Мартин приблизился к котёнку, понюхал и лизнул его маленькое рыжее ухо.
– Теперь тебе не обязательно ждать меня. У тебя уже всё есть.
Старик, не веря своим ушам, недоверчиво погладил малыша по голове, и через мгновение перед ним засветились врата.
– Это мой тебе подарок, – подтвердил Мартин. – Кстати, а с Грималкин что решили?
– А ничего! Пусть тут и остаётся. А то переселится в другое тело – и ищи-свищи его!
Кот и Хранитель одновременно оглянулись назад и посмотрели на балкон, где в инвалидном кресле сидела Грималкин. От злости она скребла когтями по перилам и клацала огромными клыками на прохожих, которые проходили мимо.
Но никто из них, к великому сожалению старухи, не видел ни когтей чудовища, ни его острых клыков.
Не удивительно. В мире людей практически никогда не видно истинное лицо собеседника – до тех пор, пока он сам его не покажет…
Муза и литератор
Раз в год весь бомонд небольшого провинциального городка собирался на вокзале, чтобы с перрона поприветствовать поезд с художниками, композиторами и литераторами. Тот, хоть и не делал остановки, однако намеренно замедлял свой ход, чтобы как можно медленнее проехать мимо восторженной толпы. Паровозный свисток еще издалека давал знать всем присутствующим, что состав на подходе, и что особо жаждущие увидеть своими глазами корифеев искусства должны как можно ближе подойти к краю платформы, чтобы вручить букеты цветов тому или иному мастеру.
А особо удачливым (в основном, дамам бальзаковского возраста) удавалось подарить и поцелуй вместе с цветами. В основном, этими счастливчиками были поэты залихвастского вида, пишущие стихи про любовь и распаляющие без того бушующие вулканы страстей жителей этого захудалого городишки.
«Бери меня, мою любовь – твоим тогда навеки стану!», – из открытого окна очередной поэт декламировал стихи собственного сочинения, и в него тотчас летели охапки цветов, коробки конфет, целые мешки открыток и писем с признаниями в любви особо чувствительных барышень.
Недалеко от шумной толпы, в тени куста сирени, стоял и местный, никем не признанный, литератор. И, если имена пассажиров поезда у всех не один год были на слуху, то о своем местном «писаке» никто и слыхом не слыхивал. Толпа опять восторженно загудела при виде очередного гениального поэта, а наш герой, не обращая на них никакого внимания, начинал суматошно искать взглядом ту, ради которой он и стал приходить сюда из года в год вместе с остальными – по одной, только ему известной, причине.
Несколько лет назад он впервые случайно оказался на вокзале именно в тот момент, когда поезд проезжал мимо. Его взору тогда и предстала она – Муза.
Литератор, как только ее увидел, сразу же потерял дар речи и повел себя так, словно в него попала молния. Он прибежал домой и тотчас сел за написание стихов, посвященных этому событию. С того самого дня он только и делал, что писал, писал и писал, и жил ожиданием новой встречи с ней, чтобы еще раз хоть на миг увидеть Музу, которая каким-то случайным и непостижимым образом смогла в корне изменить его судьбу.
Но сегодня поезд вдруг внезапно остановился, паровоз громко загудел и зашипел, словно большая стальная кошка. А оторопевший начальник вокзала, не придумав ничего лучшего, начал подкидывать свою фуражку вверх и кричать: «Ура! Брависсимо!».
Впервые состав делал остановку. «Сливки общества» переглядывались молча между собой, не понимая, что им нужно делать в таком случае. Но вот на перрон вышел один старик с длинной белой бородой в крестьянской косоворотке:
– Опять не работаете из-за этого поезда, шалопутничаете? А именно под таким паровозом Анна…
Но договорить старику не дали. Все, как по команде, обступили великого пассажира и наперебой принялись хвалить его романы. Старик махнул рукой и поспешил скрыться в вагоне. А вместо него на перрон сошла Она и, не обращая ни на кого внимания, двинулась прямо по направлению к местному литератору.
– Да, да! Вы! Не оглядывайтесь по сторонам! Я иду именно к вам! – женщина протянула вперёд правую руку и, словно непослушного мальчишку, повела литератора за собой к поезду.
– Я не понимаю, что всё это значит? – еле слышно проговорил мужчина.
– Это значит, что вы едете с нами! Я остановила поезд ради вас. Идёмте же! Да побыстрее!
