Гавилан, охотник на чудищ
К концу второй недели, если я правильно считал дни, хотя день от ночи почти ничем не отличались в этом ледяном аду, я понял, что абсолютно не уверен в том, куда я иду. Иными словами, я заблудился посреди долины. Теперь я шел только в надежде, что встречу хоть какую-нибудь деревню, где мне смогут помочь. Солонина в моей сумке заканчивалась, и скоро я начну голодать…
К счастью, а может, чтобы поиздеваться надо мной, двухнедельная метель закончилась. Когда я проснулся первым за последние дни спокойным и тихим утром, я огляделся и обнаружил, что по всем направлением мне открывается один и тот же пейзаж – сплошная белая равнина. Единственное, что меня немного обрадовало – слегка поднявшаяся температура, благодаря которой верхний слой снега подтаял и образовал довольно прочную корку наста. Я кое-как вскарабкался на наст, еще раз огляделся в тщетном желании найти хоть один ориентир, и пошел куда глаза глядят.
Я уже отчаялся найти хотя бы даже малейший намек на людское поселение, потому что вид передо мной никак не менялся – все та же белая степь с поднимавшейся время от времени от ветра снежной пылью. Пару раз я замечал какое-то движение впереди, но в итоге оказывалось, что это просто был заплутавший, как и я, олень или заяц. В какой-то момент мне даже показалось, что я перехожу реку – подо мной рокотал неопределенный, тихий, но в то же время явственный звук; однако я не мог уже определить, было ли это на самом деле так, или мне уже начали чудиться галлюцинации. Тусклое одиночество, когда рядом с тобой нет не то чтобы попутчика, но даже хоть сколько-либо живого существа, – да хотя бы самого захудалого растения, в конце концов! – сводило меня с ума.
Вечером я порылся в мешке и достал оттуда сборную палатку. Когда я собирался в дорогу, эта вещь казалась мне необходимой в походе, и я взял ее, хотя Балдр скептично качал головой. Действительно, она так и не понадобилась мне – тонкая парусина хоть и защищала от ветра, но не могла уберечь от продиравшего до мозга костей мороза, и те же снежные укрытия, как бы странно это не звучало, спасали от холода гораздо лучше. К тому же палатку было тяжело крепить, так как поверхность долины Алвсдоол составлял либо чересчур мягкий снег, либо чрезвычайно твердая, промерзшая насквозь, земля, либо неспокойный, грозящийся исчезнуть с малейшим потеплением, лед. Вылив на палатку остатки своей горючей жидкости, я сделал из нее некое подобие костра, чтобы хоть как-то согреться. Такой огонь долго не протянет, но все равно это было лучше, чем ничего.
Спрятавшись под настом и завернувшись в одеяло, я краем глаза смотрел на ясное небо, на котором с наступлением сумерек заиграли яркие краски небесного сияния. Тонкие полосы разноцветных огней гирляндой струились среди прозрачных облаков, а где-то среди них скромно виднелись обе луны. Я пригляделся к ним. Мачеха заметно росла, а это означало, что во всей Телехии уже наступила весна.
Облака отступили, обнажив небесное сияние, и спустя мгновение моему взору открылась стройная шеренга духов, беззвучно державших на вытянутой руке перед собой фонари, в которых были заключены их яркие и светлые души. Шеренга распространилась на все небо, от одного горизонта до другого, уходя в неизведанную даль. По всей долине стало ярко, свет фонарей малахитовым мерцанием отражался от гладкого наста и задерживался где-то в воздухе, позволяя видеть все вокруг почти так же хорошо, как и днем.
Я смотрел на духов воинов и обратил внимание, что свет фонаря одного из них светит ярче, чем другие. С некоторой неожиданностью для меня, этот дух повернулся ко мне и, спустя несколько тревожных мгновений, медленно и осторожно снял шлем.
«Балдр», прошептал я, «ты все-таки… Все-таки…» Не обращая внимания на ночной холод, я вылез из своего укрытия и встал прямо посреди бескрайней пустой долины.
Это лицо невозможно было ни с кем перепутать. Это был Балдр. Его кудрявая борода и непослушная шевелюра остались в моей памяти навсегда. Рыжий цвет его волос уступил место голубовато-серым тонам, присущим всем духам в стане небесного сияния, но он все равно просматривался в свете изумрудных фонарей.
