Тело Нидады дернулось несколько раз и обмякло. Герменгельд медленно опустил его лицом в топь.
Книва вдруг ощутил мимолетное презрение к этим людям. Неужели они не понимают, что богам из-за камыша и не разглядеть все как следует?
Но это было не важно. Главное, сейчас он, Книва, избавится от нечистоты внутри.
Перед глазами вдруг мелькнуло на миг лицо Нидады там, возле лесного озерца. «Я стану великим воином!»
Не станешь, Нидада!
Чужие боги на болоте переговаривались резкими голосами. Чувствовалось, были недовольны.
«А с чего им быть довольными? – подумал Книва. – Они же ничего не видели из-за камышей».
Герменгельд с Вутерихом вернулись. Рывком вздернули Книву на ноги. Тот не сопротивлялся.
– Стойте! – В голосе Хундилы слышалось беспокойство, даже не беспокойство – страх. – Поближе к ним подойдите, – велел старейшина. – Пусть они видят.
Книва даже равнодушно-отстраненно удивился. В первый раз в жизни он слышал в голосе старейшины страх.
Герменгельд и Вутерих подхватили Книву, как только что – Нидаду, и поволокли к чужим богам. Герменгельд поскользнулся, взмахнул рукой, в которой нож держал, – капелька Нидадовой крови упала на щеку Книвы.
У края паруса остановились. Не решался Вутерих снова на парус ступить. До сих пор еще дрожал от страха пережитого. Но Книву держал крепко.
Чужие боги смотрели на него с отвращением. Особенно один – тот, что помоложе.
Стояли Герменгельд с Вутерихом – и Книва между ними – и не могли решиться. Ступить на парус? Или нет?
Книва тоже не знал, как быть. И радовался, что не ему решать. Ему – только горло под нож подставить. Очиститься.
Боги не двигались с места.
Какие они чужие! Теперь, с близкого расстояния, Книва мог хорошо их рассмотреть.
На богах были странные одежды. Очень красивые. Сверкающие. И рунами исчерченные. Ни разу Книве не доводилось видеть чего-либо похожего.
В руках у богов были невиданные мечи. Короткие и будто обломленные на концах.
Тут младший из богов, лицом гладкий, точно ребенок, сделал рукой жест: словно позвал. И потянулся вперед Книва. И потянул за собой Герменгельда с Вутерихом. И вступили они, все трое, – на парус. И боги это видели.
Шаг, другой, третий – по парусам цвета снега и огня. Снега и крови. Шли, оставляя грязные следы.
Но богов это, похоже, не волновало.
Меч в руке молодого бога шевельнулся. Пальцы сжались на рукояти. Теперь Книва смотрел лишь на эти пальцы. На пальцы чужого бога с побелевшими костяшками. Он чувствовал, как исходит яростью бог. Неужели сам желает Книву очистить?
Здесь, возле чужих богов, воздух был пропитан чужими запахами. Пахло окалиной от вместилища. Пахло и от богов – странно и дивно. А еще – воняло паленым мясом. Теперь Книва видел – боги сожгли голову квеманки. И еще что-то сожгли.
Звуки чужого языка ударили по ушам. Книва непроизвольно втянул голову в плечи. С ним заговорил старший бог. Этот бог был крупнее молодого, шире. Чувствовалась в нем невероятная мощь. И он, бог, не спеша двинулся к Книве.
Невероятным усилием Книва заставил себя посмотреть в лицо чужого бога. У бога были серые глаза с прищуром. Чужой бог смотрел на Книву и насмешливо улыбался. Не гневался.
Но тут бог что-то сердито рявкнул Герменгельду, показал на нож окровавленный, на Книву…
И Герменгельд решил: велит ему бог кровь из Книвы выпустить. Ума у Герменгельда меньше, чем силы. Забыл, что кровь Книвы в болото должна пролиться, а не на парус дивный…
И тут явил свою силу старший бог. Перехватил левой рукой Герменгельдову руку и сжал так, что вскрикнул Герменгельд и нож выронил, Книву выпустил и на колени упал. А молодой бог, раскачиваясь, словно танцуя, надвинулся на Вутериха. И икнул от страха Вутерих, тоже выпустил Книву и попятился быстро-быстро, а за краем паруса споткнулся и в грязь упал. Но подскочил тут же и побежал прочь, расплескивая грязь. И Герменгельд тоже побежал, придерживая левой рукой правую, ту, которой бог коснулся.
А младший бог меч поднял. Книва зажмурился и голову запрокинул, горло подставляя…
Но не стал ему кровь выпускать чужой бог, а разрезал путы, и стали руки Книвы свободны. Книва глаза открыл и увидел, что не гневается на него чужой бог, а приязнь источает. Приязнь бога была… она была как ворчание старого Ханалы. Но она была. И под напором этой божественной приязни нечистота, что сидела в Книве, вдруг съежилась и вышла вон. И не стало ее. Бог избавил Книву от нечистоты.
Вне себя от радости Книва запрокинул голову и издал боевой клич. Сорвал с пояса квеманскую голову, в небо швырнул. Пусть чужие боги потешатся, глядя на квеманскую голову, кувыркающуюся в небе.
Старший бог равнодушно проводил взглядом голову.
И понял Книва, что не квеманские это боги. Не было им дела до квеманской головы.
Старший сероглазый бог что-то сказал второму, оскалился, сильно хлопнул Книву по плечу.
Книву наполнила гордость. Бог коснулся его! Эх, жаль, Нидада не видит.
Теперь Книве было жалко Нидаду.
Молодой бог, который только что дружески ухмылялся Книве, вдруг сделался строг. И старший бог нахмурился.
Стало быть, так надо. Стало быть, должен был Нидада умереть.
Книва кивнул. Воин должен быть сметливым. Иначе не быть ему воином. Убьют.
Глава пятая
Алексей Коршунов. Борт «Союз ТМ-М-4»
– Ну что? На следующем витке? – Перевернутое лицо командира надвинулось сверху.
– Погоди… Вон глянь, там грозовой фронт подходит. – Алексей отодвинулся от иллюминатора, вытер пот.
Господи, жарко-то как! И все жарче становится.
Коршунов поглядел на свои руки, обтянутые серебристой тканью «пингвина»[2 - Специальный комбинезон для работы в условиях невесомости. Создает дополнительную нагрузку на опорно-двигательный аппарат. Крайне неудобен в условиях обычной силы тяжести.], сжал кулаки, разжал. Ладони влажные. Противно. Хотя жара – это семечки. Кабы только жара…
После последней коррекции они окончательно потеряли закрутку. Энергия от солнечных батарей почти не идет. Соответственно, и система охлаждения почти не работает. А чтобы она работала, солнечные батареи должны быть, по возможности, всегда обращенными к Солнцу. Для этого кораблю следует придать вращательный момент. При этом скорость вращения должна быть синхронизирована со скоростью вращения вокруг Земли. Это и называется закруткой…
Алексей поймал себя на том, что бормочет себе под нос. Совсем крыша едет…
– Где, говоришь, фронт твой? – Геннадий придвинулся к иллюминатору.
– Да вон там, – буркнул Алексей.