Доктор, который научился лечить все. Беседы о сверхновой медицине

Поэтому лечить ничего не надо. Организм сам все вылечит и исправит через системы самовосстановления – он один мудрее всей медицины. Нужно только привести его к штатной форме, потому как указанным системам самовосстановления ведь что-то же не дает исправить проблему, отсюда и болезнь! А не даёт-то что? Отчего болезнь не уходит?

Ну, например, поступление в организм токсичных веществ, если вы живете в зоне с дурной экологией и перманентно подтравливаетесь… Или, напротив, непоступление нужных для ремонта элементов (неполноценное питание) – скажем, недостаток цинка в организме запросто может привести к диабету и другим патологиям… Ну, и третья причина, нам уже известная – перекос конструкции.

Почему автомобиль тащит вправо? Деформирован кузов. И глупо лечить симптомы, всё время придерживая руль вручную. На стапель надо!.. Автомобиль жует покрышки с одной стороны. Что будете лечить? Шины? Нет! Надо просто выставить штатный сход-развал, то есть восстановить форму.

Штатного схода и развала у современного горожанина, проводящего половину жизни, сидя на заднице, быть не может. А к какой именно патологии приведут его личные перекосы – к камням в почках или простатиту, – зависит от индивидуальных особенностей человека. Различие между автомобилем и человеком только в том, что человек свои жёваные «шины» может восстановить в силу сложности собственного устройства, которое предполагает механизмы саморемонта.

Блюм ничего не лечит, и потому отказался от гордого звания врача:

– Я не лечу, я оздоравливаю.

Лечат орган. Оздоравливают человека. Вот это и есть настоящая медицина. Быть может, медицина завтрашнего дня. Она основана на совершенно иных принципах и представлениях.

– У вас постоянно проскакивает слово «энергия» в разных вариациях – «энергобаланс», «энергодотационный режим», «энергосберегающий», – возвращаю я читателя к прерванному разговору.

Блюм некоторое время в раздумчивости барабанит по столешнице пальцами.

– Так удобнее рассуждать. Картина яснее. Помните, я говорил о тканевой деградации? Вот у нас есть некий орган, который тратит 100 условных единиц энергии. При этом на свое собственное жизнеобеспечение, то есть на поддержание жизнедеятельности клеток, он тратит 40 единиц, а остальное – на внешнюю функцию, то есть на работу для организма. И если теперь по каким-то причинам, например, из-за спазмированности или перекрученности, то есть потери формы, энергообеспечение органа начинает падать и валится до 60 единиц, то теперь на внешнюю функцию остается всего 20. А 40 уходит на поддержание жизни клеток этого органа. Клетки чувствуют себя нормально, но организм в целом потерял.

А если энергопоток сжался до 40 единиц? Ткань еще жива, но функции у органа уже нет. Парализованная рука живая, в ней идут обменные процессы, но она не работает. Нейродинамические команды не проходят. Человек не может поднять вес собственной руки. Но рука живая, она не гниет.

Что делать?

А давайте попробуем помочь организму поднять вес руки, раз он сам не справляется, может, там какие-то остаточные движения и усилия ещё остались? Может, если бы рука не была такая тяжелая, а была бы как пушинка, он её поднял бы? В этом и заключается основа метода – внешний привод. Энергодотация. Я за больного работаю. А он пытается стараться.

Теперь вернемся к нашему условному примеру. И предположим, что энергопоток к органу пережат до 30 единиц. Теперь уже самой ткани на выживание не хватает! А она хочет жить! И для выживания у неё есть два девиантных варианта – она может деградировать в соединительную ткань или изменить тип энергообеспечения и переродиться в опухоль. Опухоль – те же клетки, только перестроившиеся. Если энергоресурс упадет до 35 условных единиц, это будет зрелая опухоль. А если энергопоток сократится до 20, скажем, единиц, это будет опухоль незрелая, агрессивная. Вот так и появляется первичный рак.

