Избранное. Том 1

Только перед нашим уходом итальянцы признались: все, что произошло в ресторане, отрепетированная, дежурная шутка оригинального директора. Действительно сервис!

Ничего неожиданного нет в появлении в Москве слухов о готовящемся государственном перевороте. «Комсомолка», «Известия» пестрят статьями о вариантах заговора. Но ни политики, ни население, по-моему, серьезно эту возню не воспринимают.

Кружится в воздухе мысль, что ждать нам осталось недолго, и момент истины может проявиться где-то в конце мая-начале июня этого года, что неконтролируемый распад экономики может начаться летом. Думаю, что это не так. Как бы я вообще хотел уйти от разговора на эту тему, но большинство аналитиков в печати так или иначе называет эти сроки. Правительство отказалось ввести чрезвычайное положение в экономике, разговоры о крушении национальной экономики, гиперинфляционных коллизиях отвергаются, и отвергаются достаточно бодро и активно.

Из газет: «22 марта 1994 года в 20.58.01 по московскому времени в районе Междуреченска потерпел катастрофу пассажирский самолет-аэробус А-310-300 «Глинка» авиакомпании «Российские авиалинии», выполнявший рейс по маршруту Москва-Гонконг. Все находившиеся на борту 75 человек погибли».

Не исключается, по мнению сотрудников по чрезвычайным ситуациям министерства транспорта России, что во время полета был совершен террористический акт. Но правду расскажет только «черный ящик».

Около столовой случайно встретился с бывшим работником нашего завода – заместителем начальника одного из цехов Скорняковым Александром Ивановичем. Два года назад он крепко заболел и был вынужден уйти на пенсию. У него стенокардия. На вопрос: как жизнь? – ответил:

– Туговато с деньгами, пенсия всего 56 тысяч рублей.

Средний заработок по городу – 180 тысяч рублей. Против той, которая была у нефтехимиков пять лет назад, это меньше половины. Не густо.

– Но мне много не надо. На еду хватает. Зато я узнал жизнь. Я узнал, что у жизни есть и другая сторона. Хожу с внуком на рыбалку, в театр. Моей мечтой было прочесть свою библиотеку, которую собрал. Все откладывал до пенсии. Сейчас читаю запоем.

Оказывается, есть другая, не менее интересная жизнь, когда ты предоставлен в значительной степени себе. Библиотека моя тоже еще не прочитана. В сущности я и не принадлежал себе. Не было времени сосредоточиться на своей персоне, на семье. Дети выросли как-то сами. Жена управляется со своими делами без меня. Постоянное отсутствие свободного времени. Может быть, не умеем организовывать себя? Нет, я думаю, общее состояние таково, что невозможно уложиться в определенные рамки. Мне не хватает рабочего дня, чтобы я все, что нужно, охватил, сделал так, как хотелось бы. В таком ритме живут большинство руководителей, которых я знаю.

Интересная штука – пенсия. Посмотрим.

Посидим еще на лавочке у дома. Если доживем…

На сегодня в бюджете города пусто. Наш завод переплатил по итогам прошлого года один миллиард рублей. Я пытался через налоговую инспекцию эти деньги вернуть, но ее начальник не может решить это сам, потому что нет денег для возврата. Это было бы не так грустно, если бы не было ясно, что во втором квартале у нас вообще не будет прибыли. Не будет прибыли и у соседей. Пополнения городской казны ждать неоткуда. Мелкие предприятия, товарищества, кооперативы лопаются, как мыльные пузыри, в основном из-за налогов и того ералаша, который воцарился из-за разрывов связей, из-за нестабильности. Много рэкета, угроз. Кооперативы сворачиваются. Откуда же ждать пополнения бюджета?

Мне рассказали знакомые: преподаватели вузов запросто прекращают лекции, вслух мотивируя это тем, что надо идти на рынок продавать товар. И многие так и делают. Доценты занимаются челночным бизнесом. На зарплату доцента прожить невозможно. Она в два раза меньше стоимости потребительской корзины. Поэтому трудно работать в академической науке, невозможно нормально учить детей. Критерии, приоритеты у многих студентов теперь другие. Они видят, что можно не учиться, а зарабатывать больше, чем дипломированный специалист. Печально, но это нельзя ставить в вину молодежи. Виноваты мы, старшее поколение.

Интересно, кто будет работать в XXI веке? Кто будет руководить нами? Где сидит (учится) сейчас министр образования, министр экономики? Что делает сейчас наш будущий Премьер? О чем они думают?

