Авария Джорджа Гарриса (сборник)

– О, во многом, мой друг: национальность, подданство и всякие такие штуки.

– Никаких штук, – отчеканил Беляев. – Все мы граждане СССР и требуем, чтобы нас немедленно передали в руки советских властей.

Гаррис с сожалением посмотрел на него.

– Самое скверное – торопиться в таких делах или говорить за других. Мы враги насилия над личностью. И у нас есть приказ: кто не хочет возвращаться к себе, волен выбирать любую другую страну. Некоторые могут даже удостоиться чести ехать в Соединенные Штаты Америки! – Гаррис поднял палец. – Но – только некоторые, не все!

Пономаренко насмешливо заметил:

– Видимо, часовые здесь для того, чтобы мы, не дай бог, не удрали в… Америку!

– Простите, сэр, – вмешался Кент, – значит, если я правильно понял вас, мне будет разрешено не возвращаться домой, а ехать в Россию, если я выражу такое желание?

– Черт знает, что вы говорите, Кент! Это не может касаться американцев.

– Вот те на! – удивился Беляев. – Американские законы и вдруг не касаются американцев!

– Я еще не кончил, – продолжал Пономаренко. – Другой вопрос. Нам в начальники дали немца, который, быть может, еще неделю назад стрелял в американцев или русских… Что это, результат ошибки, спешки?..

– Или не ошибка, не спешка? – вставил Джавадов.

– Как много вы уделяете внимания пустякам, – примирительно сказал Гаррис. – Война окончена, надо жить, а вас занимают пустяки.

– Пустяк? – Джавадов гневно стиснул челюсти. – За такой «пустяк» можно убить!

Гаррис не выдержал и, наконец, сбросил маску. Он встал и стукнул по столу кулаком.

– Хватит!

Поднялся и Пономаренко.

– То есть как, простите, хватит?

– Хватит! – заорал Гаррис. – Этот немец на американской службе. Зарубите это себе на носу. Он будет действовать от моего имени.

– Вот теперь понятно, – тихо проговорил Джавадов. – Люблю мужской разговор. И как мужчина мужчине скажу вам, господин генерал: подлец вы!

Гаррис шагнул вперед и рванул из кобуры пистолет.

– Вот-вот, – улыбнулся Пономаренко, закладывая за спину руки, – примерно так с нами разговаривали фашисты. Правда, они не ограничивались одними разговорами. Но ведь и вы не собираетесь кончить на этом?

Генерал оставил пистолет и с ненавистью оглядел лагерников.

– Вы все дурно воспитаны. И если бы я знал…

– То что, генерал?..

– Я бы не приехал сюда!

– Логично. Война окончена. Вам не угрожает теперь перспектива встречи с вооруженными фашистами. Больше того, теперь, видимо, они ваши друзья. Самое время поговорить о воспитанности советских людей! Кстати, беседу на эту волнующую тему вы уже начинали однажды…

– Вы злоупотребляете моим терпением. Когда-то оказали мне помощь…

– Жалею…

– Что-о?

– Жалею, что оказал вам помощь!

– И я жалею, – сказал Джавадов. – Тогда слепой был. Сейчас глаза открыты: фашиста видят!

– Молчать! – Гаррис оглянулся. Солдаты придвинулись к нему. – Я ухожу. Собирайтесь, Кент. Вам нечего делать в этой компании. Здесь слишком пахнет красными.

Кент пожал плечами и не тронулся с места.

– Жаль, но мы решили выбираться отсюда вместе. Мы так свыклись друг с другом. И потом, это не такой уж плохой запах, сэр!

Гаррис в бешенстве зашагал по подвалу. Он оказался у могилы и поставил на нее ногу.

– Тогда, – сказал генерал, – пеняйте на себя, Кент. Боюсь, что вы плохо кончите. И вы все берегитесь. Мы не прощаем подобных вещей.

Пономаренко подошел к Гаррису.

– Уберите ногу, генерал, – с угрозой сказал он. – Здесь похоронен сержант Советской Армии. Он спас вам жизнь!

12

Стэнхоп, стоя за спиной сидевшего в кресле Гарриса, хохотал, держась за бока, и голос его проникал далеко за пределы кабинета военного коменданта.

– Как, – восклицал он, – как вы сказали? Повторите!.. Нет, это было здорово! Держу пари, что вы выглядели там не менее глупо, чем сейчас здесь!

– Почему вам так весело? – проговорил Гаррис. – Лично я не вижу в этом ничего смешного.

Комендант был мрачен и сидел насупившись, не поднимая головы.

– Почему мне весело? – переспросил Стэнхоп. Он оборвал смех, обошел столик и уселся против генерала. – Вы хотите это знать, да? Что ж, извольте! Мне смешно, что наш доверенный и уважаемый человек оказался в положении щенка, которого больно отстегали и пинком вышвырнули за порог. Поджав хвост, щенок убрался восвояси, а теперь, повизгивая от обиды и боли, рассказывает, как дурно с ним обошлись!.. Разве это не смешно, Гаррис? Видимо, вы забыли, кого представляете. Забыли о великой стране, призванной диктовать свою волю всему живому на земле.

– Я до последнего волоса предан своей стране!

– Э, мы плюем на слова и требуем дел. А вы, вместо того чтобы действовать, и действовать решительно, струсили и позволили красным в том лагере орать о своих взглядах. Ох, любопытно будет взглянуть на этот район, если военный комендант Гаррис разведет в нем такие же порядки. Или вы думаете, что мы пришли сюда для того, чтобы помогать немецким коммунистам и Советам?.. Поймите же, Гаррис, я разглагольствую обо всем этом так горячо не из-за полдюжины каких-то каторжников. Дело вовсе не в них.

– В чем же оно? – спросил Гаррис.

– Я не теряю надежды вдолбить в голову военного коменданта, что он действовал как идиот. Дело в вас, Гаррис!

Комендант испуганно посмотрел на собеседника.

– Во мне?..