Судьба русского солдата

Алексей обернулся. Мужик истолковал это на свой лад:

– Я грю, верной дорогой идёте, товарищ…

И развёл руками.

– Мне к Галине Фёдоровне Кровлевой, – оглядев очередного жителя коммунальной квартиры, проговорил Златков.

Мужик надул губы, фыркнул, разбрызгивая слюни, небрежно утёрся рукавом тельняшки. Правда, неразборчиво буркнул себе под нос тут же что-то наподобие «прошу прощения». Проговорил внятно, снова разведя руками:

– Понятное дело, что не ко мне. За мной ещё рано.

– Она дома?

– Дома?! – Мужик сделал шаг назад, шмыгнул носом и опять утёрся тельняшкой. – Это как сказать…

Мутный взгляд собеседника прошёлся по Златкову от головы до пят.

– Погоди, ты не с труповозки, что ли? – наморщил лоб человек в тельняшке и тренировочных.

Алексей закусил губу. Дальше можно было не объяснять. Разжал пальцы и вытащил руку из кармана – всё время до этого он продолжал придерживать ладонью в кармане табакерку.

Держась рукой за стену, мужик засыпал Златкова предположениями, весьма сбивчивыми и противоречивыми, сам же их опровергая:

– Ты из собеса, что ли? Хотя нет, они так поздно не ходят. А не с почты? Пенсию принесли? Да нет, там бабы одни ходят. И опять-таки, время неурочное. Агент жилищный уже, что ли? Быстро вы, если так. Только сегодня померла, и уже комнатку смотреть пришли… Или из милиции? Или как там теперь, полиции…

Чтобы только прервать хоть чем-то обрушившийся на него словесный поток, Златков быстро спросил:

– Вы кто?

– Я? Гена…

Ответ был исчерпывающим. Гена сделал шаг назад, видимо по-своему истолковав вопрос визитёра и манеру, в которой он был задан. Сделав шаг назад, произнёс тихо и утверждающе:

– Значит, из полиции…

Златков отрицательно покачал головой.

– Тогда чего надо? – последовал вполне резонный вопрос.

Необходимо было что-то предпринимать дальше. Рассказывать о событиях последних нескольких дней и своих предположениях непонятно кому, в полутёмном коридоре запущенной коммунальной квартиры? Ну а дальше что?

– Вы ей не родственник?

– Я? Нет… – Гена отрицательно покачал головой и выжидающе посмотрел на Златкова вполне сфокусированным взглядом. – И?

Выбора не оставалось – нужно было пробовать.

– У неё отец на фронте пропал, так? – пошёл ва-банк Златков.

Реакция собеседника оказалась неожиданной. Он отстранился назад, долго тёр брови тыльной стороной ладоней, затем отозвался глухо:

– Так.

Интуитивно нащупывая нить для продолжения разговора, Златков поинтересовался:

– Давно здесь живёте?

– Всю жизнь, – отозвался Гена. Хотя мог бы, конечно, послать Златкова куда подальше, ведь для него он тоже был неизвестно кто.

Следующий шаг пришёл сам собой. Златков протянул руку:

– Алексей.

Через несколько минут он уже знал, что Галина Фёдоровна жила в этой коммунальной квартире в маленькой десятиметровой комнатке, всю свою жизнь проработала учительницей в школе. Последние десять лет существовала на мизерную пенсию. Была одинока и ни про каких живых её родственников никто никогда не слышал. Весь минувший год тяжело болела, а сегодня утром умерла.

«Мистика», – в очередной раз произнёс мысленно Златков.

– Учился я у неё, – неожиданно закончил свой рассказ Гена и, обозначив вытянутой вниз рукой небольшое расстояние от пола, даже чуть улыбнулся. – Вот с таких вот лет меня знала.

Разговаривая, они прошли по длинному коридору. Миновали кухню с весьма характерными ароматами. Оттуда их пристально проводили две пары женских глаз. До Златкова донеслось:

– Кого это Генка притащил?

Гена толкнул обшарпанную дверь справа по коридору:

– А комната её вот…

В нос ударил удушливый запах лекарств и помещения, в котором долго находился больной человек. Не переступая порога, Златков произнёс, обращаясь к соседу:

– Да комната-то ладно. Мне бы родственников её найти. Хоть каких-нибудь.

Видимо, слово «комната» явилось спусковым крючком для толстой тётки в цветастом переднике, надетом поверх полосатого халата. Она уже с кухни внимательно прислушивалась к их разговору. Сейчас же, выскочив с поварёшкой в коридор, без всякой видимой причины тётка набросилась на Златкова:

– Комнату захотел?! А ну, пошёл прочь отсюда! Ишь, нашёлся родственничек!

– Да погодите вы, не нужна мне никакая комната, – отступая обратно по коридору под натиском свистевшей у него перед лицом поварёшки, говорил Златков, примиряющее выставив руки перед собой. – Я совсем не за этим пришёл.

– Всю квартиру оттяпать пришёл?! Шиш тебе! Вон отсюда! – бесновалась тётка, брызжа слюной. – Нам эта комната теперь отойдёт, нам! Я тоже блокадница!

Вторая женщина спокойно вышла из кухни, задержалась, посмотрев на беснующуюся соседку.

– И ты не пялься – у меня больше прав на жильё! – поварёшка угрожающе повисла в воздухе в занесённой руке.

– Хабалка ты, – последовал невозмутимый комментарий в ответ. – Ты блокадница ташкентская. Думаешь, вспомнить некому, что ты в эвакуации родилась? Мне-то сказки не рассказывай – вы сюда после войны вернулись.

– Ну ёлки-палки, соседушки… – попытался внести свой миротворческий вклад Гена.

Поварёшка моментально просвистела уже у него над головой: