерактивный эпизод, в котором зрители сами могут выбирать развитие сюжета.

Но, несмотря на то что шоу вырвалось в фавориты сериальной продукции и все еще актуально, нельзя не признать, что «философия» «Черного зеркала» до невозможного банальна. В действительности сериал не говорит нам ничего нового ни о том обществе, в котором мы будем жить, ни о том, в котором уже живем. Почти все «откровения» шоу и без того хорошо известны, а проблемы, которые создатели ставят как проблемы будущего, актуальны уже давно. Ясно же, что андроиды не заменят живых людей полностью, что не во всем контролируемые роботы и их повсеместное внедрение может привести к плачевным последствиям, и, уж конечно, мы знаем, что сегодня много людей зависит от медиа и социальных сетей. Одним словом, все это не те вопросы, которые бы были неочевидными.

«Черное зеркало» копается в очень старых проблемах, например доказывает эссе философа Терри Мюррей[32 - Murray T. Black Mirror Reflections // https://philosophynow.org/ issues/97/Black_Mirror_Reflections (проверено 18.04.2019)], которая иллюстрирует «Черным зеркалом» социально-философскую позицию Герберта Маркузе относительно критики технологизированного общества. И если Маркузе все это уже помыслил в 1960-е годы, зачем повторять одно и то же еще раз? Конечно, про многое из того, что нас волнует сегодня, было сказано десятилетия назад, но это не означает, что мы не можем про это говорить вновь и вновь. Однако есть ли в шоу что-то такое, что могло бы помочь взглянуть на старые проблемы новым взглядом? В конце концов, сколько можно смотреть старым взглядом на новые проблемы? И раз уж мы вынуждены обращаться за помощью в анализе сериала к Маркузе, не говорит ли это нам о том, что проблемы «Черного зеркала» слишком стары, чтобы пытаться найти для них новый язык?

Для примера давайте посмотрим на эпизод «Нырок» (сезон 3, серия 1). По сюжету в мире теперь каждый человек за всякие действия ставит оценки другим и получает их сам, таким образом чрезвычайно сильно завися от мнения окружающих. Все это предусмотрено технологически и юридически закреплено. Получать хорошие оценки важно, потому что от этого зависят твоя популярность и даже уровень жизни. Так, если твоя оценка ниже, чем полагается, квартиру в хорошем районе ты не получишь. Те, у кого средние оценки, непопулярны, а те, у кого низкие, считаются социопатами, маньяками и т. д. Главная героиня так отчаянно стремится получить хорошие оценки, что в итоге портит свой профиль и скатывается на самое дно теперь уже социальной, а не виртуальной жизни.

Но позвольте, разве мы уже не живем в таком мире и разве те, у кого низкие оценки, не считаются маргиналами? Конечно, такая система не оформлена юридически, но какое это имеет значение? Элементарный пример – это Uber. Водитель по идее должен терпеть капризы пассажира или хотя бы доставить его в точку назначения, а если пассажиру что-то не понравится, то он поставит шоферу низшую оценку (в сериале «Мастер не на все руки» так уволили одного из случайных героев). Но ведь эта несправедливая система была сбалансирована, и теперь водители также выставляют оценки клиентам. И кто захочет по своей воле подвезти тебя, если твоя оценка «1»? Ты уволен из пользователей Uber, дружок! Таким образом, каждая из сторон должна стараться, чтобы получить высокий балл.

Сериал же рассказывает нам, что за оценками гнаться не стоит, что люди с высоким средним баллом не такие уж и приятные и вообще в этом смысле общество лицемерно и правы те, кто по доброй воле отказались от того, чтобы пытаться понравиться окружающим. Правда в том, что такой подход не работает. Об этом нам говорит пример с Uber. Мы всегда ставили оценки и ориентировались на то, чтобы получать позитивные отзывы окружающих, и всегда будем это делать. Оценка – элементарная форма способности суждения, и многие люди обычно не мыслят ничем иным, кроме как суждениями вкуса «нравится» или «не нравится». Если «Черное зеркало» поможет кому-то осознать и без того известную банальность, это хорошо. Но представлять такую идею как глубокую социальную философию в корне неправильно.

