Воля дней (сборник рассказов)
Но больше всего Антонио любил говорить об огне. Все иносказания, каждую аналогию он старался так или иначе свести к объекту почитания.
– У каждой обезьяны в животе живёт огонь. Этот огонёк от рождения мал и разгорается всякий раз, когда мы поступаем по своей воле или противимся несвободе. Но стоит обезьяне подчиниться постороннему влиянию и начать делать что-либо против собственного желания, огонь тут же меркнет и затухает. Огонь внутри нас даёт нам довольство жизни и самоуважение. Чем больше этого огня, тем счастливее вы сами, и тем свободнее дух, и тем выше ваш потенциал.
Очень скоро Антонио показал молодёжи любимый холм, с которого открывался вид на деревню людей. Они вместе стали смотреть на огонь по вечерам и размышлять над природой и характером пламенного бога.
Для юнцов всё это было весёлым развлечением. Они не понимали страсти Антонио и потому не слишком разделяли его идеи, но всё же подсматривать за людьми и предаваться фантазиям было очень занимательно. Исключением был Хосе. Чем дальше, тем больше разум его захватывали описываемые картины о сходе огня с неба, о том, как однажды в реках огонь заменит воду, и как всемирный пожар поглотит всё, и устоять в ярости пламенного бога смогут лишь избранные. Не слишком умный Хосе в действительности поверил в божественность огня. Весь мир для дурочка внезапно перевернулся. Он почти перестал взаимодействовать с остальными членами стаи, перестал подчиняться старшим. Все ночи напролёт он проводил на холме, даже когда Антонио и другие уходили спать. Казалось, всё прочее вдруг потеряло для него важность.
– Антонио, зачем обезьяны целыми днями заняты разной ерундой? Разве не стоит бросить все силы на поиски благодати огня? Ведь только в этом и есть смысл! – то и дело вопрошал Хосе.
– Терпение, Хосе. Огонь всё видит и всё знает. Он испытывает нас, чтобы наградить в своё время.
В отличие от Хосе, Антонио, получивший долгожданную власть над умами, как-то сразу охладел к огню и теперь говорил всё что угодно, лишь бы не отпускать внимание его последователей, даже если и сам он в это совсем не верил. Изначальная идея представления огня несокрушимой силой, на которую стоит равняться, как на недостижимый идеал, очень быстро скатилась в откровенные сказки и суеверия в угоду вкусам малолетних последователей. Антонио рассказывал, что все обезьяны когда-то произошли от огня – те обезьяны были сильны и могучи, как сто тигров, и могли пускать огонь из глаз. Со временем они возгордились собой и стали забывать про огонь. Пламенный бог в наказание лишил их силы. С тех пор обезьяны прозябают, тратя всю энергию лишь для выживания. Но в каждом остался сокрытый огонёк, что тлеет в животе – последняя связь с пламенным богом. И если обезьяна захочет вернуться в лоно огня, она должна с усердием и смирением доказать праотцу свою верность. Тогда однажды вновь сможет стрелять огнём из глаз.
Разумеется, сам Антонио и компания уже были избраны апостолами живого огня и с них должно было начаться великое возвращение к праотцу.
– Посмотрите на людей! Какой силой наделил их Немилосердный, – так Антонио называл своего бога. – А ведь они всего лишь его слуги. Низшая ступень развития. Безволосые обезьяны. Представьте, как одарит великий огонь своих истинных детей, когда придёт время.
Тут молодёжь радостно улюлюкала и принималась делать вид, словно из глаз у них вылетает огонь. Все смеялись и баловались. Хосе как зачарованный пялился вниз на пляшущие вдалеке огоньки и что-то бормотал себе под нос. Антонио с довольством оглядывал преданных слушателей. Настроение его улучшалось день ото дня, и впервые за долгое время Антонио чувствовал себя полноценной обезьяной. Ушло постоянное чувство тревоги и собственной ничтожности. Отныне он больше не пустое место, теперь он – авторитет, и слова его имеют влияние на жизни других.
Антонио ещё не успел заметить, что взрослые обезьяны из стаи потешаются над ним, глядя как половозрелый самец рассказывает сказки малолетним дружкам. Антонио и так не считался элитой общества, хоть и был сыном вожака, теперь же он пал совсем низко.
