Эскулап Лопатов вне закона

– Я пока не определился, – чистосердечно признался грибник. – Не понял ещё, радоваться мне или не стоит.

– Конечно, надо радоваться, – губы у Мурашова от волнения пересохли. – У вас же не волосы на голове выросли и не ногти на руках, а нога. Вы понимаете? Нога!

– Я в некоторой растерянности, – предположил грибник. – Ведь ко мне со стороны очень многих господ и дам возникнет куча вопросов. На них я никак не смогу ответить.

– Лично я, на вашем месте, – сурово сказал Лопатов, – всякое нездоровое любопытство окружающих лиц пресекал бы на месте. Так и норовят поставить под сомнение человеческие гражданские права и возможности. Мелкая шантрапа со своими… пиар-кодами!

Ничего больше не сказав, грибник, на своих двоих, начал медленно спускается с плоскогорья вниз. Состояние глубокой задумчивости не покидало его.

Мурашов упал на землю и пополз в сторону сидящего на стволе дерева Лопатова. Филипп начал горячо обнимать его ноги профессора и целовать со слезами на глазах его белые туфли. Процедура демонстрации уважения младшего к старшему происходила примерно так, как это и нынче делается во дворце какого-нибудь зажравшегося падишаха или странноватого президента с его сотнями миллиардами наворованных долларов.

– О! Великий учитель, славный Игнат Аркадьевич, я был не прав! В буквальном смысле слова,– возопил Мурашов. – Каюсь! Вы больше, чем гений.

– Понятно. Это же пусть параллельная, но Россия, – иронично заметил Лопатов. – Некоторые олухи считают, что а ней всё больше, чем в других странах. В этом прослеживается высокая степень наглости и придурковатости, замешанных на рекламно-плакатных мерзостях.

– Я нисколько не шучу, Игнат Аркадьевич! Если бы я имел возможность, то прямо сейчас выписал бы вам Нобелевскую премию!

– Мне бы в живых остаться, Филипп. Эта была бы самая большая и почётная премия в моей жизни. В сто раз круче Нобелевской.

Отечески он погладил Мурашова по голове. На глаза Лопатова наворачивались слезы. Он тяжело и протяжно вздохнул.

В гостиной особняка Аральской, напротив неё, в кресле почти торжественно воседал Веткин. Вид у него был очень торжественный и важный. Абсолютное самодовольства.. Кот Клавдий демонстративно и важно покидает горницу.

– Надеюсь, Артемий Парамонович, ты всё сказал? – спросила у не очень желательного и долгожданного гостя Аральская. – Или ещё что-то есть?

– Господь с тобой, Лариса! – с гордостью уведомил её своими вопросами Веткин. – Разве я могу за какие-то полчаса рассказать обо всём?

– Тогда всё остальное доложишь, как-нибудь, в другой раз, господи Веткин.

– Зачем же светлые часы нашего общения откладывать на завтра?

– Хорошего должно быть не так много.

– Но я, допустим, уверен, что ты абсолютно ничего не знаешь об истории ледокольного судостроения в нашей славной, замечательной параллельной России.

– Мне не нужна подобного рода информация! Я не собираюсь разгадывать кроссворды и участвовать в игре: «Как стать миллионером». Так же «Поле чудес» меня не интересует. Это меня не греет! И я из твоей информации пирожков не состряпаю, и в депутаты меня за такие никчемные знания не изберут, даже по спискам.

– Я настаиваю, чтобы ты меня послушала! Мне, например, известны, все марки стали.

– А мне известно, что слишком мудрых, наглых и говорливых людей в древнем африканском племени Масаи в четырнадцатом веке нашей Новой Эры съедали в самую первую очередь, с песнями и плясками, и торжественно, под бой барабанов.

– Это спорное утверждение. Да и что ты можешь знать, Кайлова-Аральская?

