Оценить:
 Рейтинг: 4

Про крыс и людей

<< 1 2 3 4 >>
На страницу:
2 из 4
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля

– Наше великое и свободное крысиное общество зародилось еще в незапамятные времена, когда млекопитающие только-только стали делать первые робкие глотки свежего воздуха свободы, избавившись от угнетения проклятых доисторических ящеров. Доподлинно сейчас неизвестно, какими тогда были крысы, потому что не сохранилось с тех пор никаких реликвий, но современные ученые предполагают, что крысы представляли собой почти диких, неотёсанных животных с непреодолимыми инстинктами, алчными, подлыми и беспринципными. На данный момент в сравнимом положении находится человечество. С развитием общества градус мерзости только нарастал, крысы научились эксплуатировать других животных и даже более слабых морально и интеллектуально сородичей. Так продолжалось достаточно длительное время. Затем крысы решили, что им этого недостаточно, и они решили поработить всю землю. В тупоголовой гордости они решили не сотрудничать с планетой на равных, а подчинить ее своей воле, пользовать ее вроде наложницы. Это было страшное время технического прогресса. Крысы изобрели так называемые паровые двигатели, ужасные машины для уничтожения всего живого и переработки любой биомассы в крысиный эгоцентризм. Неизвестно до чего мог дойти подобный эксплуатационно-потребительский образ мышления, если бы на крысиный народ не сошло просветление, в лице всем известного величайшего героя и учителя всех времен – Соломона Маркса-Смитта. Его учение «Об истинном пути живого начала» в корне изменило дальнейший ход крысиной истории.

Главная мысль философии Маркса-Смитта состояла в том, что технический прогресс и его плоды никогда не смогут подарить крысам свободу и не заменят настоящего счастья. Поэтому он предлагал другой путь – путь духовного коллективного саморазвития. Он полагал, что только единый интеллектуальный дух и полная осознанность смогут поднять крысу на так называемые «над» и «сверх» уровни. Для достижения цели крыса должна была пройти три шага. Первый – отказ от материального, сверхжизненно необходимых потребностей. Второе – стремление к единению общего сознания и свободе собственной и общенациональной. Третье – просвещение и патронаж прочих, менее развитых разумных существ, а также охрана земли и природопользования. Харизматичная личность Маркса-Смитта вкупе с разумным и доходчивым объяснением матчасти привели вначале к повальному индивидуальному увлечению данным течением, а затем и к полному принятию постулатов учения в масштабах всей популяции. Сам Соломон на пике популярности бесследно и таинственно исчез. Официально потому, что достиг такого уровня просветления, что растворился в лучах оного. Так или иначе учителя не стало, но учение жило и развивалось.

В итоге крысиное общество отринуло индустриальный путь развития и пошло другим, «натуральным путем». К настоящему моменту наша популяция представлена в виде конфедерации независимых унионов, которые, в свою очередь, состоят из мелких автономных коммун вроде той, в которой находимся мы прямо сейчас. Такие коммуны по своему устройству представляют собой ультралиберативные, демократические города-государства с экономикой натурального хозяйства. Крысам предоставлена максимальная свобода, а правильное воспитание нового поколения сводит к минимуму индивидов с анархическими или нигилистическими взглядами. Единый свободный дух обеспечивает стабильность и саморегуляцию в обществе. Конечно, подобная вседозволенность делает народ несколько импульсивным и взбалмошным, но в целом не вредит популяции. И более того это нам как раз на руку. Как вы все знаете, у нас в коммуне, например, есть даже собственный король, который, конечно, не имеет официально никакой реальной власти и был выбран по лотерее, но тем не менее у него большой авторитет среди простых граждан, и он в действительности может сильно влиять на принятие решений в различных спорных политических и общественных вопросах, – при упоминании короля Пуччи Сакс скривился и помрачнел. – На него-то мы и сделаем ставку в решении наших проблем, – уже совсем другим тоном, медленно и вкрадчиво произнесла Лариса, делая таким образом плавный переход от вводной информативной части к непосредственно деловой.