Амадей смотрел на поведение брата с горечью. Ему было стыдно за него и в то же время неприятно, что над его братом смеются. А ещё он понимал, что скоро вести дойдут до уха Диего, и тогда брату придётся совсем несладко. Скорее всего, его ждёт позорное изгнание. Диего с трудом переносит своеволие Антонио, а если узнает, что он ещё и тлетворно влияет на подрастающее поколение, пощады не будет.
В один из дней Амадей подловил брата, когда тот возвращался от водоёма. Увидев перед собой Амадея, Антонио нахмурился, видом показывая, что не желает ни говорить, ни даже видеть его.
– Что тебе? Пришёл опять уличать меня в чём-то или читать нотации?
– В этот раз тебе лучше действительно послушать меня, – Амадей сказал эти слова с таким серьёзным видом, что Антонио невольно напрягся и обратил всё внимание на брата.
– Твоя эта дружба с молодёжью… От неё не стоит ждать хорошего.
Антонио смутился. Он и не думал, что брат хоть о чём-то знает.
– Нет никакой дружбы, я просто приглядываю за молодёжью.
– Да ладно тебе! Все уже заметили, как они сидят вокруг тебя на холме, часами развесив уши. Молодой Хосе отлынивает от работы, несёт какую-то чушь про пришествие огненного бога и ещё чёрт знает что. Другие не лучше. Все понимают, кто забил дерьмом их головы. И очень скоро они разберутся с тобой, если раньше этого не сделает Диего.
Амадей пристыдил брата. Антонио опустил глаза и съёжился, не зная, что ответить.
– Послушай, просто заканчивай с этим. Ты уже взрослый. Пора искать самку и устанавливать своё положение в стае.
– Да… Наверное.
Антонио выглядел покорным и даже сломленным. Он стоял по струнке и стеснялся поднять глаза на обличившего его брата.
– Я просто хочу, чтобы у тебя всё было хорошо. Ты ведь мой брат.
– Да… И спасибо.
Теперь уже Амадею стало неловко от поведения брата.
– Просто разберись с этим, пока ещё не поздно.
Амадей ушёл, оставив Антонио в стыдливых и горьких раздумьях.
* * *
Никогда ещё Антонио не испытывал такого мучительного унижения. Амадей своими словами потряс его, заставив узреть истинное положение дел. И дела его были плохи как никогда. Он предпочёл лёгкое уважение у малолеток, взамен потеряв последнее принятие у старших. Он променял настоящее влияние на пшик.
Антонио сидел на вершине холма, обхватив голову руками. Огонь вдалеке смотрел на него с презрением. Он чувствовал это всей кожей. Величие огня в первую очередь в том, что он никогда не путает настоящую силу и власть с мнимой. Антонио же сумел перепутать верх с низом лишь потому, что захотел пойти лёгким путём. В своих глазах он никогда ещё так низко не падал. Стыд выжигал ему нутро при воспоминаниях о той ерунде, что он говорил, и о том, как важно себя при этом вёл. Стыд был так велик, что порой ему хотелось сброситься с холма, чтобы унять наконец горечь.
Ближе к ночи его навестил Хосе.
– Пошёл к дьяволу, Хосе! Мне сегодня не до тебя.
Хосе как всегда не обиделся.
– Что случилось, Антонио? Чего ты поник? Уныние делает тебя слабым, а слабость – грех в глазах Немилосердного. Ты сам меня этому научил.
Антонио зло поглядел на юнца.
– Ты лучше иди займись насущными делами. Старшие жалуются на тебя. Если не прекратишь сопротивляться, то скоро встретишься лицом к лицу с Диего.
Хосе лишь пожал плечами. Морда его оставалась равнодушной.
– Кто есть Диего перед лицом пламенного бога? Если я начну трястись от страха перед каждой молью, как мне заслужить уважение огня? Не будет искры малой ни трусу, ни слабаку – помнишь?
Хосе был совершенно спокоен. Либо он не отдавал отчёт в своих словах, либо был преисполнен уверенности в них же. Антонио невольно проникся уважением к нему. Может, Хосе был дураком, но он не был трусом. Всё же Антонио понимал, что его подопечного не ждёт ничего хорошего, и в том его вина.
– Забудь про эти глупости, – устало сказал он. – Иди домой и работай по силам на благо общества и своего вожака.
– Ты – мой вожак, – неожиданно сказал Хосе. – Ты научил меня тому, что я велик и что смогу стать кем-то качественно лучше, чем просто ходячим куском мяса, что подбирает крошки с пола и трясётся от каждого шороха в кустах.