«Балдр… Ты все-таки встретился с отцом…», не мог поверить я своим глазам, но в то же время я знал, что верил в это всегда. «Ты на своем месте, где должен был быть. Ты – настоящий воин, пусть свою жизнь ты провел в одеждах скйалда».
Балдр улыбнулся мне, после чего указал рукой, в которой держал фонарь, куда-то вниз. Сразу же, ни с того ни с сего, задул ветер, который словно бы сдул духов с их поста, однако небесное сияние продолжало светить, пусть и немного тише, уступая место белому свету двух лун.
Я посмотрел туда, куда показывал Балдр, и обомлел. На гладком, подтаявшем за день и снова замерзшем ночью насте нежным белым цветом отражались Падчерица с Мачехой. Таким образом, моему взору открывались сразу четыре луны! Не до конца понимая, что случилось, я закрутил головой и внезапно заметил, что несколько звезд на темном ночном небе сдвинулись с места, и часть самого небосвода будто бы слегка отделилась, обозначив края огромнейшего живого существа. Приглядевшись, я понял, что этим животным был гигантский лось.
Колоссальных размеров, со звездным небом на своих широких боках, лось не обращал ни на что внимания. Он стоял почти что спиной ко мне, устало мотая своей головой из стороны в сторону, будто что-то искал. Потом он, видимо, нашел что хотел и направился, медленно и степенно передвигая длинными сильными ногами, вперед.
Я осознал, что происходит, и быстро вернулся к своим оставленным вещам, молниеносно собрав их обратно в заплечный мешок, и спустя пару мгновений вернулся обратно, надеясь на то, что огромный лось не ушел далеко. Но нет, я по-прежнему видел мощную спину этого загадочного божественного животного, а также видел, куда он направляется, и пошел вслед за ним, начисто забыв про сон, больной бок и усталость.
Завороженно следя за величественным лосем, я не заметил, как ночь подошла к концу. Едва забрезжил свет, как лось вдруг наклонил голову вниз, словно собрался прерваться на прием пищи или водопой, и постепенно стал растворяться в воздухе, пока совсем не исчез. Поначалу я немного растерялся, но потом собрал волю в кулак и отправился дальше в том же направлении. Теперь я, сам не зная почему, не боялся потеряться.
Прошел один день, затем второй. Съестные припасы подло заканчивались, бок не проходил, а надежда, яркой вспышкой возникшая после встречи с Балдром, начала угасать. Внутри я раздирался между двумя крайностями – оставшихся сил у меня могло хватить либо на продолжение пути, либо на охоту на дичь – и обе возможности не сулили стопроцентного успеха.
К концу третьего дня мне несказанно повезло. Из снега, который мне уже порядком надоел, торчал хилый, но стойкий ствол дерева, на одной из веток кроны которого находилось птичье гнездо с тремя небольшими яйцами. Как бы мне не было жаль бедных птенцов, желание есть оказалось намного сильнее, поэтому яйца пошли на ужин, а дерево – на костер. После этого мне показалось, что было бы уместно поблагодарить орлоогских богов за такое неожиданное спасение. Я никогда не был набожным, но влияние божеств на местный регион казалось каким-то невообразимо сильным. Признаться честно, прежде я не встречал таких чудес, которые видел здесь. Я сел на корточки и произнес в небо что-то наподобие молитвы. С чувством выполненного долга я лег спать.
Через день у меня появился еще один повод для радости. Мало того, что вокруг из-под снега стали появляться деревья и кусты, еще я почувствовал, что воздух начал теплеть. Мне уже было не так холодно. Еще через день пути стал пропадать даже сам снег. Я видел обычную, коричневую землю, но еле сдерживал себя от радостного смеха. А когда я увидел траву, я не удержался.
Поля с растущими на них травой и цветами могли означать только одно – я покинул холодные окрестности Орлоога, правда, не с той стороны, откуда ожидал. Осталось только найти какое-нибудь поселение, чтобы уточнить, где именно я нахожусь.
Погода явно стала теплой, и в орлоогской броне мне стало слишком жарко. Было очень жаль оставлять такие хорошие доспехи, но они слишком сильно нагружали меня. Я снял толстую броню и переоделся в свои собственные одежды, оставив лишние вещи под небольшой осиной.
