За плечами у Вадима Аркадьевича Шерстенёва, у молодого капитана полиции в отставке, была и академия МВД, и в своё время долгая командировка в Чечню. Да и не только там он побывал. Но жизнь сложилась так у Шерстенёва, что пришлось ему после его «рымов и Крымов», стать охранником. Шнорре особо не вникал в подробности его личной жизни. А благодарен Вадим был за то, как говорится, по гроб жизни Михаилу Арнольдовичу, что тот дал на лечение его дочери Инны довольно большую сумму денег. Правда, это не спасло ребёнка от смерти.
Но Вадим всегда помнил добрые дела и даже вернул Шнорре часть долга… Правда, Михаил Арнольдович категорически отказывался взять их назад. Но Шерстенёв твёрдо заверил, что теперь ему ничего не надо, а на хлеб он себе заработает. Горек для него, видно, был и хлеб, как и для его жены, Марины, в прошлом, преподавателя микробиологии в медицинском училище.
Детей, кроме Инны, у Шерстенёвых не имелось. После того, как появилась на свет дочь, через два года его жена оказалась вновь в роддоме. Но не повезло: мальчик родился, но мертвым… Его тело врачи родителям не выдали. Да и не имелось в этом смысла… Всё теперь в прошлом, потому что Марина после смерти Инны сошла с ума, и вот уже три года находилась на бесперспективном лечении в психиатрической больнице.
Потом Шнорре стал вспоминать свою жену Зину, то время, когда они были молодыми. Из прошлого, как бы, выплыл тот момент, когда они познакомились очень просто, в городском парке. Он подсел к ней, на скамейку, и начал рассказывать о том, какой он хороший человек. Конечно, он шутил. Шнорре в то время уже перешёл на пятый курс химико-технологического факультета политехнического института, она – только что поступила на юридический факультете государственного университета.
Мысли Шнорре прервал внезапно появившийся, словно ниоткуда, Зуранов. Он был всё в том же, слегка помятом, джинсовом костюме. В руках он держал небольшой мешок, сшитый примитивным дикарским способом сухожилиями дикой козы Зума из шкурки белки-летяги Виту.
– Ты, Алексей, – глубокомысленно сказал Шнорре, – нарисовался здесь, как будто, из воздуха. – Если бы я верил в чудеса, то я бы сказал, что ты – одно из них.
– Я тебе, Арнольдович, потом всё обскажу. Тайн никаких нет, – он вывалил содержимое мешка на стол. – Смотри, сколько я принёс драгоценных камней и золота.
Шнорре, почти профессионально разбирающийся в благородных металлах и драгоценных камнях, подошёл к трофейному богатству. Он без восторгов, но с большим интересом, стал перебирать всё принесённоё сюда из «неоткуда» частным сыщиком. Остановил своё внимание на нескольких неказистых на вид тёмно-коричневых камешках, величиной с горошину. С большим удовольствием заметил:
– Вот эти три штуковины – прекрасные опалы. Таких я нигде и никогда не встречал.
– Но тут же ещё гора драгоценных камней, да и золота хватает.
– То, что ты называешь драгоценными камнями, Алексей Владимирович, есть ни то иное, как обычный шпат и… кварца немного… есть разноцветные и с вкраплениями. Что касается золота, то оно, в основном, настоящее. Скажу больше. Даже на глаз видно, что в нём ничтожное количество содержание серебра. Но тут нужен химический анализ. Во всяком случае, оно – высокого качества, рассыпное, не рудное, проба ни как не ниже, девятьсот пятидесятой. Поверь, если я и ошибся, то не намного. Здесь, можно сказать, целое состояние.
– Хоть такое обстоятельство радует. Значит с камнями, я пролетел?
– Почему же пролетел, Алексей? Этих трёх опалов, на мой взгляд, достаточно будет для того, чтобы купить… Впрочем, денег, вырученных от них, всё равно, не хватит, чтобы приобрести даже трёхкомнатную квартиру в Подмосковье. Цены растут, как шампиньоны после дождя. Поверь, мне на всё плевать! Но, Лёша, не красиво с твоей стороны так долго отсутствовать, чтобы грабить банки или сундуки частных владельцев… Правда, непонятно, на хрена какой-то болван держал в своём сейфе вместе с россыпным золотом, по сути, с самородным, кучу каких то… никчемных блестяшек.
– Потом всё объясню. Но честно скажу, Михаил Арнольдович, что банков я не грабил, и в закромах ни одного проходимца не копался. Долго объяснять. Всё потом. Сначала дело.
Зуранов до мельчайших подробностей расспросил Шнорре о том, как обстоят дела, и остался доволен. К этому добавил, скорее, напомнил, что лучше всего будет, если Михаил Арнольдович и его сыновья будут жить у него, Зуранова, вместе с ним, в дву3хкомнатной квартире. «В тесноте, но не в обиде». А вот это жильё, как и у родственников Шнорре, находится под постоянным наблюдением. Без сомнения.