Теперь, что такое метастазирование? Считается, что есть два пути распространения метастаз – лимфогенный и гематогенный, то есть по лимфатическому руслу и по кровяному якобы разносятся раковые клетки. Но давайте посмотрим на кровяное русло – это же система труб с множественными разветвлениями. Если мы поставим задвижку на главное русло и будем её придавливать, то первым делом кровоснабжение исчезнет на дальнем конце – в самые тонкие трубочки просто не дотечёт. Ещё придавим – кровоснабжение исчезнет уже вот здесь, поближе к задвижке, потом ещё ближе… Это и есть метастазирование. Сначала опухоль возникла в месте номер один – самом дальнем конце, потом в месте номер два – поближе, потом в месте номер три – ещё ближе к «задвижке». Вот и весь механизм метастазирования, и ничего другого тут нет. Незачем голову ломать, метастаз из печени в легкое улетел или наоборот. Метастазы возникают против кровотока.

Онкологи удивляются, когда я им говорю, что метастаз должен быть вот тут и тут: «Откуда ты знаешь? Как ты это предсказываешь?» А я просто матчасть знаю, как идет раздача гемодинамических ресурсов. Я могу потрогать тело и определить, где поджало. Там и причина рака.

– Одним касанием?

– Сейчас да. Когда-то на расшифровку и постановку диагноза у меня уходили часы раздумий. Но за десятилетия так навострился, что теперь мне достаточно просто руку человеку на плечо положить – ощутить тонус мышц, и я все пойму про него… Или просто придержу дверь перед ним как бы невзначай и посмотрю, как он будет двигаться, чтобы в образовавшуюся щель пролезть. Мне порой достаточно посмотреть на то, как человек садится в кресло и встает, на цвет и выражение лица… У человека десятки разных отпечатков, которые наложила на него болезнь. И которые никто не видит, не считывает, потому что все уткнулись в анализы, и за ними не видят человека в целом.

– А этому можно научить? Жалко, если такой багаж уйдет вместе с вами.

– Научить этому? Я не могу за пять минут вложить в голову человека сорок лет своей практики. И за сто часов не смогу. Ведь за этим не только опыт, не только знания. Но еще и медитативные упражнения, как процессы образного представления. Вы не можете анатомию усвоить в том варианте, в котором она представлена в книге. По книге её можно только выучить. Но для того, чтобы в этом во всем ориентироваться, она у вас должна ожить. Морфология должна ожить! Вы должны внутрь анатомии погрузиться так, чтобы понять смысл каждой бороздки, каждой дырочки, каждого сочленения, и как это всё внутри живет, течет, перетекает и между собой взаимодействует. И это единственная тема, которая стоит медитации! Потому что вообще-то я к медитациям настороженно отношусь. Зачем люди ими занимаются?

Вот, скажем, известная поза – шавасана, – поза трупа. Что мы должны представлять, лежа в ней? Как легли в гроб и течет вода весенняя? Вас похоронили, вы умерли, вас закопали, вы разлагаетесь. На то она и есть поза трупа. Хотите помедитировать на эту тему? Нет? Тогда завязываем с медитацией… Или, может, хотите повспоминать прошлые жизни? Зачем? У вас нет настоящего и будущего?.. Медитация должна решать практические задачи, а не просто так выполняться по принципу «чтобы было». Я с её помощью решал практические задачи – ощутить тело человека, ощутить живую анатомию.

Рассказываю простую технику медитации для примера. Вот взяли представили стакан. Попробуйте ощутить этот стакан изнутри. В нем горячая вода налита, он определенной формы. Представили? Ощутили?.. Теперь бросили в эту горячую воду бумажку. Бумажка начнет намокать. И вы этот процесс должны научиться ощущать – что будет чувствовать кружка. Что чувствует другой человек, когда вы положили ему на плечо руку и стали одним целым. Ваши тела соединились… Это тренинг. Наложенный на знание матчасти. Диагностика через прикосновение. И теперь, когда я кладу руку вам на плечо, я за счет малейших ответных откликов вашего тела начинаю вас ощущать – вот там зажато, вот там смещение, вот там то, а там это. Ну и как этому научить?