Бок ныл постоянно, но он меня уже не волновал, я был переполнен радостью хотя бы от того, что просто не мерзну. На лугах у меня было больше опыта в охоте, поэтому я практически без труда нашел одну кроличью нору и уже скоро пообедал вкусным и нежным мясом. Теперь я был достаточно полон сил, чтобы идти дальше, хотя моя травма пожирала значительную долю энергии.
Хоть я и шел еще пару дней, я не нашел ни следа человека. Весенняя погода принесла другие опасности вместо мороза – теперь на меня ночью вполне могли напасть дикие хищные животные, например, волки, которых я время от времени замечал на почтительном расстоянии от себя, в тенях маленьких рощиц. Я, конечно, мог постоять за себя, но спросонья, да еще будучи больным, я вряд ли мог представлять явную грозную силу для стаи хищников. Именно поэтому я каждый вечер, задолго до наступления темноты, окружал свой ночлег несколькими кострами, дабы отпугнуть незваных гостей.
К утру пятого дня я заметил на горизонте тонкую струйку дыма. Счастливый, я поторопился вперед, но сразу осекся. Дым мог идти не только от трубы деревенской избы, но и от пламени разбушевавшегося элементаля, или от костра, который развела разбойничья шайка в своем лагере. Осторожно, пытаясь обойти источник дыма со стороны, я пошел в ту сторону.
К счастью, мои опасения не оправдались – следом за одним столбом дыма показались еще несколько, потом показались коньки, и вскоре передо мной выросла целая деревня с избами, скотными дворами, парой колодцев и бескрайними полями, на которых было видно, как кто-то убирал сорняки, готовя землю для летней пахоты.
Подходя к деревне, я встретил какую-то женщину в свободном крестьянском платье.
– Добрая женщина, помоги мне, – сказал я сиплым голосом и сам чуть не испугался себя. Похоже, несколько дней постоянного молчания все-таки сказались на моих горловых связках.
– Чавой тебе надо? – подозрительно покосилась на меня женщина, сжав руками коромысло, на котором она несла пару полных воды ведер.
Я прокашлялся как следует и спросил, теперь уже нормальным голосом:
– Не подскажешь, что это за деревня и где вообще я нахожусь?
– Странный у тебя голос. Уж не перевертыш ли ты, м? – спросила крестьянка. – Ладно уж, – она внезапно улыбнулась, – это деревня Бокопиково, что недалеко от Стригунцов, большого такого села. А день сегодня ужо аж тридцать четвертый Таиня!
– А далеко ли до какого-либо полиса?
Женщина задумалась.
– До Пирограда, знамо, ближе всего, – наконец, ответила она. – Все-таки ж там наши власти. Но мы туда не катаемся, далековато. А ты шо, заплутал шо ли?
– Да, немного, – признался я, почесав затылок. – Спасибо за ответ.
– Та не за шо, – улыбнулась женщина и пошла своей дорогой.
Значит, я уже в области Пирограда! Похоже, что мой путь круто развернулся и я вместо востока шел на север… Однако, так было даже лучше, потому что я могу скорее найти удобное жилье и…
Заболевший с новой силой бок напомнил, что лучше бы я поскорее нашел лекаря, а не жилье.
Глава 9. Жара
Еще пару недель я таскался по ближайшим деревням к разным знахарям и лечил свой бок. К счастью, оказалось, что никакое ребро не было сломано, просто то ли был вывихнут один из позвонков, то ли что-то у меня заехало не туда. В итоге, после нескольких попыток вправить кость куда надо, а заодно поставить несколько горчичников на минимальную площадь тела, ноющая боль в боку прошла бесследно.
Пироградская область была для меня родной, и первое, что пришло мне в голову, когда я выздоровел – желание навестить родню. Я давно, с того самого момента, как ушел из следственной службы Пирограда, никак не пересекался с родителями, ни письмом, ни вживую, и потому очень хотел с ними встретиться, благо находился где-то недалеко. Правда, я пока не мог сориентироваться, потому что не знал ни одного населенного пункта, в которых побывал последние две недели.
Так я и блуждал на перекладных еще неделю, пока не попал в еще одну деревню. Осведомившись у местных жителей, я узнал, что это была Верхняя Валушка – село, расположившееся на вершине широчайшего холма, у одного из подножий которого, почти на краю Злого леса раскинулась Нижняя Валушка, моя родная деревня. Мы с ребятами иногда ходили гулять в Верхнюю Валушку, у меня даже была пара друзей оттуда. Правда, я сам тогда был совсем маленьким, и поэтому не надеялся, что здесь меня кто-нибудь узнает. Теперь для жителей области Пирограда я был странным и незнакомым охотником на чудищ.