Хосе не моргая смотрел прямо на Антонио, показывая, что говорит серьёзно. Антонио был поражён и не знал, что сказать. Парень явно зашёл слишком далеко.
– Я не твой вожак, и не вздумай так сказать при народе. Ты принадлежишь Диего, как и все мы.
Хосе нахмурился. Его явно расстраивали слова Антонио.
– По какой-то причине ты в тупике. И поддался слабости. Я обязан помочь собрату поддержать угасающий огонь внутри, потому что это поступок силы. Огонь подпитывает огонь.
Теперь Антонио рассердился не на шутку. Он подскочил к щуплому Хосе и сильно ткнул того в грудь – тот распластался на траве.
– Давай, пошёл отсюда, дурак! Мели дальше всю эту чушь, пока тебя не выгнали из стаи. Посмотрим тогда, как все эти высокопарные слова помогут тебе выстоять в одиночку против опасностей джунглей.
Ни один мускул не дрогнул у Хосе. Он спокойно поднялся и гордо встал перед нависшим над ним Антонио. Антонио схватил камень с земли и широко размахнулся, показывая, что будет атаковать, но и тогда Хосе не сошел с места, даже не зажмурился. В последний момент Антонио бросил камень в сторону.
– Чокнутый! – с презрением бросил Антонио, после чего запрыгнул на ветку и отправился обратно в стаю.
* * *
Следующие несколько дней Антонио вынашивал тяжёлую мысль об уходе из стаи. Без конца ему мерещилось, что над ним все смеются исподтишка и глумятся. И хоть он резко оборвал все связи с малолетками и обходил их стороной, только завидев, всё равно ощущение несмываемого позора липким налётом покрывало его шерсть. Он никому не смотрел в глаза и ходил быстро, сильно сгорбившись. Вёл себя тихо и при любой возможности старался уединится в какой-нибудь тени, и просто часами сидел там. Он отчётливо понимал, что его низкий социальный рейтинг уже никогда не позволит ему достичь здесь уровня своих амбиций. Вероятно, стоило прибиться к другой стае, где можно было начать всё сначала. Шерсть вставала дыбом у него на загривке от мысли об изгнании. Но уж лучше уйти самому, чем выгонит Диего у всех на виду, ведь тогда его запомнят как совсем уж жалкого отщепенца. Молодые самцы часто уходили на поиски новой семьи, и в этом не было ничего удивительного. Наконец после длительных раздумий природная гордость взяла верх над страхом, и Антонио решился. Он никого не известил о своём решении, ни с кем не попрощался. Он решил, что пойдёт к большой горе на севере, что возвышается над окрестностями. Оттуда он начнёт поиск нового дома, новой семьи. Гора станет ориентиром в первую очередь, чтобы случайно не вернуться на территорию нынешней стаи. Антонио решил уйти сейчас, пока был решительно настроен. Но, зайдя в джунгли, ноги сами его понесли на знакомый холм. Он не сопротивлялся желанию, решив напоследок посетить любимое место. По пути он развеялся и, придя на место, был даже весел, словно отправлялся за приключениями, опасными не взаправду, что непременно должны были закончиться благополучно. Антонио постоял на уступе, пытаясь сохранить в памяти вид на людскую деревню, затем обернулся и хотел было уже идти, как взгляд его пал на ближайшее дерево, под которым он обычно сидел в окружении молодёжи. К большому удивлению, он обнаружил там Хосе. Парень сидел прислонившись спиной к дереву и, положив голову на грудь, слабо подёргивался, словно во сне. Антонио нахмурился и хотел было уйти, пока бывший дружок не проснулся, но что-то в позе Хосе показалось ему странным. Подойдя ближе, он ужаснулся. В боку у Хосе кровоточила огромная свежая рана, столь ужасного вида, что не вызывала сомнений о его скорой трагической участи. Но затем Антонио поразился ещё больше, когда увидел, что Хосе сжимает в лапе человеческий огненный шест. Антонио как заворожённый глядел на божественный предмет, теряясь в догадках, как он оказался у дурочка Хосе. Раненый издал тихий вздох. Антонио поднял его голову и попытался привести в чувства. Это получилось. Хосе открыл глаза, и взгляд его был затуманен болью и бессилием. Всё же, увидев Антонио, он улыбнулся.
– Я знал, что ты всё-таки придёшь. Я просил огонь об этом, и он услышал мои мольбы. Он дал мне сил дождаться тебя.