В середине прошлой недели звонил один из чиновников Комитета по нефтехимии, который курировал нашу отрасль еще в том, советском министерстве. Спросил:

– Ну, как дела на полиэтилене?

– Нормально. Стоим.

– Как стоите?

– Так стоим. Четвертый месяц уже. Полиэтилен убыточен.

– А как фенольное производство?

– Стоит.

– Как стоит?

– Как и полиэтилен.

– А что еще стоит?!

– Ничего. Остальное работает.

– Как работает?

– Процентов на восемьдесят от нормальной нагрузки.

Раньше, лет восемь назад, этот разговор показался бы дикостью. Министерский чиновник мог позвонить в час ночи, в субботу, в воскресенье не только на работу, но и домой. Мог шуметь, кричать, требовать одну-две цистерны продукции сверх плана. Контролировалось все и вся. И попробуй не выполнить! Тогда была одна крайность, которая не давала свободы, душила. Сейчас – другая. Теперь никто никем не руководит. Никто ничего не координирует. Нет источника, в котором можно было бы почерпнуть информацию, сделать прогноз на ближайшие два-три месяца по выпуску продукции в целом по России. Никто не занимается народным хозяйством системно.

Деньги становятся не те. Если раньше деньги перевозили инкассаторы, в основном пенсионеры, то теперь – парни, как на подбор, молодые, здоровые, все спортсмены. Каждый из них проходит курсы повышения квалификации. Здесь и отработка приемов рукопашного боя, и стрельба из пистолета, автомата, и общая физическая подготовка. В апреле лучшим инкассатором в нашем городе признан Юрий Тюнин – мастер спорта. В составе делегации областного управления он поедет во Францию изучать, как перевозят тамошние местные инкассаторы франки.

Апрель

Оборотных средств не хватает. Предоплата задушила. Это новое явление времени, суть которого в том, что железной дороге, например, необходимо оплатить более половины за то, чтобы она приняла груз к перевозке; поставщикам сырья авансом покрыть половину его стоимости. Душат неплатежи, ультимативные установки партнеров. При существующей системе налогов нет возможности ни развиваться, ни пополнять свои оборотные средства. Налоги поглощают до 70 процентов прибыли. Что получается? Десятилетия железная дорога, энергетика не получали требуемых средств. Нужны были капитальные затраты. И теперь, когда враз все рухнуло, необходимы срочные меры. Повышаются налоги на фоне общего спада объема производства. Работающих промышленных предприятий становится все меньше. Прошла информация, что подготовлен документ о банкротстве на тридцать предприятий области. То есть, они уже в черновом варианте числятся как банкроты.

Не могу верить.

Два дня назад Скорпиона положили в травматологию. Возвращался вечером домой. На остановке набросились подростки, человек пять. Ударили сзади по голове, сшибли с ног, раздели и разбежались.

Волчата. Зубы режутся.

В недавней поездке в Москву попутчиком оказался крепкий семидесятилетний старик. Хотя язык не поворачивается назвать его стариком. Выбрит, постоянно в галстуке, активен в разговоре и определенен в суждениях. До недавнего времени работал в строительном Главке. Был заместителем директора по капитальному строительству при возведении ГЭС имени Ленина на Волге, КАМАЗа, АвтоВАЗа в Тольятти. Работал, как он говорит, с темна до темна, включая выходные. Не заметил, как дети выросли, как сам оказался в пенсионном возрасте. Очень много забавных подробностей рассказывал из быта строителей «своего» времени, но каждый раз возвращался к одному: «Почему нас всех огульно охаяли при перестройке? Да, мы – коммунисты, но разве не мы возвели индустрию страны, разве не мы положили все свои силы в работе?»

– Мой генеральный часто не ездил домой ночевать. Жил в кабинете.

Мы ему, чтобы сшить новый костюм, мерку снимали в тот момент, когда он спал на диване, иначе поймать не могли, а теперь говорят – «номенклатура», «коммунисты», клеймят по-всякому. Кто-то гнул ложную политику, а кто-то спину в работе. Обидно. Сейчас пенсия – тьфу, говорить стыдно, на два билета от Москвы до Самары не хватит. Куда дальше? Вот сел писать книгу о таких, как я, нас ведь обокрали и оболгали.

– Кто, – спрашиваю, – те, кто при перестройке, или после?

– И до перестройки, и при ней, и после нее. Человека труда всегда обирают.