– Ну-ка, Веткин, взял задницу в горсть – и пошёл скачками из моего дома! Не засоряй мой мозг и жизненное пространство.

Она решительно поднялась с кресла, подошла к Веткину, взяла его за шиворот и потащила к выходу. Явно, что тут сопротивление было бесполезным или, образно сказать, почти бесплодным.

Но, а конце концов, вёрткий старик Веткин, всё-таки, вырывается из рук Аральской и при этом категорически не желал уходить.

– Да ты, что же, мне грубишь, Лариса? – возмутился сельский эрудит. – На вид культурная женщина. Какое право ты имеешь меня не слушать? Как ты можешь так поступать?

– Так и могу. Не мешай работать, Веткин! – сказала она. – Не утомляй своей непроходимой тупостью! Своего ума нет, вот и пользуешься чужим. При этом, колоссально вампиришь.

– А ты прямо умная!

– Будешь много говорить, потеряешь дар речи!

– Так я тебе и поверил Аральская, то есть Кайлова!

– Я тебе такой фокус категорически обещаю!

– Замучаешься, госпожа Кайлова, называющая себя Аральской! Уж я-то отечественной и заодно мировой науке больше доверяю, чем твоему шарлатанству!

– Всё! Бери ноги в руки – и вперёд!

Сделав хмурое, обиженное выражение физиономии, Веткин ушёл. Хлопнул дверью. Чёрный кот сердито зашипел ему вслед.

Аральская достала из кармана халата горсть таблеток. Взяла сразу две, проглотила их, запивая принятый вовнутрь лекарственный препарат жидкостью из первой попавшейся под руки колбы. На ней крупными буквами было написано: «Моча юных баранов».

Между деревьями неспешно кругами ходили Лопатов и Мурашов, мирно собирали грибы, иногда останавливались. Корзина находилась в руках у профессора, который безжалостно швырял поганки, найдённые Мурашовым, в траву.

За короткое время они нашли великое множество подосиновиков и белых грибов.

– Если оторвёт, допустим, какому-нибудь нерадивому чиновнику-взяточнику и расхитителю государственных средств и народных богатств голову, – рассказывал Лопатов, – то на этом самом месте после своевременного вмешательства, можно вырастить другую.

– Я уже это понял, – сказал Мурашов. – Но до сих пор не вериться в великую силу вашего чудодейственного раствора.

– Иногда мне и самому не вериться. Но на массивной шее негодяя вырастить точно такую же голову, но новую, не так и сложно. Свежую голову.

– А зачем?

– Правильно. Не надо этого делать. Просто я привёл пример. Мыслить, и действовать мерзкий чинуша более прогрессивно, всё равно, не станет. Неисправимого паразита ничего и никогда не изменит в лучшую сторону.

– Зачем же его лечить?

– Полностью с тобой согласен, Филипп. В данном случае, таких субъектов лечить нет никакой необходимости.

– Жестоко, но справедливо, Игнат Аркадьевич. Но мы же врачи, значит, обязаны лечить всех подряд… по гуманным соображениям.

– Хорошо. Лечить будем, но только самыми лучшими отечественными и зарубежными лекарствами, от которых нет никакого толку.

Оба на короткое мгновение приостановились.

Седобородый Лопатов положил свою широкую ладонь на плечо сельского врача и проникновенно сказал:

– Свои удивительные капли, то есть целительную жидкость, я изобрёл только для нужд, если грубо выражаться, простого народа всей Земли, а точнее, для основного населения планеты, а не для разбойников и компрадоров. Они людей нашей планеты натурально раньше времени вгоняют в гроб, как бы, лекарствами и медикаментами. Да и продуктами питания и многим другим. Не просто обманщики, а преступники, во главе со странноватыми господами. К сожалению, на всей планете Земля так и происходит.

– А ведь они кричат о народном счастье и грядущем долголетии каждого человека. Пусть все богатые бездельники и разбойники кушают сами то, что они втюхивают нормальным людям.