– Хосе, о чём ты говоришь? Что случилось?
Хосе с трудом перевёл взгляд на огненный шест.
– Я спустился к людям, чтобы украсть дар огня, о котором ты так восторженно отзывался… чтобы… поддержать твой внутренний огонь… Я хотел видеть, как воспрянет твой дух. Мне удалось схватить огненную палку, но люди заметили моё присутствие и стали использовать огонь против меня.
Из глаз Хосе потекли слёзы.
– Я не боялся, думал, огонь не причинит вреда своему последователю. Но шум и грохот разразили воздух, и огонь ужалил моё тело так, что я едва смог сбежать.
– Огонь не слышит мольбы, Хосе. И не делает одолжений, – тихо сказал Антонио.
Губы Хосе скривилась, было видно, что ему страшно.
– Огонь велик, Антонио. Бойся разгневать его.
Затем глаза бедолаги застыли. Из них улетучилась жизнь.
Антонио отпустил мертвеца и с минуту пялился в пустоту, пытаясь осмыслить происшествие. Затем взгляд его пал на огненный шест. Лапы его непроизвольно потянулись к нему. В следующее мгновение оцепенение прошло, и Антонио принялся разжимать пальцы почившего товарища. Наконец, овладев запретной вещью, Антонио с восторгом стал разглядывать инструмент Пламенного бога. Он осторожно гладил оружие, проводя пальцами по холодной и гладкой чудной поверхности. Ничего подобного нельзя было представить и в самых смелых снах. Ясно было одно – огонь всё же обратил внимание на него и послал дар в знак расположения. Антонио и думать забыл о несчастном Хосе. На губах его играла недобрая улыбка, а в глазах разгорался чёрный огонь.
* * *
Антонио вновь стало хорошо. Более того, удовлетворённость от жизни поднялась до уровня его представлений. Он чувствовал себя спокойно и незыблемо, словно бы ничто в жизни не сможет его пошатнуть. Оглядываясь назад, Антонио удивлялся тому, насколько неспокойную жизнь он вёл и как много метания духа испытывал изо дня в день. Постоянный страх не давал ему прийти в равновесие. А боялся он многого: Диего, хищников, людей, хворей, несчастных случаев, клеветы и наговоров. Также он очень боялся прослыть трусом, неумелым или дураком. Опасение нелестного отзыва заставляло его сторониться каждого члена стаи, кто объективно не был намного слабее и глупее его самого. Только среди детей и подростков он ощущал себя расслаблено и раскованно, хоть и до невыносимости скучал в их обществе.
Теперь же Антонио обнаружил, что чувствует себя естественно и даже развязно в присутствии и самых высокопоставленных членов стаи. Он больше не отводил взгляд, не горбил спину, неосознанно пытаясь сжаться в комок. У него не заплетался язык, и не слаб голос при разговоре. Он больше не юлил и не смягчал слова, а говорил только то, что хотел, не боясь обидеть или разозлить собеседника или же показаться дураком в его глазах. Ничего не ранило его сердце и не колебало мысли. Появилась возможность взглянуть на мир по-другому. Общение без страха внезапно превратилось в удовольствие. Делиться мыслями без постоянного опасения наказания или позора за сказанные слова было приятно и полезно. Весь мир разом просветлел, стоило только изгнать ужас и стыд из своей головы. Лапы Антонио словно налились невиданной ранее силой, а мысли стали чёткими и ясными. Жить по-другому, вернуться к прежнему – было теперь хуже смерти. Наконец-то Антонио ощущал себя так, как, видимо, заложено самой природой в живых существах. Ты жив и радуешься своему существованию без оговорок и допущений. Ничто не омрачает твоё путешествие, есть только ты и открытый дозволенный для тебя мир. Это ощущение силы, ощущение контроля и власти над происходящим. Антонио был уверен, что именно ради этого состояния безмятежности и происходят многие старания, производимые всяким живым существом от тли до тигра. Всё живое стремится к силе, обеспечивающей победу над обстоятельствами, будь то направленная враждебная воля или бесстрастный рок судьбы. Такая великая сила была лишь у огня, а теперь малая искра её имелась и у Антонио. Немилосердный бог мудро одарил своего претендента, вознеся того на новые высоты, лишь приоткрыв завесу могущества. И если ради этого пришлось пожертвовать одним-единственным соплеменником – невелика цена.