– То есть анализы и снимки, в которые утыкаются другие врачи, вам не нужны?

– Нет, я же не врач. Когда был врачом, нужны были. А теперь без надобности, – говорит Блюм, и я не понимаю шутка это или великая мудрость… – Ну, представьте себе картину. Один врач говорит другому: «Вась, мы с тобой в этой больнице работаем не первый год, мы с тобой друзья. Слушай, найди мне невесту! Хочу жениться». Тот отвечает: «Не вопрос! Подберу тебе девок!» И на следующий день выкладывает на стол три рентгеновских снимка: «Вот, выбирай! Одна другой краше. Вот снимки таза, вот снимки хребтов!» И рядом кладет еще три анализа мочи: «Глянь! Не девки – загляденье! На какой будешь жениться?..» Тот ошалел: разве можно на анализе мочи жениться? Мне бы посмотреть, потрогать вживую.

И он прав. Есть живой человек, а есть тень от него – рентгеновский снимок. Что лучше? Что полнее характеризует Васю – его тень или сам Вася? Если Васи нет, давайте снимок. Но если есть Вася – снимок не нужен. Целый человек-то всегда лучше своего следа! При наличии живого больного, зачем вам его анализы и снимки? Что за бред!

Конечно, если врач матчасть знает, он и по снимкам разберется. Я когда-то консультировал в английской королевской клинике. И однажды под настроение местные врачи принесли мне снимки с томографа – 253 среза мозга. Ну, я все 253 и описал. Врачи обычно пишут немного, глядя на снимки, у меня же на их описание ушло более 100 страниц.

– Но вы ведь мозгом не занимаетесь, – удивился я. – Морфология мозга – очень сложная штука. У всех разные мозги.

– Да я много чем официально не занимаюсь. Попробуйте только сказать: я лечу онкологических больных. Всё, конец – клеймо городского сумасшедшего. Но это же интересная проблема! И почему бы в ней тоже не разобраться – с моей колокольни?

А так я формально занимаюсь биомеханикой. Которой врачи по большей части не понимают. И уж совсем никто из них не знает медицинской топологии. Потому что я её изобрел. Топология – это, скажем так, наука о вложенных полостях. Весь организм состоит из таких вот полостей. Это очень интересно. И это принципиальный момент! Вот представьте себе стаканчик или коробочку. Она заполнена жидкостью, а внутри – змеевичок из мягкой трубки, по которому течет другая жидкость. И то, как она будет протекать, зависит от давления жидкости внутри ёмкости. Но эта ёмкость и сама, в свою очередь, вложена в другую, большую ёмкость. В которой тоже есть какое-то давление жидкости. Вот так всё в организме и работает. А меняя давления, то есть прикладывая внешнее усилие к «главной ёмкости» с помощью рычагов в нужных местах, я меняю давление и течение жидкостей во внутренних структурах и сосудах. Это понятно?

Мне это было понятно. Я видел сам, как это происходило: лежит на банкетке человек, а на него сверху давят огромным рычагом через упругие прокладки. На миг эта картинка встала передо моим внутренним взором, и я едва не потерял нить беседы. Но вовремя ухватился за едва не ускользнувший кончик.

– И вот мы подходим к ответу на ваш вопрос – вы спрашивали, можно ли этому научить, есть ли у меня ученики, – сказал Блюм.

– Да! Мне это интересно из соображений общечеловеческой жадности – не хочется терять такой опыт. Хочется передать его людям или как-то овеществить.