– Ради меня? Но ведь там…
Женщина улыбнулась:
– Когда-то я точно так же всех их силой сажала на этот поезд, и никто (уж поверьте мне!), никто не решался сам на него взойти! Поэтому ваше поведение меня ничуть не удивляет, но я всё-таки настаиваю, чтобы вы следовали за мной. Ваше время пришло, и нам пора отправляться!
Литератор робко ступил на первую ступень и оглянулся. Он впервые видел бледные лица горожан, выражающие недоумение по поводу того, что ради какого-то неизвестного состав с великими людьми остановился и, мало того, сразу же тронулся, как только литератор убрал ногу с земли.
– Вот мерзавец! – прошептала одна из женщин. – Ещё прикидывался, что никого не знает! А сам на поезд где-то билет раздобыл!
– Да где раздобыл? Украл, наверное! – вторил ей другой мужчина. – Ну, ничего! Вот вернется – мы с ним еще потолкуем!
Но литератор уже не слышал этих слов, так как знал, что он больше никогда не вернется ни в этот город, ни в свою прошлую жизнь. Впереди его ждала Муза, ведущая за руку в вагон, в котором он вместе со всеми остальными пассажирами будет следовать по дороге в вечность.
Водолей
– Ты сегодня приедешь? Да? Хорошо, я покажу материал, который остался. Да, я буду ждать, – ответил мужчина по телефону своей новой знакомой, с которой недавно познакомился в сети.
Каких-то две недели переписки, и она изъявила желание его навестить. Вернее, заехать за строительным материалом, которого якобы у Алексея, а мужчину зовут именно так, было немерено.
Странное чувство. Вроде бы, уже и не двадцать лет, но осознание того, что к нему приедет женщина (девушкой её язык не поворачивался назвать), как-то тревожило. Женщина – так говорят, когда объект предела ваших мечтаний в самом соку. Все это так взволновало Алексея, что он не знал, за что хвататься в первую очередь.
– Хорошо, для начала нужно побриться, – провел рукой по недельной щетине мужчина. – Тоже мне, кавалер выискался! Если не знать, что специалист по всему, что можно починить, то вылитый бомж с соседнего двора. Небритый, немытый – а все туда же, в любовники заявку подаёт. Давай, поспеши, а то так и будешь в исподнем бегать. Вдруг она раньше приедет?
Мужчина решительно зашел в ванную и, пошарив глазами по полкам, понял, что брить «морду лица», как он называл свое отражение в зеркале, было нечем.
– Дожился, – доставая старый станок со сменными лезвиями фирмы «gillette», Алексей еще раз посмотрел на свое небритое лицо, затем – на видавший виды станок с тупым лезвием.
Намылил бороду и начал медленно, закусив нижнюю губу, соскребать, или, скорее, срубать остатки былой роскоши.
Звонок в дверь раздался внезапно, и Алексей, хоть и ждал его, но от неожиданности свалился с дивана, на котором возлежал последние полчаса своей жизни – помытый, побритый, накрахмаленный, как воротничок у музыканта симфонического оркестра, с заклеенными газетой порезами и со странной улыбкой блаженства.
– Иду, иду! – прокричал от волнения мужчина, но голос его подвел и, вместо громкого «Иду!», раздалось хриплое старческое: «Иду, деточка! Сейчас, моя хорошая! Вот только костыли возьму!».
На пороге стояла Она. С улыбкой на лице и какой-то хитринкой в глазах.
– Привет, медвед!
– Здравствуй… те… – выдавил из себя Алексей. – Проходи… те…
Женщина прошла в дом и, разглядывая берлогу одинокого мужчины, сказала:
– Ты дома материал держишь? Или в гараже?
– Ах, да! – воскликнул Алексей, ударив себя несколько раз кулаком по лбу. – Семён Семёныч!
Вспомнив таким образом героя одной комедии и надев шлепанцы на босу ногу, он указал женщине на дверь гаража.
– Ого, сколько у тебя всего! – воскликнула Татьяна. – И плинтус, и вагонка, и половая доска! Да ты буквально кладезь для строителя!
Алексей посмотрел на свою гостью, потом – на материал и, довольный тем, что с виду обыкновенная женщина знает названия всех этих деревянных изделий, и не просто знает, а, к тому же, видит разницу между этими «досками», пришел в неописуемый восторг.
– Я, признаться, и не ожидал, что вы… Простите, ты… Ой, что это я? Вы, Татьяна, такой специалист в этих делах! Ведь для простой женщины, что плинтус, что штапик – всё едино.
– Эх, Лёша, – вздохнула Татьяна. – Хлебнули бы вы с моё – и не только в материалах разбираться начали. Я-то всё одна да одна, вот и приходится вникать. Иначе горе-строители по миру пустят.