Стая заметила изменение личности Антонио, но не слишком отреагировала на это. Все были озабочены внезапным исчезновением Хосе, ведь тот считался недостаточно взрослым, чтобы уйти в свободное плавание, к тому же никогда не изъявлял подобного желания.
– Боюсь, что Хосе встретил на своём пути клыки хищника, – сказал Амадей, который возглавлял поиски пропавшего.
Он пришёл к водоёму освежиться и нашёл там Антонио, блаженно сидящего на солнцепеке.
– Может и так, – безразлично отозвался Антонио.
Он старался не думать о несчастном. Ему, конечно, было жаль его, но огонь не щадит слабаков, а жалость – это слабость.
– Думал, ты больше будешь переживать за друга, – сказал Амадей.
– Смерть неумолима и ждёт каждого. К тому же я надеюсь, что паренёк просто пустился навстречу приключениям.
– Он казался очень странным в последнее время, – сказал, словно между прочим, Амадей, внимательно разглядывая брата.
– Вот именно.
– Ты тоже стал необычно себя вести с тех пор, как Хосе пропал.
– Думаешь, стоит мне начать беспокоиться за себя? – с усмешкой спросил Антонио.
Присутствие Амадея его больше не бесило, как бывало раньше, а веселило. Он казался Антонио совсем мелким суетливым жуком, вообразившим о себе слишком много.
– Думаю, что нет. Ты выглядишь гораздо увереннее, словно бы тебя вообще ничем не сломить. – Амадей сделал паузу, вглядываясь в холодные глаза брата. – Словно бы ты перешёл черту, после которой всё прочее перестаёт пугать.
Взгляд Антонио всё же невольно дрогнул после этих слов, что не укрылось от Амадея.
– Я совершенно перестал понимать, о чём ты говоришь, братец. По-моему это ты ведёшь себя странно – говоришь недомолвками и пространными фразами.
Амадей, кажется, уже выяснил для себя, что хотел.
– Ты один из самцов, кто не принял участие в поисках Хосе, – сказал он прямо.
Антонио ничего не ответил. Вместо этого он встал и повернулся спиной к брату, показывая, что сейчас уйдёт.
– Не поворачивайся ко мне спиной, когда я говорю с тобой! – рыкнул Амадей и, схватив Антонио за плечи, с силой развернул его.
Вновь перед глазами Антонио мелькнул знакомый образ отца, внезапно помолодевшего вдвое. Но отходчивый Амадей в этот раз не собирался успокаиваться.
– Что с тобой, брат? Что произошло с Хосе? Я знаю, что ты в этом как-то замешан.
Впервые в жизни Антонио овладела ярость, а не страх. Он не испугался грозного оскала Амадея, а лишь взбесился от бесцеремонности поведения. Его глаза налились кровью, и он был готов вцепиться клыками брату в горло, но чёткое осознание своего бесстрашия приятной волной обдало с ног до головы, разом сняв агрессию. Как долго он ждал этого, как упоительно казалось ощущение храбрости. Антонио улыбался и смотрел куда-то сквозь Амадея.
– Огонь разгорается во мне… – пробормотал Антонио.
Вероятно, вид Антонио не на шутку смутил Амадея. Он разом утратил пыл и растерянно глядел на брата.
– Я пытался тебя образумить, чудак. Но больше я не стану тебе помогать. Катись к дьяволу.
Амадей быстро исчез среди ветвей деревьев. Глаза Антонио блестели от радости, а улыбка превратилась в оскал. Огонь одарил его силой и наделил бесстрашием. Огонь желал, чтобы Антонио разгорался вверх и вширь, подобно самому пламени. Довольно бездействия! Довольно сдерживать себя в угоду непонятным и унизительным законам их общества! Они привыкли помыкать слабой плотью и попёртым духом Антонио, но им неведомо, что того Антонио уже нет – он умер вместе с Хосе и, возможно, даже вместо него. Именно! Внезапное откровение осенило Антонио. То была лишь инициация. Сам Немилосердный явился перед ним в понятном его глазам образе и одарил частичкой себя.
Антонио от души засмеялся. От избытка чувств он принялся рвать траву под ногами и вскидывать над головой. Хосе не умер! Умер страх! Испарилась слабость, сгинуло уныние. Сталась сила и уверенность. Наконец-то сны Антонио станут явью. Он займёт предназначенное место на троне – именно то, что он всегда подспудно чувствовал, и от несоответствия с чем мучился так долго. И кто не бежит и не преклонится перед огнём, тому суждено будет сгореть заживо. И не будет ни милосердия, ни сожалений.