И если бы все это подавалось с иронией, а не с позиций серьезного высказывания, претендующего на моральную правоту, «Черное зеркало» можно было бы даже полюбить. Но этого нет. Зато ирония американского сериала «Измерение 404» компенсирует некогда британское моралитарство «Черного зеркала» (да, «Нырок» – во многом уже американское производство: важный британский сериал в итоге перебрался в США). Каждый сорокаминутный эпизод первого сезона шоу представляет собой отдельную историю. И самое главное в том, что сериал вовсе не про современный мир и проблемы, связанные с техникой. Это шоу про сегодняшний день, который непременно связан со вчерашним, но также и будущим.

Если «Черное зеркало» – про новейшие технологии и изменившийся ввиду их наличия моральный и социальный мир, то «Измерение 404» отсылает нас к утраченной культуре, а не к Twitter’у и Facebook’у. Там, где в «Черном зеркале» делают серьезное лицо, сгущая краски, в «Измерении 404» весело подмигивают, не вымучивая «социальную критику». В таком плане «Измерение 404» ближе не к «Черному зеркалу», а ко всем версиям «Сумеречной зоны». Шоу близки не только по духу, но и по тематике. И хотя первый эпизод «Измерения 404» не самый удачный и больше всего напоминает плохой вариант «Черного зеркала», следующие серии – то, что нужно. Ностальгия «Измерения 404» касается культового старого кино, древних мультипликационных сериалов и допотопных компьютерных игр. Второй эпизод вообще скроен из культовых фильмов «Они живут среди нас» и «Вторжение похитителей тел» и противопоставляет старое культовое кино новейшим развлекательным технологиям.

«Измерение 404» – это не альтернатива «Черному зеркалу», а попытка подправить пессимистическую банальность британского/американского шоу. Шоу, которое, между прочим, многим нравится именно потому, что оно банально. Всегда приятно осознавать, что ты понял глубину хорошо всем известного трюизма. Но в чем не откажешь «Черному зеркалу», так это в том, что шоу качественно сделано. А если оно хорошо сделано, то его нужно ценить за красивую форму, а не за скучное содержание. И все же пикантность ситуации состоит в том, что содержание «Черного зеркала» иногда настолько скучное и морализаторское, что сериал не спасает даже форма. В этом смысле шоу «Утопия» по всем пунктам превосходит «Черное зеркало».

«Утопия» оказалась одним из самых успешных британских сериалов. Во многом ее успех обоснован самой темой шоу – теорией заговора. Как говорят одной из героинь, которая хочет писать диссертацию по графическому роману «Утопия», уже в первом эпизоде: теория заговора сегодня больше не в моде. Что ж, сам по себе сериал опровергает эту позицию. Впрочем, это касается не теорий заговора как таковых: они сегодня в самом деле считаются маргинальными, а их авторы – в лучшем случае милыми фриками, в то время как для популярной культуры это одна из самых благодатных тем.

В некотором роде структурно начало сериала напоминает фильм 1990-х «Теория заговора» Ричарда Доннера. В нем персонаж Мела Гибсона, сумасшедший таксист, издает собственную газету, которую читают единицы – такие же сумасшедшие, как и он. Однажды он выясняет, что всех подписчиков его самиздата убили, и тогда осознает, что одна из его теорий заговора – не просто теория. После чего начинаются приключения. «Утопия» ставит эту ситуацию с ног на голову. Главными героями оказываются не те, кто «придумывает» или открывает теорию заговора, а те, кто, обожая графические романы, с ней столкнулись. В первом эпизоде «Утопии» в чате один из героев, Вижен, предлагает встретиться участникам форума и рассказывает, что у него есть вторая часть легендарного графического романа. Конечно, его очень быстро убивают. А у всех тех, кто должен был познакомиться с рукописью, придя на встречу, на следующий день начинаются проблемы. Характерно, что это белая женщина Беки, индиец Уилсон Уилсон, чернокожий Иэн и одиннадцатилетний мальчик Грант из неблагополучной семьи. Довольно политкорректный состав для тех, кому предстоит раскрыть заговор.

Те, кто убил Вижена, идут по следу беглецов – двое безжалостных убийц, уничтожающих почти всех, с кем встречаются. Они ищут Джессику Хайд. Собственно, можно считать, что вопрос «Где Джессика Хайд?» в итоге стал едва ли не настолько же популярным, как и «Кто убил Лору Палмер?». Однако ответ на вопрос, где Джессика Хайд, мы получаем уже в конце первого эпизода. Она появляется на пороге дома будущих беглецов и объясняет, что их прежним жизням теперь пришел конец. Так что, если они хотят выжить, нужно постараться.