– Наша задача состоит в том, чтобы разработать программу мероприятий, цель которой будет отвлечение внимания граждан непосредственно от вас, господа, на что угодно другое. В нашем случае на потенциального врага. Если проще, мы переведем стрелки, чтобы локомотив народного гнева прошел мимо нас. Для этого очень важно заручиться поддержкой короля, потому как другие власти не прощают подобных ошибок своим конкурентам по кормушке, особенно таким молодым и не оправдавшим себя, как вы.

– Но позвольте, неужто вы думаете, что наши граждане совсем уж такие дураки, что их вот так запросто можно будет обдурить и сбить со следа? – нервно высказался кто-то из-за стола.

– Это даже не так сложно, как вы думаете, крысами управляет свободный дух, а направление, куда ему нужно повернуть, выбираем мы, не так ли? – Лариса сказала это цинично и обыденно, и ни один мускул не дрогнул на ее хорошеньком лице, в то время как все собравшиеся и даже Сакс поджали хвосты от таких крамольных речей.

Заявить где-нибудь на территории конфедерации о том, что крыса

несвободное и внушаемое существо, было настолько страшным грехом, что за это сразу лишали гражданства и братства, что значило неминуемую гибель. Считалось, что крыса свободна и осмысленна в любом своем выборе, который не противоречил и не шел вразрез с единым свободным духом, который представлял собой путь всего общества и был сущностью так называемой большой духовной крысы, которая представляла интересы всей популяции на высших нематериальных «над» и «сверх» уровнях. Крысы верили, что, будучи живыми, они есть частичка ее подсознания, умирая же, становились ее сознанием и как бы сами становились ею. Крыса, которая отвергла единый свободный дух и большую духовную крысу, теряла возможность перевоплощения после смерти. Потому так страшны были слова Ларисы, и еще более дико было то кощунственное равнодушие, с которым она это сделала. Конечно, каждому крысу, приближенному к власти время от времени приходят такие мысли, и поэтому часто такие крысы кусают хвост до крови, чтобы очистить голову от подобного ментального брожения, и уж точно никто и никогда не станет говорить об этом вслух даже наедине с собой. Сайману, не успевшему еще обзавестись профессиональным защитным цинизмом, стало страшно, и он склонил голову над столом, опасаясь поднять глаза, дабы не пересечься с кем-нибудь взглядом. Ведь тогда это станет истиной, а он окажется соучастником, а не просто свидетелем преступления. Лариса тем временем оценивала тот эффект от воздействия, который ее слова оказали на окружающих.

Первым пришел в себя Сакс:

– Лариса, у тебя есть какие-то конкретные предложения на этот счет? – он попытался выглядеть невозмутимо, но видно было, как побледнел его обычно красный хвост, а голос стал на тон выше.

– Да, конечно. Собственно, как я уже говорила, в сложившейся ситуации возможна только одна стратегия. Нам нужен образ страшного и коварного, всё затмевающего врага, которого можно будет обвинить абсолютно во всех бедах. Враг должен быть хрестоматийным и абсолютным, максимально удовлетворяющим представлениям о злодеях у самой широкой аудитории. Когда предварительный макет врага будет готов, мы, точнее, уже вы, объявите, о том, что, несмотря на все ваши старания и инициативы по мирному и цивилизованному урегулированию конфликта, оппонент не захотел никаких других разбирательств, кроме как военных. Нужно будет придумать что-нибудь о каких-либо мирных договоренностях, пактах о ненападении или что-то в этом роде, которые уже были достигнуты и которые враг лицемерно и подло проигнорировал, в то время как вы, представляя от своего имени честный крысиной народ, не могли себе такого позволить и надеялись на взаимное благородство оппонента. Далее путем агрессивной пропаганды надо довести накал всеобщей ненависти к врагу… простите, я хотела сказать патриотизма, – улыбнулась и подмигнула Лариса, – до нужного градуса, на котором крысы перестают видеть и думать хоть о чем-нибудь, кроме этого самого патриотизма. Затем нужно будет провести пару показных военных акций, может поджечь пару местных деревень или там утащить пару человеческих младенцев и показательно казнить их – в общем, возвратить народу потерянное самоуважение и честь, удовлетворить их чувство возмездия и справедливости, а затем тихо и спокойно свести все на нет. По итогу вручить кому надо пару орденов и званий, может быть, ввести новый государственный праздник или что-то в этом роде, вписать в учебники по истории и до конца дней говорить всем, что вы те самые, которые защитили свой народ, когда это было нужно бла-бла… и под это дело обзавестись пожизненным политическим иммунитетом.