Я не стал терять времени и потому направился прямиком домой. Пусть прошло уже десять лет, память не подвела меня, и к середине весеннего дня я был уже в вишневой роще, которая цвела белоснежными и бледно-розовыми цветами и пряно благоухала.
Я зашел в деревню. Поразительно, как время меняет маленькие деревеньки! Кажется, что ты знаешь все ее улочки, все ее повороты и тупики назубок, но стоит уехать отсюда на сколько-либо продолжительное время, как все тут же меняется, все улицы загибаются под другими углами, задворки превращаются в площади, а проселки обрастают новыми избами. Так случилось и со мной. Любой проходящий мимо меня крестьянин не мог бы никоим образом определить, что я родился и провел детство именно здесь. Да и я с трудом узнавал людей, лишь в половине различая тех, с кем дружил или кого видел много лет назад.
Наконец, я набрел на старый двор, и здесь память снова вернулась ко мне. Родительский дом остался таким же, каким и был тогда, когда я оставил его, уезжая в город на телеге вместе с Двиллием; разве что в некоторых местах были сделаны значительные укрепления, чтобы изба и приставленные к ней сараи случайно не развалились. Наверное, брат с сестрой все-таки, как-никак, справлялись о родителях и помогали им, хотя бы немного.
Я открыл незапертую калитку и оказался перед крыльцом. Залаяла незнакомая мне собака, вытянувшись из конуры ровно настолько, чтобы грозно предупредить проходимца, но при этом самой оставаться в безопасности.
– Шо это там происходит такое, Бравка?! – послышался женский голос из избы, звонкий, но с нотками хрипотцы, знаменующий наступающую старость. – Шо это ты там лаешь? Лучше бы действительно следила за тем, кто к нам без спросу шастает, чем так, почем зря, брехать!
Дверь избы отворилась, и на крыльцо вышла дородная женщина, с вьющимися темными волосами и в свободном платье. Глядя на нее, можно было сразу без заминки сказать, кто главный в доме, даже не видя мужа этой маленькой, но статной крестьянки. Она грозно посмотрела на меня и без задней мысли крикнула мне:
– Чего это ты тут пришел?! Опять с картошкой что ли?! Говорила я уже, не надо нам картошки, у нас своя есть… – тут она осеклась и продолжила тихим голосом: – Гавилан?
– Привет, мама, – улыбнулся я.
Женщина сразу переменилась в лице, став моментально самой доброй из всех на свете. Бравка, видя такое дело, тут же примолкла и забилась обратно в конуру, подальше от всяких проблем.
– Грашик! – воскликнула моя мама. – Грашик, иди сюда! Ты не поверишь!
– Что там такое, Агнушка? – услышал я недовольный ворчливый голос из избы. – Что случилось?
– Гавилан! – продолжила радостно восклицать мама. – Гавилан вернулся!
Тут уже на крыльце показался и мой отец. Вот кого время не пощадило, так это его. Не знаю, с чего он так изменился, но он заметно иссох и слегка одряхлел, хотя лет ему было немногим больше, чем матери. Даже коротко стриженые белокурые волосы, цвет которых я единственный из всех детей унаследовал, во многих местах истончились и опали, обнажив просаленный череп.
Надо ли говорить, что всего спустя пару мгновений я оказался в крепких объятиях своих родителей? Признаться, я сам не ожидал такого порыва нежности… Немного погодя, мать взяла инициативу в свои руки:
– Так, Грашик, я пойду накрывать на стол, а ты сходи к Янушу и Силлии, да заодно по соседям пройдись! Сегодня зарежем поросеночка! Пусть все в деревне знают, что к Огуречным сын приехал!
Я слегка поморщился. Я никогда не любил свою фамилию и относился к ней чисто формально, просто потому, что у каждого человека должна была быть фамилия, хотя, если честно, не признавал ее. Нет, ну скажите, ну какая может быть фамилия у человека с именем Гавилан? Последнее, что придет в голову – Огуречный. Но у судьбы свои причуды, а у пироградских деревень свои фамилии, и фантазией они не блещут. В нашей деревне были и Свекольники, и Вишняки, и Редьковы… Все нормально относились к своим фамилиям, и похоже, только одного меня это коробило.