– Овеществим. Об этом как-нибудь в другой раз… Но вообще мне часто подобные претензии мои бывшие коллеги по цеху выдвигают: почему ты не учишь? Почему забросил науку?.. Надоела, и забросил! А по поводу обучения рисую ситуацию, чтобы вы хорошо меня поняли. Пришел студент медвуза и начал учиться. Первые 4 курса – базовые дисциплины. Закончил. Дальше два года некоего обобщения, начало специализации. Седьмой год – интернатура. Затем пару лет ординатура и годик самостоятельной практики. Итого, десять лет прошло, и у нас получился законченный молодой специалист. Его возьмут в любую клинику, в любую больницу, он может сдать и на вторую и первую категорию, прекрасно!.. И вот этот молодой специалист приходит ко мне: ой, как здорово, мне нравится то, что вы делаете, научите меня, дайте немножко знаний.

Не вопрос! Держи немножко знаний по биомеханике! И вот, получив их, он жалуется: что вы со мной сделали, вы мне снесли крышу, мне теперь нужно всю картину мира, всё прежнее знание этой вашей механикой доукомплектовывать – неврология и биомеханика, ортопедия и биомеханика, генетика и биомеханика и так далее. На это у него уйдет, скажем, пять лет, чтобы пристыковать.

«Еще чего-нибудь хочешь?» – «Энергобаланс!»

Хорошо. Дал я ему, допустим, энергобаланс. И он пошел интегрировать энергобаланс со всем остальным, включая биомеханику. На это у него уйдет тоже лет пять-шесть, потому что надо со всеми теми дисциплинами это свести, которые он годами изучал.

Отлично. Топологию хочешь? На тебе и топологию медицинскую – науку о вложенностях, полостях, движениях жидких сред. Взял, понёс и несколько лет это с прежними знаниями сопрягал. И на всё про всё ушло у него четверть века. «Ну, что, – спрашиваю. – пойдешь теперь врачебный народ учить?»

«Нет, – отвечает, – не пойду. Не затем столько лет учился, полжизни активной потратил! С такими знаниями я теперь пойду настоящие деньги зарабатывать!»

Так вот, я этот путь проделал. Только меня никто не учил. Я сам его прошёл, без поводыря, я его сорок лет проходил. Да, было дело, занимался наукой, должности занимал – но только для того, чтобы под этим зонтиком решать свои вопросы. И вот теперь, пройдя этот путь, доукомплектовав гинекологию биомеханикой, гинекологию энергобалансом, гинекологию топологией… и остальные дисциплины доукомплектовав тоже, я имею на всё своё мнение. Только я держу его при себе: кто по-настоящему лечит, тот не учит.

– Отчего?

– А время терять не хочу! Я ведь, помимо моих больных и всего человечества, ещё и сам себе нужен!.. Знаете, как я расшифровываю знаменитый гамлетовский вопрос «быть или не быть?»? Нужен ты сам себе или нет – вот что он означает. Многие ведь люди сами себе не нужны. Всё для других стараются. Кто-то согласен в один конец на Марс лететь. Кто-то альпинизмом страдает, на вершину лезет. Залез. И что? Радуется: я стою на вершине мира! А я говорю: нет, ты стоишь на краю пропасти! Человек, который нашел себя, который сам себе нужен, впустую рисковать жизнью не будет. У него семья, у него дело, у него он сам… Приезжаю, помню, в Новосибирск, и мне знакомый говорит: а хочешь в шахту спуститься? Там интересно! Нет, говорю, что я там забыл, а вдруг завалит? И в подводную лодку не хочу. И на лыжах в горах не катаюсь – упасть можно. Когда ещё в институтские времена мы сидели в кабаках, я всегда уходил за полчаса до драки. Хотите драться – деритесь, а я тут при чем? У меня другие желания.

Меня спрашивают: ты что – трус? Да, я биологический трус. У меня инстинкт самосохранения доминирует. И если мне предстоит попасть во всякие рискованные ситуации, я сто раз просчитаю и подумаю, а надо ли мне это. Я готов положить жизнь за своих детей, но не собираюсь бороться за восстановление экологии, которую я никогда не засирал. Я никогда не пойду добровольцем отмывать какую-нибудь подводную лодку или реактор от радиоактивности. Мне это на фиг не нужно. И никакими патриотическими речами вы меня не возьмете. Я знаю им цену. Вода в смеси с почвой дает грязь, а если воду смешать с кровью, получится патриотизм. Пачкайтесь сами!