В зале сидели крысы с обостренным чувством собственной выгоды, поэтому все довольно загудели и закивали головами.

– Для кого-то кризис, а для нас новые возможности, – подытожила Лариса и заулыбалась непринужденно и вполне себе искренне.

Король Пуччи держался крайне раскованно, если не сказать развязно. Обращался на «ты», постоянно зевал и отвлекался по сторонам. Не от того, что он хотел проявить неуважение к гостям, а просто потому, что был именно такой, каким казался, что довольно редкое явление для публичной фигуры. А был он довольно простоватым крысом. Наверное, за это его так любил народ. Вообще, если отбросить формальности, титулы (кои он сам себе навыдумывал), золотую корону, на оборотной стороне которой был штамп и эмблема одной известной сети фастфуда, прочую мишуру и атрибутику, присущую правителям, то был он среднестатистическим олицетворением среднестатистического гражданина крысиной конфедерации. В общем, не будь он сам королем, из него вышла бы отличная электоральная единица для этого. Видимо, каждая крыса в коммуне, глядя на него, примеряла свою физиономию под рамки этой вычурной короны и находила в этом некоторое удовлетворение и даже чувствовала превосходство над этим жирным и, честно сказать, не очень умным крысом. Так создавалась иллюзия того, что простой народ и в самом деле выше и лучше своих предводителей. А разве это не апофеоз демократического общества? К тому же официально, король Пуччи вроде как не являлся политическим лицом, а скорее просто считался талисманом команды. Так, по крайней мере, думал народ.

И было это большим заблуждением. Дело в том, что хоть к выступлениям короля большинство крысиного народа относилось подчеркнуто снисходительно, в то же время каждый, может быть, неявно для самого себя, стремился быть в курсе его мнения по любому вопросу, потому как король всегда думал и говорил только то, о чем думают и говорят народные массы. Для этого существует специальная служба статистики, которая занимается постоянным опросом населения по тому или иному поводу. В дальнейшем эта информация анализируется, и на основе выводов команда психологов-спичрайтеров готовит основные тезисы и набор эмоциональных паттернов к ним, созданных специально под королевский психотип, с помощью которых Пуччи сможет ненавязчиво, просто и конкретно разъяснять народу то, чего тот хочет, но не может сформулировать для себя самостоятельно. Весь этот процесс происходит вполне естественно, так, чтобы никто не мог заподозрить ничего дурного. Поэтому реальное влияние короля нельзя было недооценивать, и все, кто был сведущ в делах государственных не понаслышке, хорошо это знали.

Именно поэтому Сакс так фигурно стелился под его высочество. Всё, что он говорил сейчас королю Пуччи, за исключением, пожалуй, грубой лести, было придумано за пару часов до этого общими усилиями всей команды. Действовали согласно плану. Сакс горячо и убедительно рассказывал о том, что комиссией была проведена титаническая дипломатическая работа, целью которой являлось достижение мирных взаимоотношений между людьми и крысами.

– И вот наконец сложнейшие переговоры принесли плоды, нам удалось заключить мир! – почти кричал Сакс, тряся документом «о намерениях», на котором кажется еще не обсохли чернила. – И тут же…мы еще доложить не успели об успехе, как они наносят удар. Какое коварство! Как недостойно и подло, мы, конечно, ожидали подвоха, но… чтобы такое! – Сакс истерично заламывает руки. – Мы старались вести себя достойно, как и полагает цивилизованным существам, но теперь после гибели столь большого числа наших…ваших подданных, им нет прощения. – Сакс яростно сжимает кулаки.

Далее он в деталях описывает, каким образом конфедерация будет наносить ответный удар и красочно предсказывает, насколько сильно враги отечества будут сожалеть о том, что решились на войну с крысами. Затем более сдержанно и официально представляет план военных действий, основой которых в большей степени является организация различных сборов и учений для мирного населения с целью пропаганды, нежели реальные боевые столкновения с противником. Заканчивает доклад Сакс пафосной речью о том, что комиссия приступит к исполнению плана, как только Король его одобрит и что он лично не будет спать и есть до тех пор, пока каждый из убиенных крыс не будет трижды отомщен. И сожалеет он лишь о том, что самолично по состоянию здоровья не сможет пойти на фронт, дабы искупить кровью вину за то, что позволил людям захватить комиссию и его лично в врасплох.