Я попытался помочь матери приготовить ужин, но меня вежливо, но решительно отталкивали, отмечая то, что я «сейчас гость, а гостю положено только кушать ужин, а не готовить его».
Тем временем к родительскому дому подтягивался народ – как родные и знакомые, так и случайные зеваки, решившие посмотреть, как выглядит охотник на чудищ, который, по странному совпадению, родился в одной с ними деревне.
Я уже и не помню, когда мы наконец сели за еду – все произошло как-то неожиданно, между расспросами о последних десяти лет моей жизни, вопросами о том, что за оружие у меня за спиной, наблюдением за моими доспехами и снаряжением. Каждый хотел узнать, как стрелять из арбалета, как вытаскиваются лезвия у глеф, чем вообще живут охотники. Я, в принципе, охотно отвечал, но со временем стал уставать, тем более что говорить приходилось каждому одно и то же.
Видел я и брата с сестрой. Януш подошел ко мне, по-братски обняв, и похлопал по плечу, порадовавшись за меня. Стоящая рядом мама заметила, что радоваться за меня еще рано.
– Ох исхудал, ох исхудал! – приговаривала она. – Совсем вас там не кормят. Как жену-то себе с такими-то торчащими ребрами искать?!
Брат улыбнулся, но резонно отметил, что я давно не писал и никак не проявлял себя последнее время. На это я мог ответить ему только то, что провел два года в путешествиях почти по всей Телехии. Это не совсем было правдой – хотя я посетил все области Содружества и заглянул в Акинвар, южная часть Телехии, ограниченная со стороны Энтеррского леса высокими горами, а со стороны долины Алвсдоол – крайне низкой температурой, которую не могли вынести даже закаленные орлоогцы, была абсолютно неизведанной.
Сестра Силлия сидела с двумя маленькими детьми и старательно делала вид, что все происходящее здесь к ней не относится. Когда я поприветствовал ее, она лишь кивнула и повернулась к своему мужу, который, насколько я знал, был сыном старосты. Сам староста Нижней Валушки даже не поздоровался со мной. Естественно, от охотника на чудищ в деревне толку никакого, пользы он не приносит. Пожав плечами, я вернулся обратно к столу.
Пожалуй, впервые за пару лет я мог сказать, что наелся до отвала. Странствия по ледяным пустошам измотали меня, поэтому набить живот съестным было крайне приятно. Пусть даже у меня от переедания заболел живот, я остался доволен.
– А пошли растопим баньку? – предложил мне отец. Мать тут же накинулась на него:
– Вот ты старый дурак! Чего ты спрашиваешь, лучше давно бы уже растопил! Знамо же, Гавилан давно не мылся, вишь, как нагулялся, весь грязный, а ты его еще спрашиваешь!
Я улыбнулся. С тех пор, как я стал разумно относиться к жизни, я удивлялся тому, как отец вообще умудрился жениться на маме, потому что пилить она его начала, наверное, еще с первой брачной ночи. Я бы, наверное, оказался прав, если бы сказал, что мать заставила отца жениться на ней. Батя был мастеровитым, трудолюбивым, но вот в остроумии был не силен.
В итоге мы пошли с отцом и Янушем вместе топить баню. Проходя мимо конуры, я посмотрел на Бравку. Дворняжка тихо гавкнула, скорее для приличия, дав мне понять, что она следит за мной, но с безопасного расстояния.
Сидя в парной, я с увлечением рассказывал обо всех тех приключениях, что случились со мной за пару лет, особенно последнюю зиму, ибо помнил ее лучше всего. Конечно, о многих неприятностях я умолчал, как умолчал и об эльфах. Тем не менее, моих историй хватало на то, чтобы отец то и дело вздыхал, приговаривая «Ну ни чего себе!» и «Вот дела-то!». Януш же слушал, слегка прищурив глаза, словно мало верил моим рассказам.
Наконец, я закончил говорить, и обратился к бате:
– Ладно, что я все о себе говорю… Как вы то тут живете?
