Слуга веры, слуга закона

– Русские офицеры, так не умирают, – сквозь синие губы выдавал он. А затем, неожиданно подумал о другом, отстранённом. «И чего только так холодно здесь? Вроде бы кондиционер не включал сегодня… и почему… почему до сих пор никто не прибежал на звук выстрела? Вроде сразу должны были…» – и подполковник прислушался. И понял, что вокруг царит тотальная тишина, почти вакуумная, такая, что собственные мысли сотрясали ее, словно удар гонга. И только лишь странный гипнотический гортанный гул, вероятно, он тоже звучал лишь в его голове, исходил из кровавой пасти Игнашенко, которая уже заполняла собой половину кабинета, неумолимо приближаясь к нему все ближе, обдавая соленым запахом крови.

Затем подполковник поднял руку, в которой был крепко сжата рукоять табельного оружия, прислонил обжигающе холодный ствол к виску и спустил курок. Не успело еще тело подполковника упасть на пол, как адская пасть черта-Игношенко, как по волшебству, восстановила свои прежние объемы. Все прежние пугающие демонические черты лица тоже испарились. Он подошел к столу, посмотрел на труп бывшего начальника, удовлетворенно кивнув:

– Заставить его сделать это – оказалось даже слишком просто. Я свое дело сделал… опять, – вслух произнес он и помрачнел.

Затем отошел в противоположный угол кабинета, где зияло пулевое отверстие, от той самой пули, что прошила сердце Игнашенко насквозь. Прикинув расстояние на глаз, Черт-Игнашенко встал примерно там, где в него эта самая пуля угодила, сдвинул набок галстук, так чтобы выглядело натурально, а затем опустился на пол. Принял наиболее естественную для падающего тела позу, несколько секунд гримасничал, выбирая оптимальную мину и уже после всех приготовлений щелкнул пальцами, после чего обмяк, словно кукла, так и оставаясь лежать с открытыми глазами, в которых теперь не отражалось ничего, кроме извечного холода небытия.

Через секунду дверь в кабинет вылетела с петель – и ее разом наводнили встревоженные, сбитые с толку люди в форме.