«Я погиб, – подумал столяр. – Он меня загрызёт… Но откуда в доме взялся медведь? Дверь-то была закрыта…»
Минуты шли, медведь не проявлял враждебных намерений, а только тащил Урфина за рукав, и вдруг послышался хриплый басистый голос:
– Хозяин! Пора вставать, слишком долго спишь!
Урфин Джюс был так изумлён, что кубарем скатился с кровати: медвежья шкура, раньше лежавшая у порога, стояла на четырёх лапах у постели столяра и мотала головой.
«Это ожила шкура моего ручного медведя. Она ходит, разговаривает… Но отчего это? Неужели просыпанный порошок?..»
Чтобы проверить свою догадку, Урфин обратился к филину:
– Гуам… Гуамоко!..
Филин молчал.
– Послушай, ты, наглая птица! – свирепо заорал столяр. – Довольно я ломал язык, полностью выговаривая твоё проклятое имя! Если не хочешь отвечать, убирайся в лес и сам добывай себе пищу!
Филин ответил примирительно:
– Ладно, не кипятись! Гуамоко так Гуамоко, но на меньшее я не согласен. О чём ты хотел меня спросить?
– Правда ли, что жизненная сила неизвестного растения так велика, что даже его порошок оживил шкуру?
– Правда. Об этом растении я слыхал от мудрейшего из филинов, моего прадеда Каритофилакси…
– Хватит! – рявкнул Урфин. – Замолчи! А ты, шкура, убирайся на место, не мешай мне думать!
Шкура послушно отошла к порогу и улеглась на привычном месте.
– Вот так штука! – бормотал Урфин Джюс, усевшись у стола и подперев лохматую голову руками. – Вопрос теперь в том, полезная для меня эта штука или нет?
После долгих размышлений честолюбивый столяр решил, что эта штука для него полезная, так как даёт ему бо`льшую власть над вещами.
Но надо было ещё проверить, как велика сила живительного порошка. На столе стояло сделанное Урфином чучело попугая с синими, красными и зелёными перьями. Столяр достал щепоточку бурого порошка и посыпал голову и спину чучела.
Произошла удивительная вещь. Порошок с лёгким шипением задымился и начал исчезать. Его бурые крупинки словно таяли, всасываясь в кожу попугая между перьями. Чучело задвигалось, подняло голову, осмотрелось… Оживший попугай взмахнул крыльями и с резким криком вылетел в открытое окно.
– Действует! – в восторге заорал Урфин Джюс. – Действует!.. На чём бы ещё попробовать?
К стене в виде украшения были прибиты огромные оленьи рога, и Урфин щедро посыпал их живительным порошком.
– Посмотрим, что из этого будет, – ухмыльнулся столяр.
Результата пришлось ждать не очень долго. Опять лёгкий дымок над рогами, исчезновение крупинок… Затрещали выдираемые из стены гвозди, рога свалились на пол и с дикой яростью бросились на Урфина Джюса.
– Караул! – завопил испуганный столяр, удирая от рогов.
Но те с неожиданной ловкостью преследовали его повсюду: на кровати, на столе и под столом. Медвежья шкура в страхе сжалась у закрытой двери.
– Хозяин! – закричала она. – Открой дверь!..
Увёртываясь от ударов, Урфин отодвинул засов и вылетел на крыльцо. За ним с рёвом неслась медвежья шкура, а дальше дико подпрыгивали рога. Всё это смешалось на крыльце в вопящую и кувыркающуюся кучу, покатилось по ступенькам. А из дома неслось насмешливое уханье филина. Рога вышибли калитку и огромными скачками понеслись к лесу. Урфин Джюс, помятый и ушибленный, поднялся с земли.
– Чёрт побери! – простонал он, ощупывая бока. – Это уж чересчур!
Шкура с укором молвила:
– Разве ты не знаешь, хозяин, что сейчас самая пора, когда олени страшно драчливы. Ещё хорошо, что ты остался жив… Ну, теперь и достанется оленям в лесу от этих рогов! – и медвежья шкура хрипло захохотала.
Из этого Урфин заключил, что с порошком надо обращаться осторожно и не оживлять что попало. В комнате был полнейший разгром: всё было поломано, опрокинуто, посуда перебита, в воздухе кружился пух из распоротой подушки. Джюс сердито сказал филину:
– Почему ты не предупредил меня, что опасно оживлять рога?
Злопамятная птица ответила:
– Гуамоколатокинт предупредил бы, а Гуамоко не хватило для этого проницательности.
Решив рассчитаться с филином за его коварство позднее, Урфин начал наводить в комнате порядок. Он поднял с пола когда-то сделанного им деревянного клоуна. У клоуна было свирепое лицо и рот с оскаленными острыми зубами, и потому его никто не купил.
– Ну, я думаю, ты не натворишь столько бед, сколько рога, – сказал Урфин и посыпал клоуна порошком.
Сделав это, он поставил игрушку на стол, а сам сел рядом на табуретку и замечтался. Опомнился он от острой боли: ожившая игрушка вцепилась ему зубами в палец.
– И ты туда же, дрянь! – рассвирепел Урфин Джюс и с размаху швырнул клоуна на пол.
Тот заковылял в дальний угол, спрятался за сундук и остался сидеть там, мотая для собственного удовольствия руками, ногами и головой.
Честолюбивые планы Урфина Джюса
Однажды Урфин сидел на крыльце и слушал, как в доме переругивались медвежья шкура и Гуамоко.
– Ты, филин, не любишь хозяина, – ворчала шкура. – Нарочно молчал, когда он оживил рога, а ведь знал, что это опасно… И всё-то ты хитришь, филин, всё хитришь. Насмотрелся я на вашего брата, когда жил в лесу. Вот погоди, доберусь до тебя…
– Ух-ух-ух! – издевался филин с высокого насеста. – Ну и напугала, пустая болтушка!
– Что я пустая, это верно, – сокрушённо призналась шкура. – Попрошу хозяина набить меня опилками, а то уж очень легка я на ходу, никакой устойчивости, любой ветерок свалит с ног…
«А это хорошо придумано, – заметил про себя Джюс, – надо будет так и сделать».
Голоса в доме становились всё громче, и Урфин гневно прикрикнул:
– Ну, вы там, разгалделись! Замолчать!
Спорщики продолжали браниться шёпотом.
Урфин Джюс строил планы на будущее. Конечно, он должен теперь занять более высокое положение в Голубой стране. Урфин знал, что жевуны после смерти Гингемы выбрали в правители уважаемого старика Према Кокуса.
Под управлением доброго Кокуса жевунам жилось легко и свободно.