– Да что тут рассказывать, – отец почесал рукой вспотевшую проплешину на затылке, – все идет как обычно, как всегда и шло. Летом сажаем посевы, осенью готовим соленья, ну а зимой прядем одежку. Да что говорить, ты и сам, наверное, помнишь все, когда мелким был…
– Последние годы и правда прошли незаметно, – вступил в разговор Януш. – Многие дети нашего возраста завели свои семьи и отделились от родителей. Только вот деревне расти некуда – кругом ж поля, потому все селятся чуть ли не впритык друг к другу. Теперь на некоторых дорогах не то, что телега не проедет – не всякий человек пройдет. А боле и нечего сказать…
После мы выбежали из бани, окатывая друг друга ушатами воды, припасенной специально для остужения. Ее мы заранее набрали из местной речки Болтайки. В этой речке всегда была ледяная вода, но зато она была кристально чистой и пахла свежестью. Когда меня окатил водой отец, я даже весь вздрогнул от неожиданного мороза, внезапно окутавшего мое тело. Как будто и не было у меня странствия по окрестностям Орлоога…
– Ух!.. Что-то странно, – пробормотал отец, когда мы с братом на пару, с двух сторон сразу, обдали его водой. – Вроде бы вода должна была остаться холодной, а эта какая-то теплая…
– Так весна уже в самом разгаре, батя! – рассмеялся Януш. – Тепло уже, вот вода и нагрелась.
После бани, довольные и распаренные, мы сели закусить перед сном. Гости давно уже разошлись, и Януш тоже отправился к себе, пообещав прийти на следующий день. Я зевнул. После такого теплого приема мне захотелось поскорее лечь в не менее теплую постель. К моей большой радости, мама все заранее подготовила, и вскоре я уже лежал в уютной кровати, на воздушной перине, под теплым мягким одеялом. Правда, одеяло было действительно теплое, спать было жарко, но лишь я вытащил из-под края одеяла ноги, как тут же заснул. Я не спал так сладко, наверное, с тех самых пор, как я уехал от родителей.
На следующий день мы с отцом, Янушем и еще парой незнакомых мне человек отправились на охоту в Злой лес. Отец все спрашивал Януша, что он не взял с собой своего сына.
– Погоди еще, бать, – говорил брат. – Пусть сперва подрастет, лет до восьми-десяти, а там уже и можно будет.
В лесу я показал всем, как работает арбалет. Пара несложных движений, одно мгновение – и юркий заяц лежал мертвый, с болтом, торчащим прямо в темени. Один из крестьян, которого, кажется, звали Брусыч, удивленно присвистнул.
– Эдак можно и всех зайцев в лесу за день перестрелять! – воскликнул он. – Потом и зайцев-то совсем не останется!
Однако он не отказался самостоятельно попробовать арбалет в действии. Даже отец, взяв осторожно оружие в руки, со второго выстрела убил пролетавшую над нами ворону.
– Вот так вот, неча людей обсирать! – улыбнулся он, довольный своей шуткой независимо от того, понравилась она другим или нет.
Выйдя из леса с добычей, мы пошли по тому самому полю, на котором я когда-то убил свое первое чудище, псевдособаку. Будучи следователем в Пирограде, я получал пару раз задания в близлежащих деревнях, связанных с псевдособаками, а вот в областях других полисов этих чудищ я не встречал. Интересно, подумал я про себя, мог бы я сейчас победить псевдособаку без осколочных бомбочек, в ближнем бою? Псевдособаки были куда резвее и быстрее обычных волков, с которыми я уже имел дело, с молниеносной реакцией. Правда, я не терял времени даром, много тренировался и охотился, поэтому, думаю, проблем с псевдособаками бы не было…
– Фух, как жарко-то! – пожаловался Януш, сбрасывая с себя охотничью куртку.
– Значит, лето будет тоже жарким, – заметил Брусыч.
– Лишь бы речка не пересохла, а так хрен бы с ним, – вздохнул отец.
Брат перебил его:
– Жарко-то ладно, но на поле было прохладнее, как обычно весной и бывает.
– Ну и шо, – ответил отец. – Уже Цветень идет, скоро ночь Падчерицы наступит. Почему бы и не быть жаре?
Януш отмахнулся, не желая спорить.
Дома нас с отцом встретила мать.
– Батюшки, сколько добыли-то, охотнички! – всплеснула она руками. – Это ж потрошить-готовить целый день!
В этот момент про себя я отметил, что вообще-то рассчитывал, что троих зайцев, двух куропаток и вороны (для Бравки, как сказал батя) хватит на неделю-другую жарки и варки, но никак не думал, что мама сделает все за день. А то, что приготовила мама, съедается намного быстрее, чем готовится.