Правда – хорошо, а счастье лучше

Мавра Тарасовна. Знаю, миленький.

Барабошев. Стало быть, нам нужно ту осторожность иметь, чтоб себя против него не уронить. Спрашиваю я его: «Кого имеете в предмете?» – «Фабриканта», – говорит. Я думаю: «Значит, дело вровень, ушибить ему нас нечем». Только по времени слышу от него совсем другой тон. Намедни сидим с ним в трактире, пьем мадеру, потом пьем лафит «Шато ля роз», новый сорт, мягчит грудь и приятные мысли производит. Только опять зашла речь об этих женихах-мануфактуристах. «Вы, – говорит, – отдавайте: дело хорошее, вам такого и надо, а я раздумал». – «Почему?» – спрашиваю. «А вот увидишь», – говорит. Только вчера встречаю его, едет в коляске сам-друг, кланяется довольно гордо и показывает мне глазом на своего компаниона. Гляжу – полковник, в лучшем виде и при всем параде.

Мухояров. Однако плюха!

Мавра Тарасовна. Ай, ай, миленький!

Барабошев. Как я на ногах устоял, не знаю. Что я вина выпил с огорчения! «Шато ля роз» не действует, а от мадеры еще пуще в жар кидает. Велите-ка, маменька, дать холодненького.

Мавра Тарасовна. Прохладиться-то, миленький, еще успеешь… Видела я, сама видела, что к ним военный подъезжал. Как же нам думать с Поликсеной-то?

Барабошев. Ты скажи, маменька: обида это или нет?

Мавра Тарасовна. Ну как не обида! Само собой, обида.

Барабошев. Поклонился, да глазами-то так и скосил на полковника: на-ка, мол, Барабошев, почувствуй!

Мавра Тарасовна. Ведь зарезал, миленький, зарезал он нас!

Мухояров. Он теперь в мыслях-то подобно как на колокольне, а вы с грязью вровень-с.

Мавра Тарасовна. Но до этого случая ему возноситься над нами было нечем. Амос Панфилыч ни в чем ему переду не давал.

Барабошев. И теперь не дадим. Раскошеливайся, маменька, камуфлет изготовим.

Мавра Тарасовна. Да какой такой камуфлет?

Барабошев. К ним в семь часов господин полковник наезжает, и все они за полчаса ждут у окон, во все глаза смотрят… И сейчас – без четверти семь, подъезжает к нашему крыльцу… генерал! Вот мы им глазами-то и покажем.

Мухояров. Закуска важная! Сто твоих помирил, да пятьсот в гору.

Мавра Тарасовна. Да где ж ты, миленький, генерала возьмешь?

Барабошев. В образованных столицах, где живут люди просвещенные, там на всякое дело можно мастера найти. Ежели вам нужно гуся, вы едете в Охотный ряд, а ежели нужно жениха…

Мавра Тарасовна. Ну, само собой, к свахам.

Барабошев. К этому самому сословию мы и обращались и нашли настоящую своему делу художницу. Никандра, как она себя рекомендовала?

Мухояров. «Только птичьего молока от меня не спрашивайте, потому негде взять его; а то нет того на свете, чего бы я за деньги не сделала».

Барабошев. Одно слово: баба-орел; из себя королева, одевается в бархат, ходит отважно, говорит с жаром, так даже, что крылья у чепчика трясутся, точно он куда лететь хочет.

Мавра Тарасовна. И тебе не страшно будет, миленький, с генералом-то разговаривать?

Барабошев. У меня разговор свободный, точно что льется, без всякой задержки и против кого угодно. Такое мне дарование дано от Бога разговаривать, что даже все удивляются. По разговору мне бы давно надо в думе гласным быть или головой; только у меня в уме суждения нет и что к чему – этого мне не дано. А обыкновенный разговор, окромя сурьезного, у меня все равно что бисер.

Мавра Тарасовна. У тебя есть дарование, а мне-то как, миленький?

Барабошев. И вы так точно, под меня подражайте.

Мавра Тарасовна. А денег-то сколько нужно? Как это генералу полагается?

Барабошев. Деньги – всё те же; но лучше отдать их вельможе, чем суконному рылу.

Мавра Тарасовна. Да шутишь ты, миленький, или вправду?

Барабошев. Завтрашнего числа развязка всему будет: придет сваха с ответом, и тогда у нас рассуждение будет, какой генералу прием сделать.

Мавра Тарасовна. Нам хоть кого принять не стыдно: дом как стеклышко.

Барабошев. Об винах надо будет заняться основательно, сделать выборку из прейс-курантов.

Мавра Тарасовна. Да, вот еще, не забыть бы: нужно нам ундера к воротам для всякого порядку; а теперь, при таком случае, оно и кстати.

Барабошев. Это – дело самое настоящее; я об ундере давно воображал.

Мавра Тарасовна. Так я велю поискать, нет ли у кого из прислуги знакомого. (Уходит.)

Входит Зыбкина.

Явление шестое

Барабошев, Мухояров и Зыбкина.

Зыбкина(кланяясь.) Я к вам, Амос Панфилыч.

Барабошев. Оченно вижу-с. Чем могу служить? Приказывайте!

Зыбкина. Наше дело – кланяться, а не приказывать. Насчет сынка.

Барабошев. Что же будет вам угодно-с?

Зыбкина. Коли он к вашему делу не нужен, так вы его лучше отпустите!

Барабошев. В хорошем хозяйстве ничего не бросают: потому всякая дрянь пригодиться может.

Зыбкина. Да что ж ему у вас болтаться? Он в другом месте при деле может быть.

Барабошев. И сейчас при должности находится: он у нас заместо Балакирева.

Зыбкина. Он должен свое дело делать, чему обучен; ему стыдно в такой должности быть.

Барабошев. А коли это звание для него низко, мы его можем уволить. Сам плакать об нем не буду и другим не прикажу.

Зыбкина. Так уж сделайте одолжение, отпустите его!

Барабошев. Я против закону удерживать его не могу, потому всякий человек свою волю имеет. Но из вашего разговора я заключаю так, что вы деньги принесли по вашему документу.