– Да, – согласился Шнорре, – ты и Денис пока вне подозрений и пристального внимания подонков. Мне на своём заводе тоже пока делать нечего.
– Верно. Но мы заглянем туда, чтобы расквитаться по полной программе с твоим друганом Мартемьяном и некоторыми другими господами.
Через пятнадцать минут появился и Денис Гранкин. Он коротко доложил о том, как убил… негодяя. Рассказывал об этом тихо, но не спокойно. Пришлось отправить на тот свет, какого ни какого, но, всё же, человека.
Бывший адвокат очень заинтересовался золотом, какое добыл Зуранов, и поинтересовался, возьмёт ли его начальник детективного агентства в долю.
– Нас теперь в агентстве, вместе с Михаилом Арнольдовичем и его сыновьями получается пятеро. Все доходы будем делить поровну. Но ты, Дэн, учти, что у нас предвидится много затрат. Понадобится и транспорт и оружие…
– Мне и моим сыновьям ничего не надо, – сурово ответил Шнорре. – Наша задача – отомстить… гадам!
– И не очень засветиться, – бывший адвокат взял в руки кусок шпата, внимательно его разглядывая.
– Постоять у воды и ног не замочить, – ухмыльнулся Алексей. – Скорей всего, не получится. Так что, Денис, у тебя ещё есть время подумать…
– Не городи ерунды, – ответил Гранкин, – всё решено. Тем более, я уверен, что твои «полёты» в прошлое солидно укрепят и наше материальное положение.
Они взяли с собой всё самое необходимое: пистолет, документы, изъятые у копов-бандитов, деньги, драгоценности, лежащие в сейфе. Шнорре набил большую сумку необходимыми вещами. Пришлось ему прихватить с собой и голову Зинаиды, положив её в небольшой холщовый мешок. Алексей не сразу убедил Михаила Арнольдовича в том, что оставлять её в квартире, которая, возможно, через несколько часов будет превращена в руины, не логично.
С большой неохотой Шнорре аккуратно положил голову своей жены в багажник. Сам же занял заднее место в салоне. Рядом с Денисом, который устроился за рулём как самый наиболее опытный водитель, из присутствующих, сидел Зуранов. У Гранкина, ещё в более раннем молодом возрасте, имелась машина. Наша, отечественная, «Нива». Пока он не разбил её в одной жуткой аварии, отделавшись двумя-тремя царапинами и вывихом левой руки.
После того, как он врезался в гружёную фуру и его «Нива» стала попросту грудой металлолома, у Гранкина на долгое время пропало желание садиться за руль. Но сейчас он придерживался другого мнения.
– Да, надо будет машину приобретать. Без неё, как без рук. – Денис выехал со двора на основную дорогу. – Вот Полина приедет из-за «бугра», что-нибудь с ней сообразим. Надеюсь, что зарплата моя в твоей конторе, Лёха, будет не меньше, чем у адвоката средней руки.
– Надейся, Дэн, – Зуранов закурил. – Ты хоть не забыл, куда мы сейчас едем?
– Как же? Помню. В Матвеевский леспромхоз. – Гранкин тоже достал сигарету, внимательно следя за дорогой, небрежно сунул её в рот. – Надо будет душу из господина бандита Тихого вынуть. От тела её отделить.
– Я уверен, что нет в его гадком теле никакой души, – с задумчивой тоской заметил Шнорре. – Мерзопакостный гад жить не должен! Так вот и прикиньте, маленький член к большому носу, господа! Только тогда суд можно назвать законным, когда он справедлив. Убить мерзавца должен только я! И никто другой!
– Успокойся, Арнольдович, и у тебя, и у всех нас будут руки в крови,– твёрдо сказал Зуранов. – Время такое… частично мутное, подлое. Много преступников – на свободе, а…
– Ты прав, Лёха, – согласился с ним Денис, обгоняя незагруженный лесовоз. – А Тишина, если бы у нас имелась возможность подвести гада под суд, то он бы его оправдал… или наказал бы так, очень условно. А поскольку, все твари-подельники на верхотуре знают, что такая вот тля может «запеть» на суде не совсем то что надо, в крайнем случае, скоту пообещают объявить его невменяемым… и в больничку. А станет артачиться и требовать большой кусок, то могут, реально, и убрать… мелкую сошку.
Почти до самого леспромхоза они почти не разговаривали друг с другом, надеясь, что всё пройдёт гладко, желательно, без свидетелей. Они остановили «Шкоду» недалеко от ворот верхнего склада леспромхоза, который практически не охранялся. В своей мелкой сторожке-будке верный пёс в образе человека, стоящий на защите акционерной собственности, увлечённо беседовал с кем-то по телефону.
Он ни малейшего внимания не обращал на тех, кто входил на территорию леспромхоза и выходил. Правильно, чего тут выгибаться, когда все в селе Большая Матвеевка свои. И так дел по горло. Только и успевай поднимать шлагбаум перед машинами, идущими сюда и гружёнными лесом, да и порожние надо выпускать.