И если мне скажут: на войну отечественную пойдешь? мы все идём!.. Отвечу: а это смотря кем я буду на той войне. Вы сами себя кем там видите? Если безвестным павшим героем, то мне это не интересно. Если после войны в параде победы участвовать, то это опять-таки зависит от того, где и кем я буду на том параде – среди тысяч одинаковых фигурок в колонне шагать или на трибуне стоять парад принимать. Это ведь разные позиции! И разная картина мира.

Я рисую себе картину мира в виде театра или баталии. Есть те, кто на сцене, а есть зрители. Есть те, кто воюет, а есть те, кто командует, посылает их на смерть. Всегда нужно точно позиционировать себя в этом театре жизни. Где я там? На сцене кривляюсь? На балконе сижу? В партере? В амфитеатре? Из-за кулис подглядываю?

А где вы хотите быть на батальном полотне жизни? Среди погибших героев, которым возложат цветы? Или среди тех, кто эти цветы возлагает? Вы хотите совершать подвиги или восстанавливать народное хозяйство? Хирург в больнице совершает ежедневный подвиг во имя жизни. А мне это не надо – я восстанавливаю «народное хозяйство». Я трус. Именно мы, трусы, сложим песни о погибших героях, воспитаем детей погибших героев, восстановим страну из пепла.

У нас в советские годы, да и сейчас еще порой, людей, бросивших родину, называют предателями. Смешно даже… Тут в Испании, где я живу, работают тысячи украинцев, русских – садовниками, строителями. Оттого, что человек сюда приехал, ничего в его жизни не поменялось. Как был каменщиком, так и остался. Только зарплата выросла в десять раз. И живет себе спокойно – без стрельбы, без патриотического угара, в спокойном районе, среди людей, не поражённых комплексом имперского величия, дети в школу ходят. Новая родина! Которая в сто раз комфортнее, чем старая. А всё, что он сделал для этого, – пересёк границу! С этой точки зрения границы – пустая условность.

Помню, развал Союза застал меня в Молдавии, где я о ту пору работал – а я где только не работал – и в Израиле, и в Англии, и в Болгарии, и в Турции, и в Америке… так вот, когда Союз развалился, я оказался в государстве Молдавия. И мне начальник паспортного стола Кишинева говорит: тебе надо написать заявление, что ты хочешь принять молдавское гражданство. Я отвечаю: Леня, я никуда не выходил из дома. Так с какого хера я должен что-то писать? Я же ничего не делал. Это страна развалилась, а я на месте… У меня зять присягал Советскому Союзу, а оказался тоже в Молдавии. Я ему объяснил: Вова, ты присягал несуществующему ныне государству. И отныне свободен. Должен ты присягать Молдавии? Наверное, нет. Что это за воин, который сегодня одному присягнул, завтра другому? Будь свободен. Поживи для себя!

Я так и живу. Свободно. Делаю что хочу. Политикой не интересуюсь, хобби не имею. Когда кто-то пытается стихами тост за столом сказать, мне становится дурно – не знаю, плакать или смеяться. И музыку не особенно люблю. При мне музыку даже в машине не включают, потому что она выдергивает меня из моего внутреннего мира, в котором мне комфортно и хорошо… Для того, чтобы успеть в жизни сделать то, что ты хотел бы сделать, нужно ставить барьеры, фильтры и отсекать лишнее. А ведь надо ещё оставить время на семью. Потому что, по большому счету, остаемся жить мы только в детях.

– Теория эгоистичного гена мне известна, – радуюсь я потоку красноречия. И тут же возвращаюсь к прежнему. – Но всё-таки накопленное за жизнь не хотелось бы потерять. У вас же совершенно другая система взглядов на человека! Жалко потерять!

– Жалко. И кое-что я оставлю человечеству…