Выясняется, что «Утопия» – плод творчества шизофреника Марка Дэйна, который нарисовал несколько выпусков романа и покончил, как гласит легенда, жизнь самоубийством. Марк Дэйн – вымышленное имя гениального ученого, который работал в проекте «Сеть», занимавшемся изобретением биологического оружия. Холодная война закончилась, но проект в каком-то виде сохранил существование: теперь его бывшие участники занимают разные важные государственные должности и все еще придерживаются прежних целей – сократить численность людей на планете. Главный среди них – загадочный «Мистер кролик». Параллельно главным героям собственное расследование ведет чиновник Министерства здравоохранения Майкл Дагдейл. Русская девушка Аня, с которой он спал, забеременела, и теперь таинственные люди угрожают обо всем рассказать его жене, если он не закупит в больших количествах вакцину от «Русского гриппа». Так чиновник оказывается в ситуации морального выбора: с одной стороны, он опасается, что жена узнает о его интриге, с другой – ему надо понять, что с людьми сделает вакцина. Это, кстати, наиболее неправдоподобная вещь в сериале: если он невероятно боится супругу и последующего скандала, то почему так рискует, начиная свое исследование? Очевидно же, что перед ним заговор гигантских масштабов.

В итоге обе линии сходятся в одну. «Вакцина» от «Русского гриппа» – пробный эксперимент «Сети», попытка узнать, сработает ли изобретенное ими лекарство, то есть вирус. Беки, Уилсон, Иэн и Джессика Хайд изначально полагают, что заговорщики хотят уничтожить одну из рас. Однако выясняется, что идеология «Сети» ориентирована, как думают сами участники проекта, на общее благо: они якобы заботятся о земле и будущем человечества. И хотя разгадка заговора может многих разочаровать, возможно, это лучший ход, который мог придумать создатель и сценарист шоу Дэннис Келли.

Во-первых, заговоры, если они существуют (а они существуют хотя бы в теории), довольно банальны. Белые хотят контролировать черных, мужчины – женщин, богатые – бедных, русские коммунисты желают уничтожить Америку и капитализм, а ЦРУ и спецслужбы ведут свои игры против публичных властей. Сама по себе теория заговора часто скрывает банальность целей власть имущих и вообще политических процессов. Это было показано уже в «Южном парке», когда американское правительство само выдумывало сказки про 9/11, чтобы доказать, что они все контролируют.

Во-вторых, цельность «Утопии» заключается в том, что заговор «Сети» не имеет корыстных оснований. Если обычно «заговорщики» делают что-то из эгоистических побуждений, то «Сеть» руководствуется высшими мотивами. И самое важное в том, что «Сеть» – не корпорация, она не имеет ничего общего с капитализмом и, вероятно, в каком-то смысле может даже его ненавидеть – постольку, поскольку он ей мешает. Конечно, капитализм в том числе оказывается средством «Сети», как в итоге выясняется, но не целью. Идеологи проекта «Янус» не хотят увеличить капитал и, более того, даже не желают гибели людей.

В-третьих, собственно, в чем суть заговора. «Сеть» хочет спровоцировать кризис фертильности и сделать бесплодными 95 % процентов населения Земли. В таком случае земля уже через сто лет восстановится, и люди смогут продолжать эксплуатировать ее ресурсы. Для этого организации нужен графический роман «Утопия», в котором якобы зашифрован вирус «Янус», который сильно сократит воспроизводство населения. То есть это, с одной стороны, очень банальный заговор (подумаешь, детей станет меньше), а с другой – самый небанальный из всех (это делается ради всего человечества).

И в таком значении очень удачное название сериала оказывается не просто ироничным, но ироничным лишь наполовину. Разумеется, речь не только о графическом романе. Если бы шоу называлось в его честь, название следовало бы писать как «„Утопия“», то есть речь бы шла о конкретной утопии, а не о желаемом проекте будущего. Следовательно, дело в другом. В чем именно?

Во-первых, это утопия в прямом смысле слова, так как идеологи заговора мечтают о лучшем будущем, это их проект идеального общества, в котором население Земли будет ограничено без убийств, а дети и человеческая жизнь будут цениться. Во-вторых, это утопия в значении «мечты». Мистер Кролик сотоварищи всего лишь мечтают об идеальном обществе. Десятилетиями они вынашивают свой план, но так и не преуспели в его реализации.