Король Пуччи все время доклада рассматривает то стены в кабинете, то потолок, лишь изредка понимающе поглядывая в сторону Сакса и еще реже на дрожащего Саймана, который стоит у дверей и хвост которого все это время обильно потеет от ужаса.

Саймана не покидало ощущение нереальности всего происходящего, как будто он оказался в дурном сне. Вот он стоит в кабинете самого короля и является причастным к чудовищной по своей сути и масштабам лжи, которую они пытаются всучить монарху, словно слепому, неразумному крысенку, и всему свободному крысиному сообществу. А ведь где-то там, в действительности, гибнут его сородичи, а им нет никакого дела до того. Он, и Сакс, и все остальные озабочены только лишь своим благополучием. И борются они не за жизнь даже, а лишь за материальный достаток и не достаток даже, а за его излишество, потому что для этих крыс было мало быть просто обеспеченным, им важно было быть богаче остальных. Сайману стало страшно и противно, что он к этому причастен, но что-либо изменить ему не хватало духу, и от этого становилось еще страшнее и противнее.

Когда Сакс замолк, король, не поворачивая в его сторону взгляда, тихо заговорил:

– А ведь такого раньше никогда не случалось, ведь так, Арчибальд? Никогда еще люди не шли войной на крыс так открыто и масштабно. Это войдет в историю, как, по-твоему?

– Несомненно, ваше величество, – молниеносно отвечает Сакс.

– Вот и я также думаю. Знаешь, Арчи, у нас ведь довольно скучная история, последние века так точно. Все хорошо, стабильно живем, рождаемся и умираем, и ничего не происходит. Разве может быть такая унылая история у столь славной цивилизации? Вот, я думаю, что нет, – затем он оборачивается на Сакса и несколько секунд пристально вглядывался в него.

– Не пойми меня неправильно, но я даже рад, что это произошло. Я всегда надеялся на что-то подобное. Видишь ли, я отчаянно не хочу остаться одним из этих безликих лотерейных королей, ничего не значащие имена которых вписаны в наши летописи. Я хочу, чтобы меня запомнили как…не знаю… миротворца или избавителя, защитника…хочу быть как Маркс-Смитт или вроде того. В общем, тем, о ком будут вспоминать, как о личности, благодаря которой… и на которую стоит равняться. Ты меня понимаешь?

– Разумеется, – неуверенно подтвердил Сакс.

– Короче, я подпишу этот ваш план и скажу за вас перед народом, если только вы сумеете создать славную страницу истории и впишите туда мое имя заглавными буквами.

Делать было нечего, и команда снова села за переписывание плана. Король хотел эпичного противостояния, такого, которое запомнилось бы на века как славный подвиг мужества крысиного народа, а самое главное – его собственного. Сказано – сделано. Ларису решено было не подключать, Сакс пожадничал, уж больно у нее был высокий прайс. Сам тоже не участвовал, по причине того, что, как он сказал, «должен был подготовить почву и встретиться кое с кем». Лишь перед уходом сказал, что сделать нужно до конца дня и сделать с размахом и что попытка лишь одна, оттого очень важно не обосраться. Саймана он взял с собой. Остаток дня они катались по коммуне и стучались в кабинеты различных политкомиссий, в которые Саймана не пускали, а Сакс исчезал за большими дубовыми дверями, где пропадал обычно ненадолго и выходил, как правило, с недовольным лицом, тихо приговаривая ругательства различной степени отвязности. Впрочем, однажды ему все-таки повезло, и он вышел довольный и даже приобнял Саймана за плечо:

– Вот так, товарищ председатель комиссии, терпение и труд все перетрут. – Конспирологический блог согласился нас поддержать на своих условиях, конечно, …но тем не менее. Они ценный союзник, несмотря на всю их фимозность и отмороженность, многие к ним прислушиваются, а это как раз то, что нам нужно. Так что это победа. Чего рожа такая кислая? – поинтересовался Сакс.