* * *
Антонио очень быстро овладел магией шеста. Он спускался к деревне и подолгу следил за теми людьми, у кого имелось оружие огня. Все оказалось просто – не требовалось ни заговоров, ни ритуалов. Стоило совершить несколько механических движений на подвижных деталях, и после зажатия специального крючка огонь вырывался из недр шеста, где он жил. Антонио поражался, насколько удобно и хитро придумано оружие огня. Ни одно другое живое существо, кроме людей и обезьян, не смогло бы им пользоваться. Форма и исполнение были естественны для его лап, словно бы тот, кто создал этот инструмент, создавал его именно для Антонио. Этот факт в очередной раз утвердил в нём веру в избранность перед высшими силами. Для Антонио всё было прозрачно: обезьяны – дети ревнивого огня. И новое время начнётся с Антонио – он будет пророком огня и поведёт своих неразумных сородичей в новую эру, где обезьяна станет столь велика, что всё живое прогнётся под её стопой, и весь мир станет её владениями. Природа станет у обезьяны в услужении. От одной прихоти будут срываться горы, и реки поменяют русла – так велико станет влияние обезьяны. Самые страшные хищники будут трястись в тени обезьян, будут заперты в клетках и повязаны за лапы. И огонь гордости, что будет пылать в чреве каждой обезьяны, с удовольствием будет взирать на перекроенный мир и без конца поражаться собственному могуществу. И однажды обезьяна станет больше огня. И сама обернётся богом – страшным и неумолимым, слепым к виду милосердия и глухим к голосу здравомыслия.
* * *
Верхушка большой горы на севере задымилась с самого утра. По всей видимости, там зачинался большой пожар. Невероятно густой черный дым клубами поднимался в небо, искрящееся от жгучего солнца. Для Антонио вид этого дыма был все равно что прямым приказом. Бог огня хотел, чтобы Антонио более не медлил. И он был готов, ясен и весел. Огонь вёл его, а значит, всё случится без проблем. Всё это сделало замысел Антонио похожим на игру занятием – лёгким и задорным. Антонио с трудом снял с морды широкую улыбку и скорчил встревоженную мину. Затем, дождавшись, пока Амадей останется в одиночестве, обошёл его со спины и резво выскочил из кустов прямо перед ним.
– Брат! Как хорошо, что я тебя нашёл, – воскликнул Антонио и приобнял Амадея за могучие плечи.
Тот угрюмо посмотрел в ответ.
– Я нашёл Хосе… Он там, на холме, перед людской деревней. Он сильно ранен… Пойдём же!
Амадей с большим сомнением поглядел на брата, кажется, не слишком доверяя его словам. Но Антонио был непреклонен и напорист. Тогда Амадей сдался, и они вместе помчались на холм.
– Он там, в тех кустах, – указал на заросли Антонио.
Вид окоченевшего Хосе вызвал ужас у Амадея. В животе у него зияла запёкшаяся в крови круглая рана.
– Такие раны оставляют только люди своим колдовством, – изумился Амадей. – И мёртв он уже давно, а ты сказал… – тут Амадей резко развернулся и увидел, что Антонио стоит позади него в десяти шагах.
В лапах Антонио держал демонический посох, что извергал гром, после чего всякий живой превращался в мертвеца. Круглое, чёрное, словно ночь, отверстие, из которого на жертву выпрыгивал огонь, смотрело прямо в грудь Амадея.
– Ну теперь всё стало на свои места, – спокойно сказал Амадей. – Так я и знал, что не доведут до добра эти твои сказки. Ты спутался с чёрными силами.
Антонио всматривался в лицо Амадея, пытаясь обнаружить скрываемый страх. И не находил. На лице брата отражались лишь презрение и печаль. Амадей презирал брата и одновременно печалился о его жалкой участи. Антонио столько раз представлял этот момент, как Амадей корчится от ужаса и, припадая на колени, молит о пощаде. И как Антонио милосердно прощает брата.
– Ты всегда был скверным, но я не ожидал, что ты опустишься до такого… – он указал в сторону деревни. – Ты стал якшаться с людьми, самыми презренными и ничтожными из живых существ.
Антонио не поверил своим ушам.
– Ты считаешь людей презренными? – удивлённо спросил он. – В самом деле? Они короли мира и хозяева жизни. Они ничего не боятся, а все боятся их. Так по-твоему выглядит ничтожность?
