Так как это ещё был фронт, и зоны влияния не были определены, проснувшись в одно прекрасное утро, оказались в Советской зоне. Американцы ночью отошли. Забегает ко мне средняя дочка моих хозяев и говорит: «Георг, Георг, во дворе русские солдаты с автоматами, чего-то хотят». Я вышел. Один из них на меня автомат направил, я ему – чего хотите, где ваш командир? Они смутились, успокоились и ушли. Через несколько минут приехал на мотоцикле капитан. Познакомились с ним и он объяснил в чём дело. Спрашивал, почему население принимает так недружелюбно освободителей, почему их боятся?
Я ему объяснил, какой террор и ужас в своей пропаганде проводила немецкая пресса и радио, по отношению к Советским войскам. Доходило до того, что нас объявляли кровожадными людоедами без всяких шуток, а местные этому верили. Он попросил меня ему помочь. Так как меня знали в этих окрестностях, я предложил капитану объехать все дворы и представить его как коменданта, что он с удовольствием и принял. И действительно, я объехал с ним всю окрестность, посещая двор за двором, представляя его и объясняя, что русские не такие дикари какими их представляла нацистская пропаганда. А он со своей стороны, просил сообщать о любом нарушении порядка со стороны его подчинённых. Везде, где я его представлял, чувствовалось хорошее отношение крестьян. А у капитана доходило до того, что объезжая свой участок, замечая, что кто-то нуждается в помощи в поле, привозил молодых ребят и они убирали, косили, помогали свозить скошенное, даже нашлись ребята, которые пахали. Солдаты уходили одарённые буханками хлеба, салом, мясом, маслом, яйцами. Что касается меня, после долгих разговоров он меня заверил: пока их часть будет здесь – не должен беспокоиться. Но, как это всегда бывает, их ночью сняли и куда-то отправили. А в занятые и разделённые между союзниками зоны, пришли войска НКВД и Смерш (это смерть шпионам). Они прочёсывали оккупированные зоны собирая всех, и нас забрали. Много там было: освобождённых, перемещённых, бежавших и прятавшихся… Я и мои приятели проходили, как бывшие пленённые командиры, не зависимо от чина. Нас держали отдельно, по несколько часов в день допрашивали, переезжая с одного места на другое. Нас не поставили под строгую охрану, но предупредили…
Итак, мы были в руках Смерша. Нас перевозили не спеша из одного места в другое. То мы жили в каком-то заброшенном дворце, то в замке, а то и в простой школе. Допросы были в любое время дня и ночи и таким образом, после частых «бесед», они выявляли: чем – кто занимался на территории врага. После окончания войны и подписания капитуляции, настроение было одно – домой. А кто знал за собой что, те ушли с немцами сами, не раздумывая. Хотя «обработка» на допросах выматывала (разговаривали с нами, как с предателями и изменниками Родины), но мы думали – разберутся. В общем, нас заверяли, что направят всех в Будапешт – Венгрия, а там сформируют состав на город Калинин, где произведут переквалификацию, кого – куда. Или оставят в армии или спишут в резерв. К этому времени прошли слухи, что были перебежчики, которые побывали в Калинине и видели, чем это всё там кончается, но мы не верили. Итак, мы на последнем этапе – Вена, а затем Будапешт.
В Вене нас поселили в доме, стоявшем прямо напротив вокзала. Я был предупреждён, что в четыре утра меня ожидает последний допрос, а затем отправка. Я не спал, не мог, думал о доме – как там, живы ли? Вышел прогуляться, оказался на перроне Венского вокзала. Несмотря на полночь, на вокзале было людно. Было много военных: русские, англичане, французы, американцы… Вдруг, кто-то меня окликнул, оглянулся – навстречу идёт офицер. Подошёл и, что же ты думаешь, это оказался мой приятель по артиллерийскому училищу. По окончании его, наши пути разошлись. И вот он уже полковник, прошёл всю войну, возвращался из отпуска в Германию, в свою часть. Долго мы ходили, беседовали, я рассказал ему всю свою историю. На прощание обнялись, крепко пожали руки, а он, осмотревшись (не было ли кого поблизости), сказал мне: «Как другу советую, если есть у тебя здесь знакомые, где мог бы перекрутиться некоторое время, не возвращайся. Подожди пока. Поверь мне, плохо там вашему брату, я видел и знаю, что там творится. Нет никакой переквалификации, а лагеря или расстрел. Прошу, подумай и решай сам». И ушёл.