– Да так, мистер Сакс, мне просто кажется, что мы совершаем огромную ошибку, что мы не решаем на самом деле проблему, а делаем только хуже. Весь этот спектакль, неужели нельзя по-другому? Чтобы правильно было, по совести!

Сакс вдруг круто развернул его и с силой прижал к стене. И зашипел тихим, но пугающим голосом:

– Ты что это хочешь сказать, каналья? Думаешь, самый умный? Решил, что знаешь, как лучше будет? Может ,хочешь все сам разруливать? А то давай? Давай, сделай все правильно, – и Сакс пальцами показал кавычки. – А ты уверен, что знаешь, как это правильно-то? И для кого правильно? Для тебя? Для совести твоей поганой? Так вот знай, что никто этого не оценит, чего бы ты ни сделал. Поэтому нужно всегда делать только для себя, понял? Я тут жопу рву, пытаюсь договориться с этими дебилами, – он жестом указал на дубовую дверь. – А ты, паскуда, мне тут решил за мораль предъявить? Мол, не по понятиям всё?

– Да нет же, нет… Я просто подумал, что…может… – Сайман принялся лепетать что-то невнятное.

– Что подумал, что может? Может, тогда я буду думать, да? Раз ты ни на что не годишься.

– Да, давайте… – с облегчением капитулировал Сайман.

Сакс строго посмотрел на него и отпустил.

– Смотри мне, еще раз такое – удавлю! – и он погрозил кулаком, а затем как ни в чем не бывало в своей привычной манере, совершенно спокойно и непринужденно, перевел разговор:

– Который там час, не подскажите, глава комитета по противодействию внешним угрозам?

Сайман сбивчиво ответил.

– Пора ехать в офис. Все уже должно быть готово.

К тому времени, когда Сайман и Сакс вернулись в офис, там и, правда, все уже было готово. Еще какое-то время заняла перекройка плана под условия конспирологов, но к концу дня у них на руках был готовый план, который должен был устроить всех, кто являлся к нему причастным. Сакс и несколько приближенных еще допоздна обсуждали детали, остальные же устало свалились прямо тут же, в офисе, кто куда. Сайман пристроился на диванчике в приемной. Странно было лежать на этом роскошном кожаном диване, который никак не соответствовал учению Маркса-Смитта и единому свободному духу. Теперь слова Ларисы уже не казались такими уж еретическими. Рассуждая холодно, на самом деле можно было убедиться в том, что все это учение на первый взгляд такое справедливое и мудрое, на деле лишь всячески ограничивало людей, давая взамен призрачные и расплывчатые обещания различных благ неясной этимологии. Но с другой стороны, никто не был против и всех все устраивало. Народ был доволен или, по крайней мере, убеждал себя в этом. Существовала стабильность и конкретная понятная каждому цель и общее стремление, и, наверное, это и было главное. Сайман тяжело вздохнул и тоскливо посмотрел на дверь. Ему отчаянно хотелось убежать, скрыться от всего этого, лишь бы только не участвовать в этом балагане. Но он знал, что, если он убежит, лучше не станет. Он пытался убедить себя в том, что он здесь единственный, который в случае чего не даст зайти этой авантюре слишком далеко. Так он, тихонечко и повторял, постепенно убаюкивая себя, провалился в болезненный и нервный сон.

Утро для команды наступило еще засветло и сразу стало суетным. Всех разбудил Сакс, по виду которого можно было понять, что он вообще глаз не сомкнул. Под воодушевляющую матерщину начальника все стали подниматься и наспех приводить себя в порядок. Сайман с трудом открыл глаза и теперь мутным взглядом глядел по сторонам, силясь распознать, реальность ли это или очередной завиток сюжета кошмарного сна, который ему снился всю ночь. В итоге, он решил, что одно и другое примерно равноценно и стал тяжело подниматься с дивана. К нему подошел Сакс и одобрительно хлопнул по плечу. Несмотря на опухшее лицо, он казался бодрым и даже веселым.

– Проснись, начальник! У тебя сегодня ответственный день, нужно быть на высоте. От тебя многое зависит, не подведи нас всех, – и тут же убежал, попутно раздавая указания другим членам команды.

