– Клавдия Петровна! – окликнул я фельдшерицу, – Срочно найдите мне длинный электрический провод с вилкой. Оторвите от чего-нибудь! И две ложки. Только не алюминиевые, стальные!
Она с недоумением уставилась на меня.
– Быстро! – подогнал я её, – И ещё – четыре пары перчаток.
Фельдшерица кивнула и испарилась.
– Дефибриллятор делать будете? – раскусил мой замысел изрядно вспотевший Иваныч, – Я где-то читал о таком.
– Вот и я где-то читал. Причём не уверен, что не в фантастической литературе! – подтвердил я и скомандовал, – Меняемся!
Поменялись. Теперь я «качал», а Иваныч – дышал. Остановился на миг, ткнулся пальцами в сонную артерию: нет пульса!
– Вот, всё принесла! – запыхавшаяся Клавдия Петровна свалила трофеи на столик.
– Отлично! Теперь очистите от изоляции оба конца провода и прикрутите к важдому из них по ложке!
Фельдшерица справилась с заданием довольно проворно:
– Готово!
– Мария Глебовна, подмените меня пока! – попросил я акушерку.
Та с готовностью принялась массировать сердце.
А я стал натягивать перчатки: одну пару, другую, третью… Натянув все четыре, взялся за ложки, разведя их подальше в стороны:
– Клавдия Петровна, воткните вилку в розетку!
– Да вы что, Пал Палыч?! Вас же током шарахнет!
– Не шарахнет, я заизолировался. Втыкайте же, время уходит!
Фельдшерица взвизгнула, воткнула вилку и зажмурилась.
Зажмурился и я. Но, через мгновение, приоткрыв глаза и обнаружив себя живым, приободрился:
– На счёт три убираем от больной руки! Раз! Два! Три!
Коллеги торопливо отпрыгнули от тела. Не теряя времени, я ткнул ложками в грудь несчастной. Затрещало, заискрило и противно запахло палёным мясом. Верхний свет замигал.
Я убрал ложки:
– Пульс?
Иваныч ткнул пальцами в шею пациентки:
– Нет ничего!
– Качайте дальше!
Фельдшер с акушеркой продолжили реанимацию. Выждав пару минут, я опять скомандовал:
– Отошли все! Разряд!
Под ложками вновь затрещало. Тело слегка дёрнулось.
– Пульс?
– Отсутствует.
– Продолжаем.
Тридцатая минута реанимации. Всё, что могли, мы уже испробовали. Но – увы… Даже импровизированный дефибриллятор не помог. Я приподнял бледные веки: зрачки, разумеется, были просто огромными и на свет не реагировали. Роговичных рефлексов тоже не наблюдалось.
– Прекращаем реанимацию. Антон Иваныч, зафиксируйте время биологической смерти, – я стащил перчатки и рухнул на стул.
В полной тишине мои коллеги принялись наводить порядок в смотровой. Накрыли тело простынью с головой, собрали разбросанные повсюду шприцы и салфетки. Иваныч уселся заполнять историю болезни. А я… я просто сидел и безучастно наблюдал за этой, никому уже ненужной суетой. Вот и первый крест вкопан на моём персональном врачебном кладбище.
Так прошло минут десять. Наконец, я начал приходить в себя:
– Клавдия Петровна, как вы тут поступаете с… трупами? – последнее слово выдавилось с огромным трудом.
– Обычно в ЦРБ увозим, в морг. Там вскрытие, ну и всё, что положено…
Я встал, подошёл к телу и откинул простынь с лица. Оно было бледным и спокойным.
– Что ж ты наделала, глупая? – тихо спросил я.
Синеватые, полупрозрачные веки дёрнулись и открылись. Я отшатнулся назад, налетев на акушерку.
– Что с вами, Пал Палыч? – удивилась она.
Вместо ответа я молча указал на покойницу. Та слегка приподняла голову и с видимым любопытством оглядывалась по сторонам.
– Мама! – басом прошептала Мария Глебовна и осела на пол.
Придерживая бесчувственную акушерку одной рукой, другой я нащупал артерию у ожившего трупа. Пульс был! Он бился ровно и уверенно.
– Э-э-э… – начал было я, но меня перебил незнакомый мелодичный голос за спиной:
– Здравствуйте! Меня зовут Аля. Пожалуйста, объясните мне, где я?!
Я обернулся. В дверях стояла ОНА: та самая «спящая красавица», которую привезли рыбаки несколько часов назад. Кутаясь в больничное одеяло, она смущённо улыбнулась и повторила:
– Давайте знакомиться: я – Аля. А вы кто?
7 сентября 1987 года, озеро близ Кобельков,