Пожелал ему успеха в его писаниях. Хотя… Об этом уже столько сказано и написано. Разве что все, пропущенное через личное восприятие, личный опыт и потери, зазвучит как-то по-новому? Нужен художник большого масштаба. Но ведь это так редко сочетается: молодой талант и крепкий жизненный опыт. Но кто знает, может уже сейчас где-то в тиши зреет неожиданный талант, который через несколько лет скажет свое слово, как молодой Шолохов, о своем времени. И мы сами себя узнаем и многому удивимся и ужаснемся.

Прошедшую ночь все мои домашние не спали. Вчера вечером мы отвезли нашу сноху Лену в роддом. И ночь пребывали в тревожном ожидании. Но все прошло нормально. В восемь утра у меня родился внук. Первый внук. И уже в этот день я узнал, что его решено назвать Виктором, в честь деда, то есть меня. Смешанное чувство испытываю. Дед со стороны матери, мой сват, плакал. Я как-то принял все не так сентиментально. Не успел еще постареть в свои пятьдесят лет и два месяца.

Помню, как было строго, когда рождались мои детишки. Теперь в первый же день рождения и бабушек, и дедушек, даже тетку, и в первую очередь отца допустили к новорожденному. Отец помыл руки, одел белый халат и подержал его на руках. Сын быстро успокоился, перестал плакать, схватил отцовский палец, поднес ко рту и начал сосать.

До мельчайших подробностей помню обстоятельства, при которых родилась моя дочь Соня в 1975 году, 2 июля. Я, работая в одном из цехов нашего завода в должности заместителя начальника, был в отпуске, – у матушки в деревне. И не рассчитал. В мое отсутствие у жены начались роды. Мне позвонили и сказали об этом. На другой день примчался на перекладных. Перед посещением роддома заскочил домой переодеться. Только снял рубашку, стук в дверь. Открываю – посыльные с завода. Оказалось, что ровно в восемь часов 2 июля наш цех взорвался полностью. Пострадали три человека. Один из них, Николай Буянов, погиб. Старший аппаратчик, мой коллега.

Через двадцать минут я был в цехе. Завод стоит. Прибыли три заместителя министра. Комиссия занимается расследованием. Кипит работа по разбору завалов. Я попал к жене в роддом только на пятые сутки. Передавал ей записки прямо из цеха. О взрыве молчал. Врал, что начальник цеха заболел, обострилась язва желудка, лежит в больнице, поэтому никак не могу вырваться с завода. Трое суток разборка завалов велась днем и ночью. Было около двухсот человек из армейских частей. Искали погибшего. Нашли на четвертый день. Тогда я первый раз уехал домой поспать. Где-то на пятый день появился у роддома перед окном палаты, где лежала жена. Запиской вызвал к окошку. Подошел и увидел ее, грозившую мне кулаком. Оказывается, накануне был парень с соседнего завода, у которого жена лежит в той же палате, и объявил громогласно, стоя под окном:

– Мы уже почти неделю разбираем на заводе у соседей взорвавшийся цех, – и назвал номер цеха и мою фамилию.

…В самый последний момент, когда жена позвонила из роддома и сказала, что можно забирать их домой, комиссия, которая сидела в соседней комнате, потребовала объяснить одну из особенностей пуска реактора. Им показался подозрительным режим пуска. Недоразумение оказалось простым, минут через тридцать-сорок я все комиссии объяснил и оказался свободным. Но время было потеряно, час пик прошел, автобусы ходили редко. Когда прибыл в роддом, моих там уже не было. Жену с дочерью обнаружил дома, спрятавшимися за холодильником. Услышали мои шаги по лестнице и, шутя, спрятались от меня. Радость, конечно, была большая, но и огорчение от того, что не успел. А жена объяснила так:

– Вышла, никого нет. Около получаса посидела с ребенком внизу в роддоме. Тебя не видно.

Ждать показалось глупым. Да и окружающие смотрели на нее, как на человека, к которому некому прийти.

…Как технолог я был невиновен. Комиссия сделала предварительные выводы, что за двенадцать дней, предшествовавших взрыву, каких-либо технологических осложнений и причин, способных повлечь за собой аварию и взрыв, не было. Действительно, как потом показали окончательные выводы, авария произошла по механической причине. Труба, работавшая под давлением в 80 атмосфер, имела некачественный сварной шов. Когда разыскали сварщика, который варил этот злосчастный шов (он был уже на пенсии, совершенно преклонного возраста), тот безапелляционно заявил, что шов варил не он, ибо на трубе стоит не личное его клеймо, а выполненный сваркой самодельный знак.