Вот за выезжающими на деляны шоферами догляд кое-какой необходим. Неровен час, что-нибудь могут с собой прихватить, к примеру, тот же топор. Жаль ведь хозяйчику, одному из многочисленных воров и грабителей «личного» инструмента… Добра на всех не напасёшься.
В данном случае леса. «Ходи, Машенька, за грибочками в иные места. А тут почти всё частное или… акционерное. Слава богу, леса еще в России достаточно. Потому нечистые на руку господа и дамы могут накрутить всякого и разного, с весомой и практической пользой для себя, своих родственников и добрых друзей.
Шнорре остался в машине, а Зуранов и Гранкин спокойно прошли на территорию леспромхоза. Охранник даже поленился посмотреть в их сторону. Возможно, он видел их, так называемым, боковым зрением. Чоповец твёрдо был уверен в том, что чужие и, причём, без надобности, здесь не шастают. На обратном пути, конечно же, ему надо будет понаблюдать, не выносят ли незнакомые гости, к примеру, бревно на своих плечах. И если выносят – то остановить… Возможно, с дальнейшей выгодой для себя.
Долго Тихого им искать не пришлось. «Уркаган» Федя Тишин не занимался своими непосредственными обязанностями подсобного рабочего или кого там ещё. Да и дело шло к вечеру, можно было и повалять дурака. Он сидел, вероятно, с молодящейся приёмщицей, за огромным штабелем брёвен, на скамейке. Не столько даже обжимал её, что называется, сколько рассказывал о том, какой он крутой.
Это повальная беда и удел всех «бакланов» и «шестерок», творить на людях «дешёвый базар» и расправляться изобретательно и жестоко с теми, кто слабее их. Тем более, теперь уже было предельно ясно, что, Тихий «работал под прикрытием». Да ещё каким! На грязные дела его посылали те, кто мог и должен был, со временем, смешать его с дерьмом. С отработанным материалом подобного рода авторитеты разного рода и вида особо не церемонятся.
– Да я, Танька, тут любого держу в лапе! – говорил он такое приёмщице нарочито громко, завидев издали, что к нему направляются двое неизвестных. – Вон два чучела ко мне кондыбают. Видать, дело у них до меня. Без Тихого ни один скворец не может чирикнуть.
– Ну, я пойду в избушку,– немного смутилась Танька, вставая с бревна. – Хоть и работы на сегодня нет, а вдруг кто из начальства заявится.
– Скажешь, что со мной беседу вела, так и заткнуться. А мы с тобой, Танюха, обязательно у меня на хате покувыркаемся. Вот освобожусь малость и… займёмся. Мне ещё твой мужик спасибо скажет за то, что ты станешь бодрой и весёлой.
– Да, ну, тебя, Сергеич! – крикнула уже издали она. – Ты всё только обещаешь!
Сыщики дождались, когда сухопарая и явно находящаяся в «творческом» поиске приёмщица скроется из виду. Они подошли к закурившему сигарету Тихому с улыбками на лицах. Не очень-то, видно, на зонах подорвал в тяжких трудах и лишениях своё здоровье Федя Тишин. Выглядел молодо, как и есть, на свой положенный тридцатник с небольшим. Этакий бутуз, где-то ростом не больше одного метра семидесяти сантиметров или около того.
В новенькой синей стёганке и такого же цвета шапочке-вязанке он мог, вполне, сойти в каком-нибудь крутом отечественном кинобоевике даже не за «уркагана», а за старшего лейтенанта полиции. Рожа нагло-лилейная, почти дежурный «святой» или, где-то, рядом. Но вид самоуверенный, спокойный. «Подобные твари везде и всюду хорошо живут,– подумал Зуранов, – но до поры до времени. Даже если они и козырные «шестёрки», всё одно, козлы отпущения или для бандитов, или для «самых справедливых» судов.
– Кого-то, пацаны, ищем? – поинтересовался Тихий. – Может, меня или на задницу огромных радостей?
– Мы по твоему громкому «базару» осознали, что ты и есть Федя Тишин, да к тому же ещё и Сергеевич. Но ты, Тихий, как бы, думаешь о себе совсем не то, что знаешь, – почти по блатному сказал Гранкин. – Тебя, щегла, птицу ощипанную Палыч желает видеть.
– Оно, конечно, братан, ты сладко «поёшь», – правая рука Тихого очень осторожно полезла во внутренний карман фуфайки-стёганки, сто процентов, за «волыной». – А с Палычем я имею контакт только через мобилу, и если надо…
Но достать «пушку» из фуфловского нутра и «докукарекать» начатого им словесного поноса Тихий не успел. Алексей в прыжке достал ребром ладони переносицу уркагана, и тот, как куль с дерьмом, завалился под огромный штабель брёвен.