Дальнейшие несколько часов прошло в полнейшей суматохе. Работа кипела не на шутку. Каждый занимался своим делом. Сайман, быстро приведя себя в порядок, наспех теперь ознакамливался с официальной речью, которую ему сегодня предстоит произнести перед народом. Вчера он не слишком участвовал в обсуждениях плана, находясь по большей части в прострации и экзистенциальном самокопании поочередно, поэтому сейчас, когда он читал и вникал в свою речь, шерсть на его теле повсеместно вставала дыбом.

Из текста становилось понятно, что при успешном голосовании начнется полномасштабная межвидовая война с известным врагом вплоть до убедительной победы. Будет производиться тотальная мобилизация народа из всего униона для обучения в специальных полевых лагерях. А по прошествии курса молодого бойца призывники будут направлены по желанию в одну из двух армий на выбор: армия класса «земля» либо класса «вода». Смысл в том, что война планируется вестись на два фронта. Армия земли двинется войной на людей, армия воды же на их тайных пособников – ненавистных и трусливых (так и написано) дельфинов.

Самое страшное, отчего у Саймана затряслись лапы, так это тот факт, что войну против дельфинов предполагалось вести, согласно тексту, «путем самоотверженным и волевым», что на деле значило организацию разных по величине отрядов смертников, которые десантировались бы в различные точки океана, где предположительно находятся главные штабы дельфинов-заговорщиков, и уничтожали бы противника ценой собственных жизней, отправляясь затем прямиком в объятия большой духовной крысы. Для этого планировалось использовать электронные батареи, специально законсервированные для таких случаев с индустриальной эпохи. У каждого «отважного сына отечества» такая будет за спиной, активировав заряд которой, по заверению экспертов, энергия электричества должна была уничтожить всех дельфинов на расстоянии километра. Каким-то неведомым образом потенциалы суммировались, то есть, скинув в одну точку к примеру десяток крыс, радиус поражения увеличивался соответственно. Так же электричество действует только на дельфинов, остальные же мирные существа в океане не должны пострадать. Герой же погибает от нехватки кислорода, которого по заверениям «инженеров-технологов» должно хватить только на погружение, так как на безопасный подъем нужен намного больший объем кислорода, и такие баллоны технологически невозможны, да и будут слишком большими, что может выдать бойца и дать время врагам улизнуть.

Против людей было принято решение воевать с использованием биологического оружия. Добровольцев будут вакцинировать инфекционной болезнью (к счастью, не опасной для крыс, но зато смертельной для человека) под кодовым названием «ЧУМ-а», после чего боец должен был вступить в прямой контакт с врагом для успешного заражения последнего. Большой плюс заразы состоял в том, что в дальнейшем она передается автоматически от человека к человеку, а это значило, что необходимо было провести лишь одну массовую операцию, что гораздо снижало риск возможных потерь с нашей стороны.

Такова была информационная составляющая его обращения. Так же там было много пафосной «воды» о величии и избранности, рассуждений о свободе и интересах крысиного народа, искренних сожалений о существовании подобных конфликтов в современном мире и тут же разжигание ненависти к лютому врагу (особенно горячей получилась линия для конспирологов – та, что о дельфинах) и прочая пропаганда.

Почти часовая речь. После прочтения Сайман настолько оцепенел, что минут десять не мог сказать ни слова. Думать о том, что придется нести эту околёсицу перед аудиторией целого униона, наперед зная, к каким катастрофическим последствиям это приведет, было жутко. Не просто жутко, а кошмарно. Саймана стошнило прямо на пол, а затем он потерял сознание. Его долго приводили в сознание, и Сакс лично тряс его за грудки и раздавал пощёчины для оптимально эффекта. Затем его умыли, накачали успокоительными, и Сакс провел разъяснительную беседу, суть которой сводилась к тому, что если Сайман сдрейфит или хотя бы вдруг прочитает речь без должного энтузиазма, то Сакс лично утопит его при случае в первом же полевом нужнике.

– С тобой или без тебя, мы это провернем! Так что просто не усложняй нам и себе жизнь! – вот и все напутствие.
<< 1 2 3 4 >>
На страницу:
2 из 4