Тревожная Балтика. Том 2

– А здесь нельзя? – огорчился Александр.

– Нет, – отрезал старший по службе. – Пока все документы на мне, а значит, и ответственность вся на мне, да и командир на это не пойдет. Ничего в этом нет страшного – можно немного потерпеть. А как только перепишут, я сразу освобожу место. Только мои вещи здесь будут, а то там воруют.

– А так нельзя? – умолял Александр, желая остаться.

– Нет, нельзя. И никто тебе этого не разрешит. Здесь главное – документы.

Прозвенел звонок. Андропов отворил дверь, увидел приятеля-матроса в новой аккуратной робе, что удивило Александра, большей частью видевшего грязные поношенные одежды. То, что потом произошло, поразило его до глубины души.

– Чего тебе, Саня? – мягко поинтересовался Андропов.

– Шура, дай бушлат твоего молодого, – невозмутимо попросил приятель, демонстративно игнорируя присутствие Миркова.

– Бушлат? Сейчас, – спокойно согласился Андропов, и тут же безропотно протянул руку к шкафчику, в который Александр только что повесил свои вещи.

Андропов испытывал неловкость, но больше боялся скомпрометировать себя в глазах однопризывника, дух коллективного произвола возобладал над доводами рассудка.

– А то сам знаешь, скоро домой, а у меня бушлат старый, даже в увольнение стыдно пойти. У меня был собственный, так когда еще «карасем» был, «годки» отобрали, а свое подсунули.

Мирков хотел было решительно отказать, но превозмог себя, понимая, что негоже с первого дня восстанавливать против себя «годков». Только и осталось, сгорая от стыда, наблюдать, как его бушлат перекочевывает на хилые плечики наглого гостя. Бушлат оказался не только великоват, но и широк, что, впрочем, не смутило наглеца.

– Ну, это я отрежу, – заметил он о старшинских галунах, одернул полы. Андропов любезно заметил, что бушлат великоват.

– Да нет, все нормалек, – успокоил себя матрос, увлеченный примеркой. Андропов повторил свое мнение. Поднимая локти, тот осмотрелся и с грустью согласился. Снял бушлат. – Гм… новый и хороший… но большой. Ну да ладно… – возвратил одежку товарищу. – Ну а ты, Шура, уже готов к дембелю?

– Да что я, – ответил Андропов без эмоций, – я пойду во всем своем. Какая там форма, лишь бы, – неловко усмехнулся уголками губ, – побыстрее домой.

– Это точно… – легко согласился приятель.

И только после того, как Андропов закрыл дверь и они остались вдвоем, повисло тягостное молчание. Александр хотел посмотреть ему в глаза, но тот отводил их, не желая объясняться. Андропов поборол неловкость и бухнулся на стул. Заявил строго:

– Кроме командира и замполита, сюда никого не пускать. Есть будешь на бачке БЧ-4. Приборку делаешь только у командира. Если будут заставлять убирать на бачке или в кубрике – не соглашайся; там свои приборщики есть. Пока работы нет, но пойдем в море, услышишь два коротких звонка на корабле – сразу бери папку с бланками исходящих телеграмм и беги к командиру. Понял? – окреп голосом, окончательно преодолел неловкость за случившееся.

– Да.

– Это он так эспээсэвцев вызывает. Пока все. Побудь здесь, а я к радистам зайду, – Андропов прикурил сигарету и юркнул за дверь.

Услышав условный стук, радист Лукин бросился отворять дверь желанному гостю, одарил восклицанием и хлопками по плечу. Командир отделения радистов, под чьим формальным началом находился Андропов, а теперь и Мирков, старшина 1-й статьи Лукин был не только старшим по званию и должности среди четверых радистов корабля, но и по сроку службы. Он призывался на полгода позже Андропова, но это не помешало их дружбе, о которой знала вся команда.

– Ты один? – спросил Андропов и направился к свому насиженному месту у железного стола. Горел приглушенный свет, играла музыка.

– Да. Все на палубе работают. Я отослал всех, а сам музыку слушаю, – сел рядом, с наслаждением вытянул ноги, обутые в шлепанцы. Приятное лицо Лукина украшал ровный нос да улыбчивые пухлые губы. – Ну что, привел молодого? Какой он?

– Да какой, старше тебя, – Андропов сообщил новость другу.

– Да… – протянул тот невесело, поведя подбородком, однако нисколько не смущенный. – Но это дела не меняет; служба есть служба. Не мы ее выдумали. Нам позарез нужен молодой на бачок, а то Шикаревский один тащит, ему тяжело, а Шайдулин потихоньку начинает сачковать. Его призыв уже не бачкует, а он с «карасями» возится, и, конечно, его это унижает.

– Ведь ты же знаешь, мы не бачкуем, тем более, что он – старшина!

Это не понравилось Лукину, он повысил голос.

– Старшина-а… старшина-а… – передразнил друга. – Ну так и что, что старшина? Раз молодой – должен бачковать, как все! Да и братва не допустит, чтобы кто-то нарушал существующий порядок. Все прошли через это, и он должен пройти. Таков закон, дружище. Да… его просто уважать не будут – нам пассажиры не нужны… Чи не звание – старшина… Ну так что, если ему лет больше? В свое время не прошел службу, значит, должен пройти сейчас, если собирается у нас остаться!

Андропову это было не по душе; не желая ссоры, он тут же сменил настрой разговора, улыбнулся.

– Чего ты на «годка» рычишь? А то сейчас… – резко вскинул руку над головой и устрашающе вытаращил глаза, – как дам, будет больно, – засмеялся. – Лучше сообрази поесть, у тебя всегда что-нибудь вкусненькое припрятано!

Лукин встал, поискал в столе.

– У меня Шикаревский старается… Каждый день то масло приносит, то копченую колбаску из холодильника тащит. Как он это делает… даже не знаю, – радист выразил улыбкой одобрение ловкости подчиненного.

Из железного ящика он вытащил съестные припасы, и друзья принялись есть.

В каюте Мирков неспешно рассматривал переборки, шкафчики и стол. После бурлящего кубрика тихая уютная каюта казалась монастырской кельей, где некого бояться и не от кого прятаться при отбое. В долгожданном уединении так и просидел до прихода сослуживца.

Заслышав звонок, потянулся к защелке, впустил сытого и довольного Андропова. Тот тронул Александра за плечо:

– Ты чего здесь сидишь? Иди в кубрик, знакомься с командой. Давай, не сиди. Тебе служить с ними. Я свое уже оттрубил. Я сейчас уже не служу; я давно дома!

Мирков подчинился. Прикрыл дверь и неспешно спустился вниз. Настороженно прошел по безлюдному коридору и робко проник в кубрик.

Известие о новом, не прослужившем и года эспээсовце, носящем звание старшины, мигом разнеслось по кораблю и стало новостью номер один. «Годки» знали, как поступать с самым меньшим призывом, но звание и к тому же возраст новичка ломали сложившиеся представления о «карасях».

Из дальнего угла звучал перезвон гитарных струн. Александр увидел троих парней, увлеченных музыкой. Щупленький подвижный старшина 2-й статьи играл и пел песню, а двое других внимательно следили за пальцами гитариста. Появление новенького не вызвало интереса.

Мирков скромно стоял в стороне, с удовольствием слушал перезвон любимого инструмента, наконец, решился присесть на ближайшую скамью. Беспечная веселость поющей троицы во время всеобщего аврала воспринималась странно, догадывался, что это старослужащие, которые могут позволить себе пренебречь порядком. Саша хотел примкнуть к ним, но сдержали опыт и понимание неравенства армейского общества. Впервые в жизни он столкнулся с многоярусной прослойкой, и каждая категория требовала к себе особого отношения. Наблюдая со стороны за подвижным старшиной, Мирков отметил, что тот был центром маленького кружка. Обладая невыразительной наружностью со скользким взглядом и широкой некрасивой улыбкой, он нисколько не стеснялся, а напротив, часто показывал в улыбке кривые зубы. Наконец гитарист уступил другому инструмент и место, а сам превратился во внимательного слушателя. Александр не удержался, сел рядом и, видя неумение парня, который едва владел несколькими аккордами, решился помочь.

– Вот так надо, – он смело поправил тому палец.

Гитарист глянул на него, кивнул, продолжал играть. Взял аккорд, взглядом попросил помощи у незнакомого старшины. Александр помог рукой.

– Ты умеешь играть? – живо обратился к нему маленький старшина.

Ответил положительно, наблюдая за пальцами на грифе. Вновь поправил.

– А может, что-нибудь сыграешь? – предложил старшина, рукой указал на инструмент, с любопытством глядя на смелого новичка.

– Давай, – легко согласился тот, взял в руки инструмент и занял освобожденное место. Удобно пристроил на коленях гитару и, проверяя строй, сверху вниз пробежался по струнам.

Вспомнил песню и запел приятным баритоном «Только месяц взошел на трон». Желая понравиться, рассчитывая на отклик, видел по лицам, что песня и он сам приняты безоговорочно. Троица попросила еще, он не мог отказать, только и желая того. Окрыленный успехом, взял первый звучный аккорд, а виртуозный вступительный проигрыш заставил присутствующих улыбнуться и замереть.

Мы все спешим за чудесами,
Но нет чудесней ничего,
Чем та земля под небесами
Под крышей дома твоего,
Под крышей дома твоего…

Глаза парней излучали удовольствие, а он радовался, что зажег свет в их сердцах и душах.